Примерное время чтения: 16 минут
302

Всесоюзная киномама

Народная артистка СССР Любовь СОКОЛОВА сыграла в кино около 350 ролей. Большая часть из них - мамы. Ее кинематографическими детьми были Ирина Мирошниченко и Барбара Брыльска, Никита Михалков и Олег Янковский, Валерий Золотухин и Николай Караченцов, Юрий и Виталий Соломины, Маргарита Терехова и Татьяна Догилева...

"Первым так окрестил меня режиссер Ниточкин, - вспоминала актриса. - Помню, во время съемок услышала за спиной: "Ну где же наша всесоюзная киномама?" Поначалу и не подумала, что про меня это. А потом так и приклеилось..."

Пошлые люди

ЛЮБОВЬ Соколова родилась 31 июля 1921 года в Иваново-Вознесенске в рабочей семье. Ее отец был столяром-краснодеревщиком, мать - продавщицей.

А девочка с детства мечтала стать актрисой: еще совсем малышкой, когда никого не было дома, она вытаскивала из бабушкиного кованого сундука старые детские платьица, наряжалась принцессой, ложилась на половик в прихожей и смотрела в зеркало на свою "смерть". В шестом классе она спела с арены местного цирка "Вдоль по улице метелица метет". По ее собственному выражению "все хотела Лемешева перепеть"... Кстати, петь она очень любила, особенно когда семья собиралась у самовара или на скамеечке у дома. Одно время даже подумывала поступать в консерваторию, однако руководительница школьной самодеятельности опустила ее с небес на землю: "Нет, певицей тебе не быть. Поезжай-ка лучше в Ленинград в педагогический. А там посмотришь, может, и сложится актерская карьера. В Ленинграде есть киностудия..." И она послушалась: поехала и в 1940 году поступила в Педагогический институт имени Герцена на филологический факультет. Но проучилась там недолго. Узнав, что Сергей Герасимов набирает слушателей в только что открытую при "Ленфильме" актерскую школу, она, не задумываясь, ринулась туда. Из 1200 желающих к вступительным экзаменам допустили лишь 323 человека. Люба Соколова, читавшая на прослушивании монолог Нины Заречной из чеховской "Чайки", оказалась среди двадцати двух счастливчиков, принятых в герасимовскую мастерскую.

Свою первую кинороль Соколова могла сыграть, еще будучи студенткой. В 1940 году на "Ленфильме" снимали картину "Фронтовые подруги", и ее пригласили на одну из ролей. Но... Вот как она сама об этом вспоминала: "Я приехала на съемки, и вдруг сценарист фильма Сергей Михалков запел: "Копейку бросил в автомат, а оттуда слышу мат: "Что же ты, ядрена мать, автомат обманывать!"... И я возмутилась - какие пошлые люди. Бежала от "Ленфильма" до памятника "Стерегущему", размазывая по лицу грим и слезы. Отказалась сниматься из-за этой хулиганской частушки - вот какая была девушка! А вместо меня Зину Маслову сыграла Тамара Алешина".

Жизнь, не стоящая кусочка хлеба

В КИНОШКОЛЕ Люба познакомилась с Георгием Арановским. Несмотря на то что он был старше на десять лет, они полюбили друг друга и в мае 1941 года поженились.

"Как он за мной ухаживал! На шестой этаж вносил на руках..."

Увы, счастье было недолгим. Началась война. Люба, ее муж, которого из-за зрения не взяли в армию, и даже свекровь пошли работать на завод. В блокаду муж и свекровь умерли от голода. У Любы даже не было сил их похоронить, так и оставила в подвале. Вспоминать об этом без слез она не могла до последних дней своей жизни.

Сама же уцелела чудом. В канун своего дня рождения Люба стояла в очереди за хлебом. Вдруг к ней подошел мужичок - кареглазый, в кепочке, с бородкой - и говорит: "Ты будешь есть помалу, но будешь жива и счастлива, только выучи молитву "Отче наш". А зовут меня дядя Николай. Если тебе что-нибудь будет нужно, меня всякий укажет". Сказал - и пропал. А потом она как-то зашла в церковь и видит - на иконе лицо знакомое. Николай Чудотворец!

Вместе с другими блокадниками ее под обстрелом вывезли из Ленинграда через Ладогу по Дороге жизни. Целый месяц лечилась в Ярославле. Потом приехала к маме в Иваново. В родительском доме долго боялась буханку хлеба из рук выпустить.

В то время вышло постановление о том, что ленинградские блокадники имеют право поступать в любое учебное заведение без экзаменов. И немного окрепнув, Соколова отправилась в Алма-Ату - поступать во ВГИК. Ее сразу зачислили на 2-й курс.

Во ВГИКе многие ребята заглядывались на девушку, у которой были глаза как блюдца и две роскошные косы. Но она никого к себе даже близко не подпускала. "После того как я потеряла своего первого мужа, очень долго не хотела заводить никаких любовных романов. Ни выходить замуж, ни рожать - ничего не хотела. Слишком многого я насмотрелась в блокаду и знала, что человеческая жизнь не стоит даже кусочка хлеба..."

Институт Соколова окончила с красным дипломом и до 1951 года работала в Театре-студии киноактера. Свою первую роль в кино она сыграла в 1947 году в фильме режиссера Александра Столпера "Повесть о настоящем человеке". Это была небольшая роль медсестры-партизанки Варвары, в дом которой приполз из леса раненый Мересьев. Роль была столь маленькой, что не принесла Соколовой ни славы, ни какого-нибудь материального вознаграждения. Жила она тогда буквально впроголодь, а ночевала в театре на стульях - своего жилья не было.

К счастью, в 1951 году ей в составе бригады молодых актеров предложили поехать в Германию, где в Группе советских войск создавалось два театра. За пять лет, проведенных в Германии, она сумела накопить денег на однокомнатную кооперативную квартиру у метро "Аэропорт", на самом верхнем, практически чердачном, этаже (в этой квартире она и жила до последнего часа).

В 1956 году Соколова вернулась в Москву. И тут посыпались одна за другой роли в кино: "Две жизни", "Это начиналось так...", "Тихий Дон", "Семья Ульяновых", "Если бы камни говорили", "Коля дома один", "Тревожная ночь", "Фома Гордеев", "Ночной гость", "Хмурое утро"...

Чужой муж - не твой муж

НА СЪЕМКАХ "Хмурого утра" Соколова познакомилась с Георгием Данелия. "Гия, тогда студент ВГИКа, проходил практику у режиссера фильма Григория Рошаля, - вспоминала актриса. - Работал вместе со своей мамой, вторым режиссером. И сразу начал за мной ухаживать. Делал он это красиво: цветы дарил, шоколадки, конфеточки всякие. Бегал за мной, бегал, да только я - ни в какую. Тут одна женщина из съемочной группы не выдержала: "Люба, что ж ты его откидываешь, там такая семья замечательная!" Ну я и сдалась - мы полюбили друг друга. Георгий Николаевич к тому времени уже развелся с первой женой, так что я ничье счастье не разбивала. Да и не смогла бы. "Чужой муж - не твой муж" - это мне мама с юности внушила. В одном Георгий Николаевич меня обманул: потом только узнала, что он меня на девять лет моложе!"

Двадцать шесть лет Соколова и Данелия прожили в гражданском браке. Эти годы Любовь Сергеевна называла своей "горой счастья".

Поселились вместе с родителями Гии (папа - генерал, мама - режиссер), в доме на Чистых прудах, по-грузински щедром, хлебосольном, гостеприимном. Люба полностью погрузилась в семейную жизнь: это была ее стихия. Она любила домашнее хозяйство, мыла, убирала, готовила. Раньше всех вставала, позже всех ложилась. Отказывалась от больших ролей: и помыслить не могла, чтобы уехать от мужа в длительную экспедицию.

Снималась исключительно в эпизодических ролях. Даже у мужа. Данелия снял ее в фильмах "Сережа", "Путь к причалу", "Тридцать три"... И ни у кого на съемочной площадке претензий не возникало, что вот, мол, жене роль дал. Она же эпизоды играла.

"Муж был творческой, увлекающейся личностью. Жизнь с ним была совсем не гладкой. Он мог пропасть на несколько дней из дома, сильно выпить, увлечься другой женщиной. О его романе с писательницей Викторией Токаревой говорила вся Москва - я все терпела. Поплачу, поплачу - и дальше живу... А однажды Гия серьезно заболел, лежал в коме, пережил клиническую смерть. Я за ним ухаживала, выхаживала... Потом он стал лечиться у известной целительницы Джуны и там познакомился с Галиной Юрковой. Я ему говорила: возьми меня с собой, у меня недостаточность митрального клапана - не брал. Домой возвращался поздно, я этому значения не придавала. Но как-то вечером приходит: "Любочка, я влюбился, женюсь". Подумала, он от лекарства "сдвинулся". Утром, как всегда, собираюсь ему кашку сварить, кофе. А Гия мне: "Значит так, Галина переезжает сюда, а ты и Коля - в твою квартиру. Я все решил". Дал мне сорок рублей на переезд...

Я барахло собрала, поцеловала Гиечку на прощанье, перекрестила - и ушла".

Целыми днями она сидела дома и часами смотрела в одну точку. Но ни злобы, ни ненависти в ее душе не было. Влюбился - что ж тут поделаешь? Только вот картины его она больше никогда не смотрела - слишком было больно.

Причина смерти не установлена

3 АВГУСТА 1959 года у Соколовой и Данелия родился сын, которого назвали в честь Николая Чудотворца Коленькой. "Мне было 38 лет, и меня в роддоме обозвали позднородящей мамой. А разве я виновата, что не беременела до этого?! Роды у меня были непростые: ребенок пошел боком, пришлось врачам его вакуумом переворачивать и подтягивать..."

Сын для нее стал самым большим счастьем в жизни. Она его так и называла - "счастье". И он сам в годик о себе говорил "тяте". Говорят, поздние дети талантливы. Во всяком случае с Колей этот постулат полностью оправдался: мальчик прекрасно рисовал, играл на флейте, писал стихи.

В 17 лет Коля женился на своей однокласснице Марине. Девушка забеременела, и родителям пришлось идти в райисполком, уговаривать начальников, чтобы ребят расписали. Родившуюся вскоре девочку назвали Маргаритой.

После рождения дочери Николай поступил во ВГИК на курс Марлена Хуциева. Студентом снял свой первый фильм - "Моментальные снимки". После защиты диплома в объединении "Дебют" снял вторую картину - "Эй, Семенов!".

Одному Богу известно, откуда пришла беда... В начале 80-х Николай увлекся баптизмом, стал посещать молельный дом, замкнулся и практически отдалился от родных.

А потом Коля трагически погиб. "Причину его смерти установить не удалось. Их с другом нашли мертвыми в квартире жены Георгия Данелия Галины. В руках у сына была телефонная трубка. Меня даже в квартиру не пустили. Я увидела его только в гробу. Ему было всего 26 лет".

Я о себе не плачу

БОГ наградил Любовь Соколову талантом доброты и светлого видения мира. Она умела принимать от жизни все - счастливое и трагичное, смешное и печальное, оставаясь при этом всегда сама собой.

"Я о себе не плачу. Как-то снималась в Калуге, зашла в музей Циолковского. И прочла там его слова: "Берегите силы, улучшайте жизнь, всегда учитесь и никогда не падайте духом".

В героинях Соколовой нет фальши, она плакала настоящими, а не глицериновыми слезами. Которые очищали не только ее душу, но и нашу. Ей писали сотни россиян, и она непременно отвечала на письма. Если приглашали куда-то выступить в Москве, не требовала машину - могла поехать на метро. Однажды в удмуртском городке Красногорске зрители с восторгом смотрели и слушали, как она рассуждает, поет, читает стихи, пускается в пляс, объявляет кинопоказ... Но лента не пошла. Растерянность, пауза... Любовь Сергеевна сказала: "Я расстроилась и вообще заплачу". И тут толпа в едином порыве устремилась на сцену. С морем цветов! С объятиями, с признаниями. "Она завоевала нас, да так, что никто не хотел вырваться из того плена. Любовь - одним словом, любовь..." - так написал местный журналист.

Она отдавалась своему делу самозабвенно. В "Тихом Доне" падала на булыжную мостовую, и синяков было столько, что она казалась вымазанной чернилами. Однажды чудом осталась жива после случайного взрыва. На съемках "Семьи Ульяновых" чуть не захлебнулась под дождевыми потоками (восемь брандспойтов хлестало!). По дороге в кинотеатр "Ханой", где артистов на благотворительном вечере ждали инвалиды и больные, попала в автокатастрофу. Майя Булгакова после той аварии прожила шесть дней, спасти ее не удалось. На Любови Сергеевне тоже живого места не было, но она выжила. Выжила, по-новому оценила старых друзей, приобрела новых. "Вчера шла по рынку. Вдруг меня догоняет какая-то женщина, дает в руки два огурца, два помидора и апельсин. "Любовь Сергеевна, я вас очень люблю!" А сама, наверное, за какую-то несчастную тридцатку весь день торговала на морозе. Дорогого стоит такой вот апельсин!" Если она проходила мимо цветочного киоска, обязательно хоть один цветок да ей доставался. Ее узнавали повсюду, задаривали... Так ведь и она не проходила мимо ни одного нищего. Деньги взаймы раздавала - и никогда не помнила, кому и сколько дала. Долги ей часто не возвращали - она про то молчала. А уж если вернут запоздало, благодарила так, словно это было какой-то особой добродетелью со стороны должника.

В мире "сфабрикованных звезд" она сияла подлинно и прочно. Ничего не делала для того, чтобы стать звездой, но была ею. Была всенародной любимицей - сродни таким личностям, как Шукшин, Высоцкий. Народу вовсе не надо было, чтобы она щеголяла в новомодных туалетах, ездила на "Мерседесах" и бесконечно "перетягивала" себе лицо. Нет, такой бы ее не полюбили. Ее полюбили состарившейся чуть раньше положенного, с морщинками у глаз, с полуулыбкой - не то грустной, не то радостной.

Ее любили люди всех национальностей. Режиссер Рената Григорьева вспоминала: "Как-то Общество дружбы с народом Судана организовало вечер. Послы выступают. Все чинно, все парадно... Потом Люба стала говорить. Заулыбалась, обняла всех: "Какие вы все хорошие, замечательные!" И после ее выступления всякий "протокол" и чопорность закончились. Началось настоящее братание! Вот подлинный вечер дружбы! Такой уж она человек: все должно быть по-человечески тепло - каждая встреча, каждый разговор..."

Она никогда не жаловалась. "Если хочется пожалеть себя - пойди погуляй, полы помой, позвони кому-нибудь! Чего киснуть-то? Нам жизнь не для того дана!"

Когда в одной из медицинских клиник ей сказали о необходимости сделать операцию на сердце (коронарное шунтирование) и выставили при этом солидный счет, актриса отказалась: "Таких денег у меня нет, а просить не стану. Сколько Бог даст, столько и проживу".

Терпение и выдержка

ОНА принципиально не соглашалась играть отрицательных персонажей. "В жизни и так много плохого, а тут еще на себя такой груз вешать. Я перенесла столько горя, а тут - стать человеком, который творит зло!" Правда, одно исключение все-таки было. И единственным режиссером, которому удалось уговорить на это Соколову, был Иосиф Хейфиц. В фильме "Единственная" она сыграла мать, которая пыталась разлучить своего сына с женой. "Я никак не могла оправдать ее поведение для себя, - вспоминала Любовь Сергеевна, - а Хейфиц мне сказал: "Люба, это ее темная любовь"...

Единственным утешением в последние годы жизни была для нее внучка, в которой бабушка пыталась воспитать главные, на ее взгляд, человеческие качества - терпение и выдержку. "Без этого сегодня не выжить, - неизменно повторяла Любовь Сергеевна. - Иной раз смотрю на людей и плачу: так их жалко. Готова выйти и как те, кто 600 лет назад преградил дорогу воинству Тамерлана, крикнуть: "Люди, остановитесь! Что вы делаете?" Не понимаю, как можно убивать себе подобного? Ведь каждый человек настолько красив!"

Она терпеть не могла фильмы, в которых стреляют, убивают. "Фильмы должны быть о жизни. Помогать надо друг другу, а не уничтожать".

Однажды, выступая перед зрителями, Любовь Сергеевна рассказывала о своих ролях, о любимых героинях. Волновалась и не могла одолеть смущения. Говорила сбивчиво, стараясь сформулировать собственную творческую позицию. Ее выручила пришедшая к слову строка из стихотворения: "застенчивое чувство доброты" - вот, сказала она, какое душевное качество более всего дорого ей в характерах ее героинь.

Застенчивым чувством доброты пленяет зрителя и талант самой Любови Соколовой.


"Судьба свела нас на съемочной площадке картины "История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж". В деревне под Горьким мы прожили три месяца в одной хате.

Я прожила до тебя в доме две недели и от тебя первой узнала о судьбе хозяйки и шести ее детях. Ты восхищалась ею, ты была своим человеком в этом доме, ты болела за туфли для Сони - дочери хозяйки, и за лекарство для кого-то в деревне, и за режиссера, которому многие, и я в том числе, портили нервы и работу. Я увидела человека, так полно, так безраздельно отдающего себя людям, и тогда по-настоящему поняла тебя на экране. Ты не подлаживалась к "народу", ты вошла в него как часть неотделимая. Ты в фильме - "как сто тысяч других в России", и все же - ты единственная, ни на кого не похожая. Ты приносишь хлеб на стол, пьешь первую рюмку, запеваешь старинную "Во субботу, в день ненастный..." А когда-то так же основательно и терпеливо, как теперь режешь хлеб, выносила на себе раненых и стирала бинты... И когда провожают в армию молодых ребят, когда пляшут и поют, ты смеешься, смотришь и вдруг, рыдая, выходишь, протискиваясь из толпы. Я никогда не смогу забыть этот кадр. Объяснять его - кощунство, это нельзя объяснить. Это надо почувствовать...
Ия Саввина, "Советский экран", 1969 г.

При подготовке материала использована статья "Соколову снимали больше всех на свете" с сайта "Комок"

Смотрите также:

Оцените материал

Также вам может быть интересно