Ни в одном государстве мира не было столь много самозванцев, претендовавших на престол, сколько их было в России после смерти Бориса Годунова. В образах и судьбах лжепомазанников немало загадочного, парадоксального, порой курьезного...
А может, он не был самозванцем?
ОБРАЗ первого и самого известного самозванца, захватившего трон державы Российской в лихую годину русской Смуты, выкрашен современниками в густой черный цвет. Впрочем, чего еще можно ожидать от вельмож, втайне себя ненавидевших за то, что низкопоклонствовали перед безродным "расстригой", присягали ему на верность, искали его милостей, когда он был в силе. А затем убили, надругались над трупом и целовали крест другому царю (Василию Шуйскому), которому вскоре изменили с той же подлой легкостью, чтобы перекинуться к новому лжепомазаннику, а потом предать и его... Может быть, и от сознания собственной низости единодушны оказались бояре во мнении, что Гришка Отрепьев был сущим исчадием ада: не иначе это бес помог ляшскому ставленнику...
Старательно замалчивался тот факт, что народ любил Дмитрия Ивановича и верил в него как в своего избавителя, посланного Господом; во всемирной истории не было более популярного самозванца! Не случайно, по свидетельству иноземного "гостя" Исаака Массы, в день гибели "ненастоящего царя", 17 мая 1606 года, стоявшие в толпе москвичи рыдали навзрыд, глядя, как глумятся боярские слуги над бездыханным телом Лжедмитрия...
Многие черты личности и поведения этого человека никоим образом не вяжутся с хрестоматийным его образом, навеянным пушкинской драмой. Дело в том, что пришедший в русские пределы из Польши с небольшим отрядом наемников самозванец и беглый монах Григорий Отрепьев, по мнению многих историков, - это два разных лица! Иезуиты 26 февраля 1605 года в Путивле записали: "Сюда (в лагерь "царевича") привели Гришку Отрепьева, известного по всей Московии чародея и распутника". Его показывали "перед всими, явно обличаючи неправду Борисову".
Кем был на самом деле воцарившийся на Москве "вор-расстрига", видимо, так навсегда и останется загадкой. Несомненно одно: в его поступках проглядывали черты, которые, как пишет историк XIX века Николай Костомаров, "и теперь располагают исследователя склоняться к признанию его действительным сыном Ивана Грозного". Так, он проявлял куда больше благородства по отношению к своему предшественнику Борису Годунову, чем избравшие того на царство бояре.
Но незаурядность натуры "царя Дмитрия Ивановича" сыграла с ним злую шутку, дав повод к невероятным обвинениям. Ревнителей старины пугали широта его взглядов, необыкновенная для XVII столетия веротерпимость и внутренняя свобода.
"У нас одни только обряды, а смысл их укрыт, - говорил самозванец отцам православной церкви. - Считаете себя самым праведным народом в мире, а живете совсем не по-христиански: мало любите друг друга, мало расположены делать добро". Не правда ли, и о нас теперешних это сказано?
Образ мышления, некоторые не понятые современниками причуды нового государя (например, в зиму 1606 года для военных учений со стрельцами поставил он на Москве-реке ледяную потешную крепость, расписанную изображениями, символизирующими силу татарских чудовищ, коих москвичи принимали за чертей!) очень скоро дали повод к обвинениям его в "чернокнижии" (колдовстве).
"Бесы обещали его сделать царем, - говорили на Москве, - а он им обещал от Бога отступиться". "Да не сам ли он бес? - вопрошали другие. - Он явился в человеческом виде, чтобы смущать христиан и творить игрушку с теми, кто отпадет от христианской веры". Третьи утверждали, что Лжедмитрий вообще восставший из гроба мертвец, оживленный бесовской силой на горе православным (говоря современным языком - зомби).
Предтеча реформатора Петра?
ПАРАДОКС истории: в программе преобразований, которые намеревался осуществить в России сей "восставший из ада слуга сатаны", непредвзятый исследователь без труда увидит много общего с реформами, которые ценой великих трудов и рек пролитой крови провел в жизнь Петр I. В манере поведения, взглядах и образе жизни Лжедмитрия тоже разительно много общего с царем-реформатором. "Я обогащу свободной торговлей свое государство!" - заявлял Дмитрий Иванович. Вспомним, что Петр тоже был горячим поборником развития торговли.
Историк Костомаров: "Дмитрий преобразовал боярскую думу и назвал ее сенатом" (чем, кстати, подписал себе смертный приговор). Петр распустил боярскую думу и создал вместо нее "правительствующий сенат".
Основатель Петербурга всячески заботился об образовании дворянской молодежи и фактически силком отправлял табуны недорослей учиться за границу. Лжедмитрий, свидетельствует Костомаров, "более всего любил беседовать со своими боярами о том, что нужно дать народу образование, убеждал их путешествовать по Европе, посылать детей для образования за границу..."
Самозванец "сам учил ратных людей, в примерных приступах к земляным крепостям лез в толпе на валы, несмотря на то, что его иногда палками сшибали с ног, давили, - пишет другой историк XIX века Сергей Соловьев. - Сам испытывал новые пушки, стрелял из них чрезвычайно метко". Разве нельзя то же самое сказать о Петре?
Подобные совпадения можно перечислять еще долго... Но при всем сходстве со вздыбившим Россию самодержцем Лжедмитрий был обречен на поражение: фигура несравненно более мелкого масштаба, не имевший серьезной социальной опоры, он все свое краткое правление лихорадочно искал почву под ногами, лавировал между считавшими его своей марионеткой "ляхами" и боярскими кланами.
А вот еще один событийный повтор, почти мистический: в майский день 1606 года, когда тело свергнутого самозванца, привязанное к лошадиному хвосту, поволокли к Серпуховским воротам, над Москвой разразилась страшная буря, сорвавшая кровлю со сторожевой башни на Кулишках и повалившая деревянную стену у Калужских ворот. Стихия неистовствовала с той же силой, как при торжественном въезде Лжедмитрия в Москву одиннадцать месяцев назад...
Закопали его в могилу на "убогом" кладбище у Серпуховских ворот. Но место это в считаные дни обрело на Москве жуткую славу: говорили, что по ночам мертвый самозванец... встает из гроба и ходит по улицам столицы! Тут же вспомнили, что незадолго до свержения принимал он с почетом лопарей - жителей Лапландии, кланявшихся ему меховой данью. Об этом северном народе исстари шла молва как о кудесниках, умеющих даже воскрешать мертвых: "велят убивать сами себя, а после оживают!" И "слуга дьявола", конечно, выучился адскому искусству "самовоскрешения" у лапландских шаманов...
Власти и духовенство московское до того были встревожены этими толками, что тело Лжедмитрия велено было вырыть и отвезти в селение Нижние Котлы. Здесь его принялись сжигать, но останки чародея якобы не поддавались самому жаркому огню... Тогда его изрубили на мелкие куски, снова бросили в пламя, наконец-то обратившийся в пепел прах перемешали с порохом и выстрелили им в сторону запада, откуда явился на русскую землю сей загадочный "чернокнижник"...
"Царевичей" - как грязи
ДВУМЯ годами позже, при царе Василии Шуйском, когда под Москвой стоял со стотысячным войском послушный польским командирам Лжедмитрий II и среди московских владельцев вотчин повелось втихаря решать, кому из родственников оставаться с законным государем в столице, а кому ехать в Тушино к лжепомазаннику, чтобы при любом повороте событий фамилия не осталась в накладе, самозванчество приняло на Руси характер стихийного бедствия.
В Речи Посполитой объявился чудесным образом выздоровевший "царь Борис Годунов". При дворе австрийского кесаря вполне легально обретался его "спасшийся" сын "царь Федор Годунов". Из Астрахани созывали под свои стяги толпы шатающихся по Руси татей-разбойников и бродяг не имевшие реальных двойников "царевич Лавр, царя Федора Ивановича сын", "царевич Осиновик, сын царевича Ивана Ивановича" и какой-то "царевич Август, царя Ивана Грозного сын".
Никто ничего толком об этих личностях сказать не мог, кроме того, что Августа раньше знали как крепостного известного боярина. У "царевича Осиновика" вскоре отыскался где-то пропадавший "отец" - "царевич Иван Иванович", якобы сын Ивана Грозного. В свою очередь у этого "царского отпрыска" нашелся еще один невесть откуда взявшийся сын - "царевич Лаврентий".
Среди наводнивших Центр России в надежде всласть пограбить отрядов донских и запорожских казаков, измывавшихся над единоверцами похлеще крымских татар, объявилась целая когорта соревновавшихся в наглости "царевичей" с именами обычными, а иные и с экзотичными: Петр, Федор, Ерофей, Клементий, Савелий, Василий, Недвядко (!), Семен, Гаврила, Мартын... Один называл себя сыном Ивана Грозного, другой - сыном Федора Ивановича, третий вообще не знал, от кого у него "голубая кровь"... "Злодеи рабского племени, - свидетельствует летописец, - считая Россию привольем наглых обманщиков, являлись один за другим под именем царевичей, даже небывалых, и надеялись властвовать в ней как союзники и ближние тушинского злодея".
"Тушинский вор" преследует конкурентов
ЛЖЕДМИТРИЮ II ничего не оставалось, кроме как защищаться от таких же, как он, самозванцев. "За наши грехи в Московском государстве объявилось еретичество великое, - сокрушался польский ставленник в рассылавшейся по русским городам и весям грамоте. - Вражьим советом, злокозненным умыслом многие называются царевичами московскими, природными царскими семенами!" Таковых "самый истинный" лжепомазанник приказывал хватать, бить кнутом и сажать в тюрьму.
Суровость наказания для "сродственников" не могла удержать некоторых из них от не вполне объяснимого желания предстать пред светлые очи "царя Дмитрия Ивановича". Очевидно, для заключения мирной конвенции с собратьями по ремеслу Лжедмитрий II еще не созрел, поскольку явившемуся к нему "племянничку" по имени Петр Федорович (якобы сын царя Федора Ивановича) тут же велел отсечь голову. Саратовскому воеводе же он приказал повесить схваченных "царевича Августа" и "царевича Лавра".
Жестокость и коварство, как известно, не сослужили искавшему русский трон бывшему учителю из Могилева по имени Богдан доброй службы: 16 декабря 1610 года во время охоты на зайцев сопровождавшие Лжедмитрия II крещеные татарские князья братья Урусовы напали на него и изрубили...
Этого самозванца торжественно похоронят в калужском Троицком соборе. У безутешной вдовы Марины Мнишек через месяц родится от него сын, названный Иваном. На страницы русской истории он попадет под прозвищем Воренок. В 1614 году трехлетнего ребенка во избежание рецидивов самозванства казнят как опасного государственного преступника - его повесят.
С пролившейся в Угличе крови "упавшего на ножички" в 1591 году царевича Дмитрия начиналась великая Смута; законно обставленным убийством другого невинного дитяти она завершилась.