Примерное время чтения: 8 минут
342

Морковкин

МОРДА красная - как кусок парной говядины. Гладкая, пухлая, щеки треснут. Весь крепко сбитый, упитанный, коренастый. Жрет, получая наслаждение, - громко, с присвистом, создавая особую чавкающую сонату, чтоб все слышали и завидовали. Волосы почти белые. Глаза заплывшие, поросячьи. Сидит напротив меня за столом. Ест и говорит, говорит и ест - и без перерыва, без отдыха. Хвосты оранжевой корейской морковки свисают изо рта, размазывая соус по подбородку.

- Ну че, раскрутились. Были с корешем одним в кабаке, кабак такой хороший, знаешь, блин, с неоном... Ну кореш мне говорит, в моторах, блин, хаваешь, надо груз довезти, товар в смысле, за одну поездку штуки две баксов зашибешь. Мы раньше с ребятами зелень заламывали, круто было ваще, но там телка попалась одна, ваще, коза драная попалась, двух корешей выдала, а те, козлы, штук пять баксов в ментовке выбросили, шоб отвязаться. Да кореш мне базарит, мол, раскрутимся, товар пойдет, оптовиками будем со временем, потихоньку, своими силами, и все будет, ну я поехал, так я за одну поездку теперь штук по 5-7 баксов гребу. Мы тут из Эмиратов рюкзаки возили, так на таможне столько заломили, шо ваще обалдеть можно, так мы грузами махнулись, там кореш ехал, мы груз записали, и вот, пять штук наварил...

Главное - наварить побольше баксов. У меня кореш с женой раскрутились - три лотка на толчке держат и два батискафа в центре, так знаешь, как они начинали? Возили в Москву мед, сало, орехи, оттуда - сигареты, шампуни. Потом в Турцию стали ездить, так раскрутились, шо ваще... Они столько баксов гребут - круто, ваще... Ваще круто, когда в день до штуки баксов наварить можно...

"Где тебя черти носят, на какой земле... Пес этот, напротив сидящий, этот новоявленный толчковый люмпен смотрит на меня поросячьими глазами, и в глубине желудка - там совершается у него мыслительный процесс - полагает, что сможет тебя заменить. Видел бы этот паршивый толчковый челнок... Где тебя носят черти? За окном - пурга. Метет сутки. Холод загоняет людей по норам. Ночью в городе стреляют. Я просыпаюсь, беззвучно зову тебя. Город вымирает в пять часов, жизнь теплится только на бурных, бешеных автобусных остановках. Я пробираюсь проулками из дома в дом темными вечерами, чтобы не быть одной. Бьется пурга за окном, я жду, когда скрипнет дверь, ты войдешь в комнату, заиндевевший от мороза, я почувствую холодные, замерзшие губы на своих губах. Почитай мне стихи, сравни меня с Незнакомкой из Блока. Расскажи, какой бывает музыка луны. Каждое слово, буква - мелодия. Музыка твоего имени звучит во мне. Я пою ее тайком по ночам и днем в автобусах и трамваях, на работе и дома... Почитай мне стихи - я хочу знать, что еще динозавры остались. Звезды - застывшие аккорды. Фадо - напев тоски..."

Крутой ты, Морковкин! Сильный, здоровый. Варишься в этом соку без малого год, но круче тебя нет никого, ты - большой круглый живот, к которому прикреплены челюсть (чтоб жевать), две руки, две ноги. В твоих карманах - перетянутые резинкой пачки баксов. Два поросячьих зрачка (прикрепленные к челюсти) смотрят на меня, как на тарелку с едой, и в разгаре пищеварительного процесса ты думаешь своими желудочными кислотами, сможешь ли меня переварить.

- Ну а потом в Стамбуле на один день базар закрыли, так мы пошли в кабак культурно отдохнуть, все-таки заграница. А бабы у них уродливые, в Турции, не то шо наши телки. Наши телки, кстати, туда на заработки ездят, они там хорошо наваривают, баксов по 100-150 с клиента, круто, ваще... А еще кореш рассказывал, шо там пытались баксы наваривать в том... как его... ну такой город... в Подмосковье, так там такая крутая история вышла, замели, короче, ваще...

Сложно, бедный Морковкин. Вижу, как вяло, безвольно виснут уши - сложно не употребить тех слов, без которых речь твоя смешна и не понятна тебе самому. Ты пытаешься быть в рамках приличия, держаться в руках, сегодня, Морковкин, ты джентльмен, здесь день рождения общих знакомых, все по высшему кайфу.

- А там, за домом, ну, там, где живу, там такой кабак открылся...

- Ты все время по кабакам ходишь?

- Да нет, конечно, - лицо от смущения становится багровым, - просто так хочется, шоб красиво, культурно отдохнуть... А ваще я люблю дома сидеть, там, по хозяйству шо, и шоб баба хорошая была, добрая... Я хорошо навариваю бабки, ей работать совсем не надо, я даже не позволю, шоб работала, зачем. Женщина должна дома сидеть, по хозяйству, детей, там, воспитывать, а работать - не женское дело. Шоб вкусно готовила, там, хорошо... Шоб добрая была, хорошая, детей любила. Я сам добрый, детей люблю...

Уши обвисают по щекам, совсем жалко. Запутался, бедный Морковкин. Прийти на помощь?

- И что ты делаешь, когда приходишь с работы?

- Ну как, главное - покушать, а потом - в каб... Нет, ну покушаешь, а потом - спать. Еще телик можно посмотреть, если там шо интересное, ну фильм какой... А еще я недавно книжку читал...

- Какую книжку?

- Ну... книжку... Ну там так занятно написано было... Не помню названия... Ну здорово так было, круто. А ваще книжки - не важно, главное - шоб было шо кушать, ну там шоб дом был полный, дети шоб, наварить баксы и квартиру купить... У меня есть квартира, но я поближе хочу, в центре города. Вот еще товар привезем, потом раскрутим, наварим побольше, и все в кайф будет. Надо только так делать, шоб бабки наварить... Ну шоб баксов побольше...

"Это на открытке - бьется прибой. На открытке - пальмы и жизнь. Не здесь. За окном - пурга, сутки воет злобный голодный зверь. Холод загоняет по норам. Только меня несет куда-то. Из дома в дом. Сколько можно таскаться по свету... Ты - желтый листок, закружило тебя, понесло по асфальту... Замело снегом у чужого порога.

Расскажи мне про фадо. Это городской португальский романс. Это чарующие звуки гитары, и вся твоя жизнь переворачивается вместе с ними, воскрешая душу, будто не было ни метели, ни зла, ни пурги, воющих за окном. Удивительна сущность подсознания. Женский голос в тропической душной ночи, и цвет, музыка, слова - будто все это кому-то еще нужно. Будто все это жило на земле столько лет и будет жить еще. Не занесет снегом. Не убьет холодом.

Ты приходишь - ночью, несуществующий здесь, аморфный, невидимый, садишься у моего изголовья. От тепла, от того, что я снова рядом с тобой, просыпаюсь. Боюсь включить свет - боюсь, что ты уйдешь. Но ведь все произошло, нет смысла бояться. На рассвете руки протягиваю к тебе - к чертовой матери, хватит! Что ищешь ты на земле, что ты можешь найти? Мне нужны твои слова и глаза, нужна музыка твоего голоса. Расскажи, как поют фадо на берегу океана, - и я пойму, вот увидишь. Я пойму, что были и будут стихи (так же, как был и есть океан), песни под гитару и просто звуки чарующей тропической ночи, голыми руками хватающие за душу. Был, есть ты и будешь. Я пойму все о тебе. Я уже почти все понимаю. Например то, что и Морковкин (я и Морковкин) - не сочетаемы на земле".

- Так, ты шо, слушаешь эту музыку? Но она уже немодная, некрутая! Надо слушать, шоб модно, круто...

- Меня интересует музыка, а не твоя чушь!

- Шо?

- Включи пылесос - он больше подходит!

- Ты шо, а?

Треск отбрасываемого стула, звон тарелок - морковка свисает с малиновых ушей. Завтра, обливаясь удушливым хохотом, подруга станет меня ругать: "Ты идиотка, у него ж денег полно! Зачем ты одела ему на голову миску с морковкой? Что он такого сделал?"

"Ночь, пурга. Жмусь к стенам домов. Шарахаюсь от пустых подворотен. Сколько можно носиться по свету... Брайтон, Нью-Йорк... Далеко и близко. Близко - в моем сердце. Далеко - в веках".

Смотрите также:

Оцените материал

Также вам может быть интересно