Беседа корреспондента "АиФ" с писателем А. АДАМОВИЧЕМ.
- Алесь Михайлович, как сейчас обстоит дело с профессией писателя? Как свобода сказалась на творческом человеке? Стали ли мы в этом смысле похожими на Запад, где профессионалов, живущих писательским трудом, - раз, два и обчелся?
- Нас столько десятилетий мучила лубянско-цековская давильня, что казалось, стоит сбросить путы, от этого избавиться, остальное уже не страшно. Более того, нам было странно, когда приезжали известные режиссеры с Запада и говорили: не думайте, что вы выходите на творческий простор, где все сумеете. Вы из тюрьмы выходите, но вы попадаете в лапы коммерции, в лапы экономической зависимости, в которой мы находимся. Мы уже знаем, как вырваться из этих тисков, а вы еще не знаете и, конечно, испытаете немалый шок. И они правы.
Когда я был в Канаде, возникла очень любопытная аналогия. Нас повезли к индейцам в резервацию. Если говорить о материальной стороне, они там в резервации живут дай Бог каждому, как у нас говорят. Но что меня поразило: они лишены многих прав, которые имеют канадцы. Не потому, что индейцы, не потому, что изгои, другое племя, а потому, что они не могут жить по общим для всех законам жизни, сами за себя отвечать: сами себя лечить, учить, кормить. Они на иждивении у государства. Ну а коли на государство возлагаешь за себя ответственность, тогда ты его пленник. Мы все тоже были такими индейцами, жили в такой резервации. Мы отдали государству заботу о нас, но за это платили свободой творчества.
- Вы подходите к книжным развалам, которых сейчас так много?
- А как же? Подхожу, смотрю, покупаю. Вот купил недавно за 150 рублей "Розу мира" Даниила Андреева. Гениальная книга! Все-таки даже коммерция порой нащупывает истинную литературу.
- Книг интересных стало больше. Рынок как-то все постепенно отсеивает, хотя он, конечно, многим и сломал судьбу...
- Не жалко циников, конъюнктурщиков. Но есть достойные люди, с не очень большим талантом, не много пишущие, не много издающиеся, которые сейчас, конечно, в катастрофическом положении. Когда-то им Союз писателей мог заплатить ежемесячно хотя бы 100 рублей, а сейчас и того не дают. Эти люди не сидят в подземных переходах только потому, что им стыдно, лучше умереть. Но ведь этого нельзя позволить.
- Вы сейчас возглавляете киноинститут? Чем он занимается?
- Пишем, если можно так выразиться, новую историю кино. Сотрудники перерыли архив ЦК, Госкино, Мосфильма, Ленфильма, записали известных людей, крупнейших режиссеров. Сейчас у нас выходит первая книга пятитомника, условное название "Давильня". Книга о том, как закручивали гайки, давили таланты, причем система была построена так, что в этом участвовали сами художники.
Я тоже был участником такого события, правда, в качестве жертвы. Когда с Э. Климовым мы сделали фильм "Иди и смотри", Ермашу показалось, что его все- таки выпускать опасно. Он позвал трех Героев Соцтруда, очень крупных режиссеров, и с их помощью сделал все, чтобы эту картину попридержать. Ему это не совсем удалось, хотя талантливые художники выполнили отведенную им роль, сами может быть, не заметив.
Я наблюдал, как это делалось. Никакого желания причинить зло собрату у них не было.
Они лишь как профессионалы сказали Климову: "Знаешь, Элем, это мощный фильм, но вот у тебя вторая серия настолько мощная, что первая проигрывает". Или: "У тебя все здорово, но вот эту сцену, вот этот кадр я бы убрал". Причем они знали, что он не будет этого делать. А Ермашу только это и надо: "Элем, ты меня не слушаешь, но Герасимова, Кулиджанова, Чухрая ты же не можешь не послушать?!" Тот поднимается и говорит: "Я уезжаю в Ленинград, можете делать, что хотите, я ничего кромсать не буду". Вот это и есть давильня, со сложнейшим механизмом.
- Алесь Михайлович, вы - белорус. Наверное, каждое сообщение из своей страны воспринимаете то с болью, то с радостью, то с огорчением. Когда-то существовала дружба народов, которая мощным захватом шла из Москвы. Дружили мы таким образом, что зажимали глотку своему другу, нивелировали его, русифицировали. Хоть криком кричи, но ты - советский, у нас общенародное государство, все одинаковы. Сейчас мы, "АиФ", пытаемся рассказать о неповторимости каждого народа, о каких-то обычаях, свадьбах, о ментальности народа. Как вам видится с этих позиций белорус, простой, нормальный человек? Чем он отличается, скажем, от русского?
- Прежде всего, это нация, которая одна из последних перестала быть крестьянской. Так складывалась историческая судьба народа, что его "верхи", интеллигенцию, элиту, отсекала, забирала себе или Польша, или Россия. Ясно, что качества крестьянские стали как бы синонимом национального.
А крестьянские черты хоть у белорусов свои, у русских - свои, у украинцев - тоже свои, но все-таки где-то достаточно близки, похожи. Это простодушие, хитрость, причем такая детская хитрость, наивность. Ему кажется, что он тебя видит насквозь, а ты его не видишь. Это и добродушие, и в каком-то смысле беззащитность. Кстати, эта беззащитность всегда дорого стоила Беларуси.
Вот два примера. Когда Тухачевский, Сталин вели полки на Варшаву, они проходили через Беларусь. И Сталин, "великий гуманист", вдруг отметил, насколько хорошо, по-доброму принимали белорусы Красную Армию. Это цитировалось во всех учебниках истории, но не говорилось о том, что восхитившийся белорусами "гуманист" потом уничтожил одну четверть белорусов, а интеллигенцию - напрочь.
Когда фашисты планировали поход на Восток и давали оценку всем народам, с которыми они встретятся, Розенберг произнес буквально следующее: "Белорусы - самый безобидный народ из всех славянских народов". И эти тоже убили каждого четвертого жителя Беларуси. Или вспомним Чернобыль...
- А ваши недостатки?
- В Минске народ вышел на площадь, только когда подняли цены. Белорусы сами потом говорили. "Что же мы за народ такой, терпим все?" В народе явно не хватает общественной активности.
Сейчас, когда слышишь про то, что делается в "горячих точках", невольно спрашиваешь себя: какой еще фашизм нужен? Я прочел в "Известиях" о том, что уже снимают у "врагов" скальпы (даже у детей), пробивают в голове дырочку и у живого человека мозг вычерпывают...
Думать, что такое возможно только у какого-то другого народа, а у твоего народа этого нет, - нельзя. Я очень рад, что в Беларуси этого нет, но я этого не исключаю, и в Казахстане и на Украине этого нет, но - все возможно, потому что в эти "горячие точки" слетаются, как коршуны, садисты, палачи и прочая нечисть.
- Ведь там жареным пахнет.
- Пахнет безнаказанностью, возможностью удовлетворить свои садистские наклонности. У нас в партизанах (в соседнем отряде) был мальчик 14 лет. Когда его убили, все вздохнули с облегчением, потому что это был садист. А поскольку и наша сторона часто была жестокой по отношению к пленным, особенно к власовцам, полицаям, у садиста была работа. Он выполнял роль, которая нужна была "особому отделу". Однажды он пополз и отрубил палец с кольцом у убитого, а когда возвращался, его самого укокошили.
- Наши же?
- Нет, был бой, и его убили. И все с облегчением вздохнули, особенно старики. Что же было бы, если бы он остался после войны? Он же стал бы чьим-то отцом, дедом. Еще бы героем его сделали, сыном полка.
- Вы жалеете, что нет Советского Союза? Как человек, принадлежащий к определенной нации и имеющий сейчас свою страну.
- Вы знаете, мне бы хотелось иметь и то, и другое. Когда человек женится, думает: хорошо быть женатым, но хорошо и холостяком одновременно быть. Я думаю, что не только во мне такое двоякое чувство живет. Конечно, мы себя воспринимали много лет и десятилетий такими большими, аж до Дальнего Востока.
Это не просто слова были. Я помню, стоял на посту, мне тогда было лет 16. Слышу, летит самолет, наш, а следом, как оса, - немецкий. Мне, конечно, больно, обидно, однако думаю, ну что, тут ты бомбишь, а ты на Урал слетай или на Дальний Восток. Дудки, не слетаешь! Не достанешь! Это было живое чувство. И во мне живет, не ушло чувство, что я сроднился со всей этой страной.
Но где-то там, в центре всего, есть моя Беларусь, которая мне особенно тепла и близка. Когда я вижу, что делается в некоторых бывших республиках, я допускаю, что и в Беларуси это может произойти, но мне страшно хочется, чтобы Беларусь была исключением. Чтобы так и оставалась страной добрых и простодушных людей, умеющих прощать.
МЫ ПРИВАТИЗИРОВАЛИ ПОКА ТОЛЬКО СОВЕТСКУЮ ВЛАСТЬ. У нас еще не такая крутая разборка...