ГОРОД Сусуман - один из самых холодных и мрачных городов на планете. Расположен он, понятно, у нас. Сказать точнее - на Колыме, к северо-западу от Магадана.
Пострадал за ревность
СРЕДИ множества сусуманских бомжей и бродяг с отмороженными конечностями мое внимание привлек один человек. Одетый в обноски, с пропитым, но породистым ликом, с печатью былой интеллигентности на лице.
- У вас высшее гуманитарное образование? - спросил я.
- Два высших, - ответил он. - Первое: Военно-инженерная радиотехническая академия, а второе, считайте, гуманитарное: Высшая школа КГБ СССР.
Я предложил познакомиться.
- Кубасов Алексей Гурьевич, - протянул он грязную руку с ампутированными фалангами. - Извините, домой пригласить не могу, у меня там, мягко говоря, не прибрано.
Мы схоронились от холода в каком-то мрачном подъезде, и он поведал про свою странную жизнь.
- Родился я в Вологде в 1949 году. После школы КГБ служил в ГДР по главной линии. То есть ловил шпионов, а не каких-то там диссидентов. Уже в 30 лет - редчайший в КГБ случай - получил майора за особые, так сказать, достижения. Но рассказывать вам про них ни за что не буду - брехуном меня посчитаете... Назначили начальником большого отдела. В Москве я был на особом счету. В перспективе светила Лубянка и генеральские звезды. Но... однажды жена моя, Людочка, тяжело заболела. Заболела психически. Припадками беспочвенной ревности. Это редкая, но профессиональная болезнь жен чекистов на почве стрессов, ожиданий, подозрений... Дома устраивала такие истерики, что я не только пистолет, но даже ножи и ножницы прятал. Ну чтобы вы представляли, такой пример приведу. Жили мы в двухэтажном особняке. Я ночью в спальне на первом этаже, а она до утра на втором со свечкой сидит. Утром спускается, говорит: "В 23 часа 45 минут мимо нашего дома прошел адъютант Максимов и посмотрел на окна. Я поняла, это был знак тебе, что генерала нет дома и тебя вызывает жена генеральская..." А уж если в магазине кассирша мне улыбнулась... Людочка, конечно, сама понимала, что больна, но поделать с собой ничего не могла. Разные немецкие профессора лишь безнадежно разводили руками и говорили, что это не лечится. Единственный добрый совет - нужно разводиться, иначе все может закончиться трагедией. Но мы с ней очень любили друг друга и развестись не могли.
Я вообще однолюб и на другой не смог бы жениться. Но, когда родилась вторая дочка (двадцать лет назад родилась, а первой у меня сейчас тридцать), дело и впрямь едва не обернулось трагедией. Узнал, что в Гомеле есть специалисты по этой болезни. Карьеру пришлось прервать, переехать в Гомель. Там тоже посоветовали развестись. Развелись. Но я к Людочке каждый день приходил на работу с букетом цветов, и никто не догадывался, что мы в разводе. Коллеги по работе считали ее самой счастливой женщиной. Но... дальше - хуже. Потом мы с ней прочитали в специальной литературе, что бывали случаи, когда при такой болезни люди расставались на двадцать лет и болезнь прекращалась. А после они соединялись и жили нормально. Так вот и мы решили расстаться. 26 июля 1986 года последний раз мы с моей Людочкой наплакались вволю, и я поехал как можно дальше. А если бы ближе, то мог бы не выдержать, воротиться. Так я и оказался здесь, и если останусь жив, то уже через три с половиной года опять к ней вернусь.
Здесь, в Сусумане, я поначалу командовал... простите, руководил бригадой сенозаготовителей. Потом стал фермером. Держал 600 голов свиней и быков. Весь Сусуман кормил и был одним из самых богатых людей в районе. Но богатство богатством, а черную тоску по Людочке, по дочкам никакими деньгами не заглушишь, вот и стал потихоньку прикладываться. А семь лет назад отпустил тормоза, все свои миллионы пропил. После хищничал - золото незаконно мыл, пальцы вот отморозил. А сейчас больше все по столярному делу: кому мебель какую поправить, двери обшить...
На том и закончил он свой рассказ, ни разу не матюкнувшись. Я предложил ему немного денег, но он вежливо отказался.
На другой день рано утром я увидел, как мой вчерашний собеседник рылся с товарищем в мусорных баках. Они вынимали объедки и кидали бездомным собакам, для себя прибирали пустые бутылки. И мне стало ясно, что он уже никогда, никогда не встретится со своей Людочкой.
Наркотики для деток
"...ИНЖЕНЕРЫ, геологи, врачи, прибывшие на Колыму по договорам с Дальстроем, развращаются быстро: длинный рубль, закон - тайга (...) все это развращает, растлевает... Вот эта развращенность и называется в литературе "зовом Севера".
Варлам Шаламов. "Колымские рассказы"
- Нас на весь район только три человека работают по наркотикам, - поясняет начальник УБНОН (Управление по борьбе с незаконным оборотом наркотиков) Святослав Войцещук. - Мы знаем, кто, где и чем торгует, но довести дело до суда, когда все свидетели запуганы, почти невозможно. Взяли мы, например, с поличным лидера организованной преступной группировки Хасана Уразова (фамилия изменена). Уразов рецидивист и бывал уже судим за сбыт наркотиков. В этот раз сусуманский суд, учитывая большой состав семьи гражданина Уразова и его примерное поведение, присудил рецидивисту... 3 года... условно!
Двоим особо опасным, правда, дали 10 и 13 лет. Операцией руководил аж МВД России. Но приговор еще будут обжаловать, и милиция не уверена, что он окончательный.
- Какой смысл бороться, - поясняет Святослав Войцещук, - если в коммерческих аптеках малолеткам продают наркотические таблетки? Выпил 6-7 штук - и крыша поехала! Наркодельцы выходят, как правило, на людей непорядочных, у кого водятся деньги нечистые. Все в природе закономерно. Взять, например, сына одной из работниц санэпидстанции. Она в магазин приходит: "Почему у вас таракан бегает?!" Ну ей на лапу... Потому и сын у нее на игле сидит. У сына с приятелем недавно деньги кончились. Он берет шприц, выкачивает у себя из вены кубик крови, выливает себе на голову и бежит к матери на работу: "Меня бандиты убивают! Я им 30 тысяч должен!" Мать, понятно, дает. Те на иглу...
Есть в Сусумане православная церковка деревянная, не покрытая золотом. Есть монастырь без монахов, скит называется. Монастырь недавно открыли в заброшенном здании бывшего аэропорта и пока не решили, мужским ему быть или женским. Звоню, батюшку спрашиваю.
- Зачем? - женский голос.
- Хочу у него спросить, пошто по улицам ночью так много пьяных отроков и отроковиц скитаются? Богохульствуют?
- Так батюшка-то отъехал.
- А отъехал куда?
- Да разве можно про то рассказывать? Скажешь, куда поехал, и бесы туда же за ним увяжутся...
Вот так и борются в Сусумане с бесами, коих здесь легионы несметные. И никакая сила - ни церковь, ни ФСБ, ни милиция - бесам тем не страшна, потому как стоит Сусуман на золоте и зовется он городом желтого дьявола. А последний так просто металл свой не отдает, только в обмен на души...