Примерное время чтения: 6 минут
347

Зарядский цирюльник

Парикмахерское искусство было на Москве не в почете. И даже хуже - долгое время с лезущими в глаза волосами управлялись радикальными домашними средствами: горшок на голову, и все лишнее овечьими ножницами - чпок, и готово.

ТЕ ЖЕ домашние средства использовали и уличные цирюльники, оккупировавшие почти все московские рынки. И особенно тот, что был на Вшивой горке, из-за чего произошел забавный исторический казус - западные путешественники были уверены, что "Вшивой" ее назвали потому, что состриженные волосы кишели насекомыми. На самом деле нечистоплотных людей у нас было куда меньше, чем в Европе, а горку назвали по специфике рынка - там торговали подержанными вещами.

С босым лицом ходили мужи женоподобные

ПО БОЛЬШОМУ счету, парикмахерские дела в старой Москве ограничивались только стрижкой - спрос на брадобритие был исчезающе мал. Первым с бородой расстаться рискнул Василий III, чтобы рядом со своей женой казаться моложавее. Подхалимаж был развит уже тогда, и ближние бояре единодушно побрились. А поскольку "с босым лицом" ходили тогда только "мужи женоподобные", то есть секс-меньшинства, по Москве моментально поползли слухи о том, что "великий князь и его бояре - того...". Несчастный Василий был вынужден не показываться подданным до тех пор, пока не отросла борода. Сын его, Грозный царь, учел ошибки отца. И если считалось, что "богомерзостен пред Господом нашим всяк, любящий геометрию", то "совершающий брадобритие" был, по понятиям Грозного, богомерзостен вдвойне и "да будет проклят еретик, анафема".

Кстати, Иван Грозный в чем-то был прав: брадобритие в массовом порядке пришло в Москву при Петре I рука об руку с геометрией, ересями, науками и прочими европейскими выкрутасами. Но в скором времени Петр I обратил репрессии против бородачей, и цирюльникам вышло послабление. Прежде всего, конечно, немцам: первая настоящая цирюльня была открыта в Москве на Кукуе Гансом Крузе. Простой народ, как всегда, не понял своей пользы - царские указы о брадобритии, вывешенные на столбах, отчаянные москвичи забрасывали фекалиями. Но с петровскими указами шутки были плохи, и мало-помалу дело пошло. В обычный перечень услуг московских цирюльников - стрижка, пускание крови, "зубьев рванье", "снятие бабьего греха", оно же "сокрытие тайны любви" (аборты), добавилось брадобритие. Но уж когда московиты попривыкли к бритью и даже нашли его полезным, грянул кризис нехватки специалистов. Кризису способствовали и русские дамы, раньше заплетавшие косы и прятавшие их согласно "Домострою" под головными уборами, а теперь вошедшие во вкус и осаждающие "настоящих заграничных куаферов". Вместе с куаферами (стилистами) в Москву хлынули парфюмеры и изготовители париков, то есть собственно "парик-махеры", которые даже организовались в цеха.

Были биты щипцами для завивки

ПРОСТОНАРОДЬЕ довольствовалось услугами "холодных" цирюльников, облюбовавших Зарядье и уже с самого утра зазывавших клиентов: "С пальцем девять, с огурцом пятнадцать!" По словам московского бытописателя Евгения Иванова, эта загадочная фраза означала, что за 9 коп. щеку при бритье будут изнутри оттягивать пальцем, а за 15 коп. - уже огурцом, что "для гигиены полезней". К ним же обращались и за медицинской помощью, причем гораздо более охотно, чем к "дохторью" и "фершалам", которых считали чуть ли не за вредителей: "При прошлом императоре дохтора твои холеру разносили!" "Цирульное лечение", как правило, ограничивалось отворением крови, банками, прикладыванием распаренного березового веника к лысине - "чтоб волосы росли", и снятием запоев при помощи принудительного кормления пациента конским навозом. Иные цирюльники лечили пиявками - при похмельном синдроме ставили по одному "водяному червячку" за уши и к вискам, при радикулите - к пояснице. Московские цирюльники слыли людьми острыми на язык и на дело - жадного клиента могли побрить "в щетку", не срезая, а сцарапывая щетину, отчего случалось воспаление. Но и им самим иногда крепко доставалось - за подобные выкрутасы били щипцами для завивки, и такой цирюльник назывался "меченый мастер".

Публика посерьезнее цирюльников избегала, предпочитая модные "магазины", к середине XIX в. уже больше чем наполовину укомплектованные русскими мастерами, потеснившими французов. К знаменитому на всю Москву парикмахеру Гивартовскому, державшему заведение на Моховой, московское барство записывалась в очередь, а не менее известный мастер Глазов с Пречистенки брал за свои услуги так дорого, что скупил все заведения и магазины в соседнем переулке, который так с тех пор и называется Глазовским. Но круче всех развернулся парикмахер Агапов из Газетного переулка. Французы его ненавидели люто - русский мастер умудрился перетянуть на себя весь московский бомонд.

Волосы и политика

НО ТУТ в дело, как всегда, вмешалась политика. Во время Русско-турецкой войны московское дворянство в знак траура по погибшим при Плевне отказалось делать себе прически и куафе вообще. А поскольку русские мастера ориентировались в основном на высшее общество, то нашим оставалось только горько вздыхать: "Турка нам все дамские дела сбил". Зато французы торжествовали победу - падкие до всякой красивой иностранщины купчихи никаких патриотических обетов не давали и с удовольствием продолжали делать "барские" прически. Не успела закончиться турецкая кампания 1877-1878 гг., приключилась новая беда - в марте 1881 г. убили царя Александра II, и снова траур на год.

В результате иностранные парикмахеры настолько окрепли, что стали почти гегемонами бизнеса. Доходило до того, что мастерам, не говорившим по-французски, перестали доверять. Нашим приходилось изворачиваться кто во что горазд: "Если парикмахер французские слова знает, большая ему цена в купеческих балах... Можно и приврать, понимающих-то нет! У нас Степан бормотать целый час может, один сладит и на два голоса..." В заведениях тоже демонстрировали отменный французский: "Базиль, шипсы апорте дусманс иси... Васька, голая сволочь, заснул или с дурью разбился?" О том, чтоб стричь кого-то "под горшок", речи уже и не шло - практиковали прически "андулясьон", "постижи" и "люсьен комо"...

С революцией пришли разруха и вшивость, а с ней новая мода - прически "под Котовского". Да и дальше парикмахерские дела у нас были отнесены не к искусству, а к бытовым потребностям населения. Но власть крепко держалась прежних традиций: носящий длинные волосы хиппарь рисковал не меньше, чем в петровские времена длиннобородый боярин...

Смотрите также:

Оцените материал

Также вам может быть интересно