Зять Л. И. Брежнева Юрий ЧУРБАНОВ стал последним, кто был освобожден по узбекскому делу. Указ Президента РФ о помиловании почти на 5 лет сократил срок его заключения. Чурбанов вернулся в другую страну, другой мир... С ним беседует Андрей ЖДАНКИН.
- Юрий Михайлович, сколько вы пробыли в заключении?
- Без четырех месяцев семь лет.
- Кто вам писал в колонию?
- От людей моего прежнего ближайшего окружения, с кем поддерживал дружеские отношения, кому старался помочь, писем приходило очень мало. Их одолела понятная мне робость.
- А жена?
- Галина Леонидовна прислала три или четыре письма, чаще - пространные телеграммы. В одном из писем попросила, чтобы я подал заявление в суд, что оставляю ей все имущество. Она ссылалась на материальные трудности.
Я подумал, что мне еще сидеть и сидеть, и написал заявление. Ей отошла и дача, и все прочее. У зеков есть понятие - "надо оставаться мужиком", я решил твердо следовать этому правилу.
- Как вы узнали о решении своей участи?
- Ко мне в котельную вместе с начальником тюрьмы зашел прокурор города и сказал, что решением Президента России я освобожден от дальнейшего отбывания наказания.
- Вы и сейчас считаете себя невиновным?
- Я "виноват" только в том, что был женат на дочери Генерального секретаря ЦК КПСС. Мне было сказано, что моя песня спета: или "намажут лоб зеленкой" (синоним расстрела), или "чистосердечные" показания.
Через некоторое время после ареста я попросил встречи с Чебриковым, тогдашним председателем КГБ, членом Политбюро. Он приехал, и я задал ему вопрос: "За каким лешим затеян весь этот спектакль, я же невиновен?" Мы раньше знали друг друга, и, будучи честным человеком, он сказал: "Ваш арест обсужден на Политбюро". Если Политбюро приняло решение, то ты уже как прокаженный. Я понял, что моя песня действительно спета.
- Другие участники того процесса вышли на свободу раньше вас?
- Дело в том, что мы сели, когда существовал единый Союз, а выходили каждый в своем суверенном государстве.
- Как у других сложилась судьба?
- Бывший первый секретарь Бухарского обкома КПСС Каримов освобождения не дождался. Высшую меру ему заменили на 20 лет. Президент Узбекистана его полностью реабилитировал. Когда извещение дошло до Каримова и ему сказали: "Иди собирайся", он не выдержал и умер, не дойдя до каптерки. Генерал Сабиров, прошедший от рядового до генерала, в заключении сошел с ума.
- Если бы вы сейчас вдруг встретили Гдляна, что бы вы сделали?
- Сказал бы только, да простят читатели зековское выражение: "Падла он конченная вместе с Ивановым и всей камарильей".
- Как вас встретила жена?
- Прилетев, я купил три белые гвоздики и отправился к ней. Сцена тяжелая. Оказалось, я уже разведен, хотя ни от нее, ни из суда никакого уведомления не получал. То есть у меня не стало ни жены, ни жилья (меня выписали через полгода заключения), ничего. Я спросил, где мои вещи, потому что надеть было нечего. Она ответила, что никаких вещей нет, якобы обворовали знакомые.
Встреча продолжалась не более получаса, я развернулся и уехал. Какой резон жить с человеком, ведущим такой образ жизни, тем более что тепла никакого уже не осталось? Алкоголизм - очень серьезная болезнь, и упрекать ее в женском предательстве или, тем более, осуждать, я не сторонник.
- Не будь вы зятем Леонида Ильича, вас, наверное, никто бы не тронул, не было бы ни заключения, ни сломанной жизни. Не жалеете, что стали его родственником?
- Я очень уважительно отношусь к Леониду Ильичу - как к яркой политической фигуре, и особенно как к человеку. Личная жизнь сложилась не слишком удачно, но в жизни не бывает сослагательного наклонения, какая ни есть, она пишется набело.
Леонид Ильич сильно переживал за своих детей, когда они увлеклись неблаговидными поступками. Он, как и Виктория Петровна, все знал. Дети и внуки попортили им очень много крови.
- Как у них сложилась жизнь?
- Говорят, они попивают. В колонии я читал, что внуки на аукционе продавали вещи, подаренные деду. Это - кощунство, надругательство над памятью деда, тем более что к категории бедных людей они никак не относятся. Ничего святого у этих родственничков не осталось.
- В своей книге вы очень тепло пишете про компартию. Ваши убеждения не изменились, вы считаете себя коммунистом?
- Меня исключили, даже не пригласив на бюро райкома партии. Партию предала партийная верхушка, и в первую очередь Горбачев. Причем не только КПСС, но и международное коммунистическое движение. Я с симпатией отношусь ко всем порядочным людям, среди коммунистов их и сейчас очень много.
- От психологического груза тюрьмы, зековских привычек вы уже освободились?
- Нет. Последние два года я работал ночным кочегаром, а уголь завозили раз в 2 - 3 часа. Рваный сон так и остался. После моего возвращения люди, которые питали ко мне симпатии, стали предлагать помощь. Это для меня новое и ценное человеческое обретение. В новую жизнь вхожу медленно, тяжело, но открываю в ней много удивительного и непонятного.