В МОСКОВСКИХ театрах проживают и проливают слезы сегодня 12 чеховских сестер. Половина - давненько, а вот еще шесть "прописались" в столице в этом сезоне - в Театре на Юго-Западе у Валерия Беляковича и на днях - в "Современнике" у Галины Волчек. Оба спектакля собирают аншлаги. Почему же страдания, тоска, мечты и надежды хрестоматийных сестер столетней давности (а пьесе ровно 100 лет) по-прежнему трогают сердца? Потому что оба эти спектакля восполняют острый дефицит истины страстей и правды чувств на нашей сцене.
Повторение?
ДВАДЦАТЬ лет назад в "Современнике" уже шли "Три сестры", с тем же оформлением и костюмами, с тем же Валентином Никулиным в роли Чебутыкина, с замечательной "ведущей" парой Вершинин - Маша (Гафт - Неелова). В новом спектакле ставка сделана на молодежь, осмысленно, точно и оправданно. Хотя, пожалуй, и нет в нем такой мощной пары, как Неелова и Гафт. Но зато есть поразительное чувство ансамбля актеров разных поколений и стилей и есть атмосфера в мхатовско-современниковском "фирменном" понимании. Есть единое дыхание, дуновение духа, прикосновение к веществу человеческой жизни, таинственному и вечному. И это уже заменяет многие замысловатые символы и метафоры-загадки. Живые чувства, искренность переживаний, живые люди, а не ходульные ходячие образы - уже подарок на фоне нашего становящегося все более бесчувственным и рассудочным театра.
У Г. Волчек очень простой спектакль. Здесь нет, как и писал о своих пьесах Чехов, ни ангелов, ни злодеев, как нет их в самой жизни. Нет и персонажей шекспировской глубины и масштаба. Волчек вослед за автором рассказывает нам, в сущности, обыкновенную историю об утраченных иллюзиях и о воспитании чувств. Историю, случившуюся в небольшом провинциальном городке с обычными людьми, которые хотят быть счастливыми и прожить жизнь свою со смыслом, верой и любовью. Разве эта история не могла бы быть сегодняшней?
Браться за столь заигранную пьесу - дело рискованное. Спектакль Волчек, пожалуй, в большей степени рассчитан как раз на тех, кто пьесы не читал (в том, что "Три сестры" он прежде не читал, признался по радио даже один из исполнителей главных ролей). И что с того? Публика наша не состоит же сплошь из чеховедов. Театру удалось, быть может, самое сложное - не изобрести очередную сверхоригинальную концепцию, а вернуть пьесе искренность, человечность, простодушие. И, не перегружая душераздирающим "трагизьмом", во многих местах даже со смехом поведать мудрую историю про людей, у которых не складывается жизнь. Нафталином и натужностью со сцены не веет. Веет нежностью, необъяснимой радостью от встреч, обещаний и надежд, от этих детских заглядываний в будущее. Веет страстной жаждой жизни - отчаянной, через край, и тем сильнее после, во второй части, разочарования и тоска, "когда так странно меняется, обманывает жизнь". И этот эмоциональный контраст, чувственная "кривая" спектакля вычерчены безукоризненно.
В спектакле Волчек много веселья, кружения, света и какой-то бесхитростной романтики, много музыки, сопровождающей его деликатно-эмоционально. В нем мужественная мудрость старших, прежде всего автора и режиссера, оживлена энергией и органикой молодых, подкрепленными их мастерством и глубиной (отметим особо Ольгу Дроздову - Ольгу, Михаила Ефремова - Соленого, Ивана Волкова - Андрея).
Дубль два
СПЕКТАКЛЬ Беляковича, казалось бы, полярен по отношению к "современниковскому". Но чем больше сравниваешь, тем больше общего видишь. У Беляковича главное - вызов традиции (назовем ее "мхатовской"). Я бы назвала это борьбой с придыханиями и фикусами. Борьбой с тоской в зале путем не заштампованного ее изображения на сцене, без ахов и охов. Сам же автор писал, что, когда у человека настоящее горе, он просто ходит по комнате и свистит, а не хватается то и дело за голову.
Здесь чеховские персонажи погружены в отчетливо-современную, военную среду. Железные тяжелые двери, камуфляж, четкий строевой ритм действия, реплики порой звучат как команды. И никаких "красивостей". Вершинин - истинный вояка с рубленой речью и командными жестами. Нет и в этих сестрах, в отличие от "современниковских", ни особо одухотворенной красоты, ни пленительной женственности: Ольга в брюках и рубашке с короткими рукавами, Ирина - в костюме, напоминающем мужской (шорты и тяжелые ботинки). Все персонажи - без котурнов и ореола.
В этом спектакле тоже есть какая-то отчаянная, вызывающая, несовременная, страстная, порой грубоватая патетика. Ни полутонов, ни подтекстов. Здесь страдают "весомо, грубо, зримо", ведь жизнь проходит и другой не будет. Здесь, как и у Волчек, обычные одинокие, "маленькие" люди, и им так отчаянно, смертельно хочется счастья. Они все в этой жизни - как провода под током. Их уже почти убили, но тем мужественнее и безысходнее финал: надо жить, терпеть, страдать, потому что это единственный закон, которому все подвластны.
Спектакль Волчек - нежный, поэтичный, очень беззащитный. Спектакль Беляковича - жесткий, страстный. Но оба они в конечном итоге мужественны и трагичны. И оба как будто всматриваются в нас, сидящих в зале, ведь герои, мечтая о светлом, радостном и разумном будущем "через 100 лет", мечтали о нас с вами.
А мы? Что же мы? Мы пытаемся сегодня, всматриваясь в них, учиться мужеству и терпению.