Это было самое опасное время для мира вещей. Говорить о них, когда "космические корабли бороздят просторы Вселенной", считалось мещанством.
ЕЩЕ БЫ - на дворе не 1961 г., а согласно программе КПСС 20-й год до новой эры - эры коммунизма. О вещах и событиях того времени рассказывает известный модельер, новатор 60-х Вячеслав ЗАЙЦЕВ:
- ПЕРВОЕ, что приходит в голову, когда вспоминаешь те годы, - радость. Я помню, как мы неслись, летели встречать Гагарина! Нелепо одетые, думающие, где перехватить трешку до стипендии, но дико радостные и гордые. Хотя, если сейчас подумать трезво, с чего? Я, например, получал стипендию 200 руб., которые после денежной реформы 1961 г. превратились в 20. А цены ниже не стали, даже наоборот. Килограмм масла за 27,90 стал стоить 3,50, в телефон-автомат надо было опускать не 15 коп., а целых 2, спички как стоили копейку, так и остались... Только с водкой обошлись честно - 21,20 превратились в 2,12. Видно, понимали, что святое лучше не трогать... Если бы не появились тогда знаменитые наши плавленые сырки вроде "Дружбы" или "Орбиты", которые отлично шли с хлебом и грузинским чаем второго сорта или портвейном "777", то было бы совсем паршиво.
Кстати, вот тоже название - "Орбита". Космическая романтика! Ладно, часы "Ракета", пусть... Но отбивная "Космос" под соусом "Восток" - это уже перебор! И так во всем и всюду - елочные игрушки - космонавты, шоколадные фигурки - космонавты, ночные светильники в форме взлетающей ракеты... Некоторое время даже на детские елки Дед Мороз приходил не со Снегурочкой, а с космонавтом... Да и в одежде романтика покорения космоса тоже дала о себе знать. Характерный силуэт - широкий низ, зауженные плечи и головной убор, сходящийся почти на конус. Все вместе очень похоже на этакую ракету.
Следует ли женщине носить брюки?
С ВЕЩАМИ, конечно, боролись. Вернее, с вещизмом и мещанством. Предавали анафеме абажуры с кистями, слоников на комоде, кроватные покрывала с подзором, серванты с хрустальными горками, мебель "Хельга", ковры и особенно ковры "с лебедями"... Какая-то революционная одержимость. Было, правда, и противоположное отношение, как в переделке песни про туман и запах тайги: "А я еду, а я еду за коврами, за туманом едут только дураки".
Наконец-то после доминирующих серо-защитных цветов, после первых робких проблесков стиляг стало появляться что-то массово-яркое. Разноцветные газовые косынки, шарфы, светлые пальто, солнцезащитные очки в "леопардовой" оправе, декоративная косметика... Некий майор с Дальнего Востока затеял в журнале "Огонек" дискуссию на темы: "Достойное ли для женщины занятие - манекенщица" и "Следует ли женщине носить брюки", ей-богу, сейчас это кажется диким! Передовая общественность, правда, отвечала, что быть манекенщицей вполне достойно. Но по поводу женских брюк ответ был фантастический: "Не только прилично, но и необходимо надевать брюки женщине - строителю, крановщице, сварщице..." То есть пусть женщина месит бетон, но изящно и эстетично. Зато та же общественность сопровождала женщину, осмелившуюся надеть мини-юбку, либо презрительным свистом, либо "подколодным" шипением. И это в Москве! Только-только появившиеся жутко дефицитные эластичные колготки такому остракизму не подвергали, понимая, видимо, что вещь удобная, но какое-то время рисовали на них шов, видимо, на всякий случай.
Стране подарили второй выходной!
ИМЕННО тогда слово "эстетика" перекочевало из философского словаря в обиход. Высокий торшер - эстетично, низкий журнальный столик - эстетично, складной диван или жуткий гибрид "шкаф-кровать" - вдвойне. Может быть, находили в такой "эстетичности" утешение? Потому что первая радость от обладания настоящей отдельной квартирой в очередных "черемушках" через пару лет сменялась осознанием того, что тесно и неудобно. И в целях экономии места втиснули "шкаф-кровать" под гордое знамя эстетики. Да и сами "черемушки", которые через некоторое время назвали "хрущевками", а потом и "хрущобами", эстетичны были вряд ли. Как и Калининский проспект, вроде бы максимум приближения к Западу, а на деле - "вставная челюсть старушки Москвы".
Весь этот романтическо-революционный, а кое в чем и западный пафос в конце концов выродился в странную фигуру. Кто у нас был тогда самый западный писатель? Конечно, Хемингуэй. И вот люди, которые могли себе позволить элегантные костюмы, вдруг отращивают бороды, рядятся в грубые свитера и тертые, но зато дорогущие джинсы, какие-нибудь "Ли" или "Суперрайфл", которые иначе как у фарцовщиков не достать. Появляются рюкзаки, гитары, походы, песни у костра... Тем более что в 1967 г., в честь 50-летия революции, нам подарили второй выходной, субботу, и для походников началось настоящее раздолье.
Нет, я не против всего этого, может быть, есть здесь какое-то очарование, но такая эстетика не моя. А что касается отечественных "хемингуэев"... Те, что пришли вслед за ними, я имею в виду хиппи, принесли настоящий цветной карнавал, что было для меня гораздо интереснее. Но это было немного позже...
Соус "Восток" - в честь корабля, на котором летал Ю. Гагарин. Вещизм - патологическая любовь к вещам. Хиппи - длинноволосые в рогоже. Ковры "с лебедями" - дешевые тканые и плюшевые настенные коврики. Калининский проспект - Новый Арбат.
Смотрите также:
Стиляга (09.10.2001)