ЗА МОРЕМ, за Хвалынским, в медном городе, во железном тереме сидит добрый молодец, заточен в неволе, закован в семьдесят семь цепей, за семьюдесятью замками, семьюдесятью крюками. Никто добра молодца из неволи не ослобонит, никто доброго молодца до сыта не накормит, до пьяна не напоит. Приходила к нему матушка (такая-то) во слезах горючих, поила молодца сытой медовой, кормила молодца белоснеговой крупой, а кормивши молодца сама приговаривала: не скакать бы молодцу по чисту полю, не искать бы молодцу чужой добычи, не свыкаться бы молодцу с буйными ветрами, не радоваться бы молодцу на рать могучу, не пускать бы молодцу калену стрелу по поднебесью, не стрелять бы во белых лебедей, что лебедей княжьих, не достать бы молодцу меч-кладенец врага-супостата; а жить бы молодцу во терему родительском, со отцом, со матерью, с родом-племенем. Уж как возговорит добрый молодец: не чисто поле меня сгубило, не буйны ветры занесли на чужую добычу, не каленой стрелой доставал я белых лебедей, не мечом-кладенцом хотел я достать врагов-супостатов, а сгубила молодца воля молодецкая во княжем терему над девицей (такой-то). Заговорю я, родная матушка (такая-то) полюбовного молодца (такого-то) на любовь красной девицы (такой-то). Вы, ветры буйные, распорите ее белу грудь, откройте ее ретиво сердце, навейте тоску со кручиною; чтобы она тосковала и горевала; чтобы он ей был милее своего лица, светлее ясного дня, краше роду-племени, приветливее отца с матерью; чтобы он казался во сне и наяву, в день и полдень, в ночь и полночь; чтобы он ей был во пригожество красное, со любовь залучную; чтобы она плакала и рыдала по нем, и без него бы радости не видела, утех не находила. Кто камень Алатырь изгложет, тот мой заговор превозможет. Моему слову конец на любовь красной девицы (такой-то).
"Сказания русского народа", 1841 г.