Поэт Наум КОРЖАВИН прилетает в Москву каждый год из США, куда эмигрировал ещё в 1973-м.
- МОСКВА - самое моё любимое место на земле. Всегда мечтал жить именно здесь. А вернуться? Вернуться страшно. Страшно снова начинать всё сначала - я имею в виду в бытовом смысле.
- Собираясь на интервью, зашла в книжный магазин и узнала, что ваших сборников стихов в продаже нет, как и двухтомника мемуаров "В соблазнах кровавой эпохи". Раскуплены! Значит, у людей сохранилась ещё потребность в поэзии?
- Если говорить о моей поэзии, то никогда не рассчитывал "собирать стадионы". Пусть будет небольшая аудитория, но понимание. Всегда обращался к тем, в ком сохраняется память, интеллигентность, то есть потребность думать не только о своих насущных делах. И хотя таких людей не очень-то много, потребность в поэзии есть, её не может не быть. И молодёжь, по-моему, возвращается к поэзии, к истории.
- Реформы, прогресс - как вам новый век?
- Прогресс? Да, всё-таки какой-то прогресс у человечества есть: раньше вот ели людей, а теперь не едят. Каннибализма в цивилизованном мире нет, но зла в жизни хватает и без него. Одна из бед нашего века - подмена ценностей везде, во всём. Власть тщеславия над честолюбием. Тщеславие всегда разрушительно, а честолюбие подразумевает непременно желание создать что-то. Тотальный феминизм, эмансипация, так называемое освобождение женщины - по существу - от женственности, от самой себя. А мужчины - от ответственности за женщину, которая тоже заложена от природы. Я бы вообще предложил начать с возрождения культа женщины. И любви. Это основа нашей культуры. Ещё я боюсь агрессии в людях. Неумение и неспособность понять, слушать и слышать друг друга - жуткая вещь. Даже если ты не принимаешь другого - постарайся услышать его. Я, быть может, наивный человек, но думаю, что надеяться выжить, не обращаясь друг к другу, не понимая друг друга, имея друг о друге превратное представление, ещё наивнее.
- Вы тридцать лет живёте на Западе. Как видится Россия из вашего "далёка"?
- Не нужно их вообще противопоставлять - Запад и Россию. Там точно такой же кризис, как и у нас. Только мы в этом движении к кризису не отсталая, а, наоборот, передовая страна, как это ни грустно. По той рискованной дороге, по которой идёт человечество, а идёт оно, по-моему, к чёрту, мы умудрились пройти дальше всех. Но надеюсь, несмотря ни на что, Россия ещё о себе скажет. Во мне сегодня есть всё - и отчаяние, и безнадёжность, и надежда. Что изменилось? Раньше Россия жила с оглядкой на Запад, тешась тем, что там лучше, там свобода, демократия, частная собственность. Была уверенность, у интеллигенции в первую очередь, что у нас плохо, зато там всё хорошо устроено. Она думала, что у нас вся беда в том, что не дают писать и читать что хочется. А беды-то главные совсем не в этом были. В начале перестройки я твердил, что реформы 90-х опасны, что не всегда продуманны. Ведь для того, чтобы переделать, нужно очень хорошо знать, что делать и как. А у нас ведь всегда знают, кто виноват, а вот что делать - нет. И ещё мы всегда думаем, что виноваты другие, не мы. Но во всём, что происходит в стране, в обществе, всегда виноваты и мы сами, прежде всего я говорю об интеллигенции. Это она кричала громче всех - даёшь, даёшь, вперёд, вперёд! А куда вперёд? В итоге потеряно главное - доверие людей, которых ещё раз обманули, на которых - на большинство народа - незаметно для нас и как бы при нашем участии попросту наплевали. Нельзя пренебрегать людьми, можно с ними не соглашаться, даже если не понимаешь каких-то настроений, мыслей, нельзя их игнорировать, критиковать можно, а не учитывать их нельзя.
- Вы всё время говорите - "интеллигенция". Что для вас это понятие?
- Интеллигент - человек, который понимает, что надо помнить, обязан помнить. Беспамятство, равнодушие к прошлому своей страны (а значит, и к собственному, ведь это были наши отцы, деды) - это то, от чего я прихожу в ярость. Равнодушие к поэзии, незнание её и моих стихов тоже - бог с ним, хотя мне это больно, но я это понимаю. Равнодушная память - это страшно сегодня, особенно у молодых. Говорят, пусть они скорее забудут наше прошлое, пусть вообще не знают о нём! Нет, так быть не должно. Россия не возродится, пока не выблюет из себя Сталина, как отраву.
- Не могу не спросить о вере...
- Моё отношение к религии? Я крестился в Москве, после Лубянки, ссылки и эмиграции, уже разуверившись в "соблазнах кровавой эпохи", почувствовав, что если я так близко видел дьявола, то, значит, есть и Бог. Поверил я раньше, чем крестился, был таким... беспартийным христианином. Душа-то, как говорил Бердяев, всё равно христианка. И я верю. И надеюсь, что, может быть, Господь всё-таки сжалится, спасёт Россию.
НАША СПРАВКА. Ещё будучи студентом Литинститута, Наум Коржавин в 1947-м был арестован. 8 месяцев на Лубянке, ссылка в сибирскую деревню, потом жизнь в Караганде. Вернулся в Москву в 1954-м, в 1956-м реабилитирован. С 1940-х гг. его стихи ходили в "самиздатовских" списках. В 1963-м вышел первый и единственный до эмиграции его сборник "Годы". В современной России начал печататься с конца 1980-х гг.
Олег Табаков: "Верю в непоротое поколение"