Политики и правители нашего времени, за исключением Сталина, Собчака и, может быть, кого-то еще, никогда не питали особой слабости к серьезной классической музыке и в оперу, как правило, не ходили и не ходят. Например, Борис Ельцин за все время своею президентства посетил в Большом театре лишь один спектакль - "Жизнь за царя" Глинки. Однако недавняя премьера "Хованщины" Мусоргского в главном театре России, как кажется, адресована людям большой политики будто бы персонально. Это больше, чем просто театральный спектакль в своем обычном качестве - скорее, гражданская позиция, политическая акция его создателей: патриарха отечественной режиссуры Бориса Покровского и Мстислава Ростроповича, который не нуждается в эпитетах.
НОВАЯ "Хованщина" - о том, что смутное время на Руси не кончается и вряд ли когда-нибудь кончится. Правители как делили, так и будут делить власть, словно шкуру неубитого медведя, а страдать и расплачиваться за их грехи всегда будет народ. Вот, оказывается, в чем секрет "загадочной русской души" - в ее привычке, в ее иммунитете к смуте. С таким иммунитетом и апокалипсис пережить - раз плюнуть, что символично продемонстрировано в спектакле. После самосожжения раскольников, из темноты и праха вновь рождается мотив знаменитого "Рассвета на Москве-реке", а это значит, что жизнь продолжается несмотря ни на что.
Рассказывая некоторое время назад о своем замысле, Борис Александрович Покровский поделился опасением, что после такой постановки могут быть и самоубийства, ибо люди поймут, кто они есть. Действительно, в "Хованщине" много такого, что звучит как удар топора, как приговор. Чего стоят, к примеру, слова пришлых людей, олицетворяющих в опере русский народ:
"pre" Ох ты, родная матушка Русь, Нет тебе покоя, нет пути, Да тебя же, родимую, гнетут. Что гнетет тебя Не ворог злой, злой, чужой, Непрошеный, а гнетут тебя, Родимую, все твои ж ребята удалые... "/pre"
Поразительно, как мог все это предвидеть из своего девятнадцатого века великий композитор!
И Покровский, и Ростропович по отдельности достигли высот, по праву им подобающих, но, к сожалению, музыка и действие существуют на сцене не в диалоге, а в разных, непересекающихся плоскостях. И уж совсем "не из той оперы" чрезмерно авангардистская и ироничная для этих стен сценография Теймураза Мурванидзе, в которой нет и намека на любовь к России и Богу. Короче говоря, совместные усилия режиссера, дирижера и художника увенчались примерно таким же успехом, как в достопамятной басне Крылова "Лебедь, рак и щука".
СЕНСАЦИЯ спектакля - фантастическая Лариса Дядькова из Марианского театра в партии раскольницы Марфы. Роскошное русское меццо-сопрано, настоящая русская красавица. Отличное приобретение для Большого, пусть и временное. Даже строгая Галина Вишневская, работавшая консультантом, по вокалу, заметила, что из московских певиц рядом с Дядьковой поставить совершенно некого. Колоритны в качестве отца и сына Хованских Владимир Огновенко, бас из Петербурга, и тенор Виталий Таращенко, не оторвать глаз от Нивы Фоминой - фанатички Сусанны и Александра Архипова - подьячего. Что касается исполнителя роли Голицына Зураба Соткилавы, то привыкший "рвать клочья" итальянских страстей артист совсем не вяжется с образом русского князя - западника и эстета. К тому же в одном ответственном сольном фрагменте он забыл текст и промычал что-то невнятное. В итоге - шикарная автокарикатура. Добрых слов заслуживает хор - слаженный и выразительный, переучивший всю музыку и слова практически заново.
Партитура "Хованщины" не была завершена автором, поэтому существует несколько ее версий, сделанных другими музыкантами. С 1950 г. и до последнего времени в Большом шел спектакль-долгожитель в более мелодичной и эффектной, чем сам подлинник; оркестровке Римского-Корсакова. Но только сейчас "народная музыкальная драма" Мусоргского зазвучала в Москве в том виде, в каком давно уже идет во всем мире, - в оркестровой редакции Дм. Шостаковича, наиболее близкой к замыслу и стилю автора. Но певцы не все довольны; говорят, мол, петь нечего.
И - за отсутствием состава преступления - ни слова о кризисе. Будем считать, что в Большом театре наступило пусть и спорное, но что-то Новое. Что? Поймем потом. Пока лишь ясно одно: туда стало интересно ходить...