КАЗАЛОСЬ БЫ, о практике сталинских репрессий мы теперь уже знаем все. Известно и о разнарядках, спускаемых "сверху" на арест "врагов народа", и о методах, применявшихся органами для получения признаний. Но даже на этом фоне история, которую можно воссоздать по рассекреченным архивам и документам военного трибунала МВО, выглядит совершенно фантастической.
Для начала - несколько выдержек из документов.
Из заявления гражданки Ю. Бер на имя секретаря
ЦК КПСС Н. Шаталина от 11.4.54 г.
"Я очень благодарна Вам за то, что Вы отозвались на мою просьбу и так скоро. Я сейчас скажу Вам все, и клянусь Вам самым дорогим для меня - памятью моего ребенка, что говорю правду.
Я родилась в семье артистов. Мой отец из рода композитора Глинки, работал больше тридцати лет в Большом театре. Мать была певицей. Я училась с девяти лет в театральной школе ГАБТа, получила там балетное образование, потом перешла работать
в оперетту. В 1939 году работала в Московской областной оперетте. Там работал дирижер, некто Хмелевич. Он познакомился со мной, потом с моей семьей, вошел к нам в дом. Он был в близких отношениях с нашей дальней родственницей, которая жила у нас, и на правах этого бывал часто в нашей квартире. В течение трех лет мы были с ним знакомы, и он ни разу не показал своего настоящего лица. В 1941 году наш театр разделили на бригады и послали на фронт.
Я приезжала
в Москву редко, но все же могла заметить, как изменился Хмелевич. Он стал высказывать такие взгляды и так себя вести, что я сочла своим гражданским долгом обратить на него внимание органов государственной безопасности. Хмелевичем заинтересовались, меня вызывали к себе крупные работники МВД, инструктировали меня, поручили мне это дело.
В течение года я не оставляла нигде этого человека, под любыми предлогами. Я ездила на те фронты, где был он, абсолютно
вошла к нему в доверие, он перестал меня стесняться. Я довела это дело до черты, когда мне сказали, что оно передается в высшие инстанции. Я уехала в театральную поездку по обслуживанию госпиталей, и несколько месяцев не была в Москве.
Приехав в январе 1943 года, я пришла по вызову на Лубянку, где мне был предъявлен ордер на арест якобы по участию в группе Хмелевича. Сначала я думала, что все это фиктивно, и не волновалась. Началось следствие, которое
закончилось 12 февраля 1943 года, когда дело Хмелевича передали Военному трибуналу. Был суд. Мой следователь знал, что инициатором дела Хмелевича была я, но он сказал, что в целях его полного разоблачения необходимо молчать об этом; и вообще запретил говорить об этом факте. Мне предъявили обвинение в связи с группой Хмелевича. На очных ставках сам Хмелевич и те наши знакомые, которых привлекли по этому делу, показывали против меня. Это было вполне
естественно, так как они видели только мои хорошие отношения с Хмелевичем, не зная их истинной подкладки. На основании этих свидетельств мне дали статью 58 - 10 и дали мне 10 лет срока исправительно-трудовых лагерей...
Ни на суде, ни после, в течение четырех с половиной лет в лагере я ни слова не сказала о моей роли в деле Хмелевича. Я была связана подпиской, которую дала органам, и привыкла выполнять их приказания. В 1947 году я попала под амнистию...
Моя мать умерла от разрыва сердца в день суда, родные от меня отказались, и я не имела права разубедить их, что я не то, за кого они меня теперь принимали.
В 1953 году я решила вернуться в Москву и добиться реабилитации...
Я подала просьбу о снятии судимости, но умолчала о самом главном, о том, что могло меня реабилитировать... Больше года я работала под фамилией "Багряновская", и - как доказательство верности моих слов - в архиве МВД должна быть моя подписка: ноябрь, декабрь 1941 г., точно месяца не помню. Дело Хмелевича не было моим первым заданием..."
Из ответа и. о. Генерального прокурора СССР Баранова на имя секретаря ЦК КПСС Н. Шаталина от 28.4.54 г.
"По Вашему
поручению дело по обвинению БЕР Юлии Николаевны Прокуратурой проверено... Установлено, что БЕР действительно с января 1942 года по день ее ареста состояла агентом органов МВД. Работая в качестве агента, она по заданию МВД вела разработку ХМЕЛЕВИЧА (дирижер театра Московской областной оперетты), причем ряд заданий, которые она получала, носили провокационный характер.
За время своей работы агентом БЕР сообщила в МВД ряд фактов об антисоветских высказываниях
ХМЕЛЕВИЧА, и он был арестован. При допросе ХМЕЛЕВИЧ признал себя виновным и дал показания в отношении БЕР.
Учитывая, что для обвинения БЕР не было достаточных оснований, Прокуратурой вынесено заключение о прекращении дела БЕР..."
P. S. Не спешите, читатели, делать выводы о судьбе провокатора из рода Глинки. Это только "цветочки". При изучении других документов выявляются еще более поразительные повороты. Здесь есть почти все - люди искусства и другие знаменитости, секс и психические отклонения, квартирный вопрос и шпионские страсти. И за всем этим зловещей тенью маячат сталинские карательные органы...
Окончание следует