В ТРАВЕ валяются разбитые вдребезги каски. "Видал, как стучат? Даже каски разваливаются", - загорелый мужик в черной майке подводит меня к пригорку.
- Вся страна разваливается, а вам каски жалко, - укоризненно замечает наблюдавшая за нами бабулька. По всему видно, из "группы поддержки" пикетчиков.
Загорелого мужика зовут Алексей. Он водитель машины-водовозки, шахтерский поилец. У "Белого дома" ночует уже второй раз. Водовозку, по его словам, распорядился
пригнать сам Лужков. В такую жару шахтеры выпивают и выливают на себя по 12 кубов воды за день.
Вообще о щедрости Лужкова здесь рассказывают легенды. Будто бы в первый же день сердобольный мэр предложил отвозить пикетчиков на ночь в шикарный подмосковный санаторий. А еще приказал кормить мужиков обедами из "Русского бистро". Но и от того, и от другого угольщики, поразмыслив, отказались. "Потом скажут, что мы - халявщики", - объяснили мне.
Хотя без
помощи сочувствующих москвичей они все равно бы не обошлись. Пенсионерки приносят им хлеб, картошку, варят супчик, стирают потную одежду. Из ресторана гостиницы "Мир", что через дорогу, приносят завтрак - бутерброды с сыром, минералку. Обедают горняки в столовке ближайшего предприятия, по 6 рэ за первое, второе и компот.
А ТЕПЕРЬ - ГОРБАТЫЙ
АЛЕКСЕЙ сказал мне, что пикетчиков у "Белого дома" - человек триста. Правда, как ни старался, больше полутора сотен я насчитать не смог. Среди шахтерских пожитков я увидел путеводители по Москве. Некоторые, должно быть, не упустили случая поглазеть на столицу, так не похожую на их родные Воркуту или Инту.
Лагерь напоминает киношный цыганский табор, разве что кибиток для антуража недостает. Повсюду на траве - подстилки из кусков полиэтилена, потрепанных
одеял и всякого тряпья, сваленные в кучу вещи, каски, пластмассовые бутылки с газировкой и квасом. Напаренные за день мужики в трико и пляжных шлепанцах ходят туда-сюда. Кто за кипятком для "быстрорастворимого" супа "Рама", кто, извините, в сортир. И снова хвала Юрию Михайловичу. Позаботился градоначальник, чтобы установили в лагере четыре бесплатные кабинки.
О том, что на Горбатом мосту собрались не цыгане и не туристы, напоминают транспаранты. Самый
ударный - "Вставай, страна огромная!". Самый поэтический - "Вместе мы - сила, поодиночке - могила". Главный персонаж лозунгов - президент. "Борис, мы тебя подняли, мы тебя и снимем!", "Не упади с нашего моста, Борис Николаевич!" Странно, как будто не об этом падении (в переносном смысле) мечтают пикетчики.
ПЕРЕГОВОРЫ
В 9 ВЕЧЕРА горняки аккуратно сворачивают флаги и транспаранты до утра. Как потом оказалось - не зря. Ураган, поразивший Москву в ночь с субботы на воскресенье, смел бы всю агитацию начисто, если бы не шахтерская предусмотрительность.
"Группа поддержки" рассасывается по домам. Суетливые пенсионерки, завсегдатаи всех и всяческих митингов, кланяясь, желают сидельцам спокойной ночи. Испаряется вездесущий Анпилов. Шахтерский лагерь становится похож на
солдатский бивак. Красный от загара "боец" чистит "оружие" - каску. Кто-то ладит к палке отклеившийся плакатик. Мужики достают гитары, карты и культурно проводят досуг.
"Участники переговоров с правительством, живо ко мне!" - голос старшего, усиленный "матюгальником", заставляет мужиков поднять головы. Переговоры - это что-то новенькое. Первый раз за неделю пикетчиков зовут в "БД". В наступающих сумерках мы лежим с человеком по имени Володя в его
импровизированной палатке и ждем возвращения парламентариев. Володя, загорелый рослый детина, называет себя "генералом шахтерской армии национального спасения". Он носит фуражку и жилетку а-ля камуфляж, делающую его похожим на спецназовца. За неделю сидения у "Белого дома" Володя еще больше невзлюбил евреев (сказывается анпиловская агитация), комаров и сильно соскучился по жене. Кстати, в лагере действует негласный запрет - никаких женщин и никакой
водки. Шахтеры боятся провокаций. У них есть служба безопасности, даже пресс-служба. Чужих вычисляют мгновенно, потому что свои носят на груди визитки, как это принято на всяких симпозиумах. Лагерь охраняется двойным кольцом: изнутри - собственными постами, снаружи - нарядами милиции. Тем временем из "БД" возвращаются переговорщики. "Ну что?!" - орут им с моста. "Да ни х...!" - несется в ответ. "Ну, тогда и им ни х...!!!" Впрочем, провал переговоров
с Уринсоном никого особенно не удивляет. Горняки хотят получить сполна - 2 млрд. прямых и косвенных долгов. И при этом не отказываются от политических требований.
"А ТЫ КТО ТАКОЙ?"
К ПРЕССЕ здесь отношение особое. Хотя не пропускают ни одного выпуска новостей, жадно читают о себе в газетах - журналистов, мягко говоря, не любят.
Суровый дядька с квадратным лицом просверлил меня взглядом:
- А ты кто такой?
- Я из газеты...
Объясняю, что хочу остаться в лагере на ночь. Метро, дескать, уже закрыто. И вообще, интересно увидеть все своими глазами.
- Нечего тебе здесь делать. Знаем, что потом напишешь. Ночевал тут один. Потом напечатал,
что шахтерам ночью привозят не то девок с Тверской, не то резиновых баб. Тьфу, зараза!
В Москве глубокая ночь. На Горбатом мосту полукругом лежат сонные мужики и смотрят телевизор. В одном из окон "Белого дома" горит свет. Наверное, Уринсон ищет злополучные 2 миллиарда.