Двадцать лет я жил за границей, сейчас приехал в Москву и с грустью понял, что из столичного языка исчезло множество слов и понятий, обозначавших столичные улицы и достопримечательности. Никто не знает, что такое Пешков-стрит, Битлотека имени Леннона и т. д. Москвичи разучились шутить или... боятся?
А. А в р а м е н к о
ШУТИТЬ москвичи любят, и народные названия памятников, районов, домов появляются и теперь. Но действительно реже, чем в советское время. О причинах спада интереса к подобному словотворчеству и истории переименования названий рассказывает Владимир ЕЛИСТРАТОВ, профессор МГУ, культуролог, автор книг "Словарь московского арго" и "Язык старой Москвы".
МОСКВИЧИ всегда ценили неофициальные названия. В начале века сотни ресторанов, трактиров и пивных залов имели свои прозвища. А, например, Сухарева башня превратилась в Бухареву Сушню. Но пик страсти к переименованию приходится именно на советское время, что объясняется очень просто - говорить правильно скучно, ведь названия были такими сухими, официальными. Кроме того, в процессе переименования был элемент мелкого хулиганства, особенно когда прозвища звучали неприлично. Так, каждая станция метро получила по несколько кличек. "Пролетаевская", "Пургеньевская" и "Площадь Кирпича" - одни из самых безобидных. Сотни пивных залов в Москве обозначались постоянными посетителями только прозвищами: зал, где стояли автоматы с автоматической подачей пива, - "Байконур", пивняк рядом с заводом, украшенным тремя трубами, - "Аврора". Университет им. Патриса Лумумбы окрестили "Лулумбарием", Воробьевы горы - "Ленинхиллом". Памятник Ломоносову на территории МГУ студенты и сейчас величают "Холмогорским Крепышом" и "Ломоносычем-Кривоглазычем".
Места на автомобильных дорогах, где происходит много аварий (чаще всего это относится к участкам, где после спуска дорога резко идет вверх), называют "тещиными языками". Один из них - проезд между МГУ и проспектом Вернадского. Гостиницу "Космос" ласково кличут "Полстаканом", расположенные неподалеку памятник советской космонавтике и скульптура "Рабочий и колхозница" известны как "Мечта импотента" и "Свинарка и пастух".
Попал в "народный" список и подмосковный Долгопрудный. Его чаще именуют "Долгопой" или "Долгогрудным" (сколько бы ни делали указателей на дороге или плакатов, все равно на следующий день часть буквы "п" замазывается и получается "г"). Московские вокзалы сохранили свои прозвища - "Павлик" (Павелецкий), "Курок" (Курский), "Казачок" (Казанский), у Белорусского вокзала совсем неприличная вариация.
Народные названия очень живучи, вот "Горбушка" из жаргонного словечка стала основой для официального названия рынка "Горбушкин Двор". Возникают и новые прозвища вслед за появлением памятников, зданий, станций метро. "Безотрадное" ("Отрадное"), "Бананово-Кокосово" (Орехово-Борисово). "Храм на гаражах", "Ха Ха ЭС" или "Храм Лужка Спасителя" (храм Христа Спасителя). Периферийные районы новостроек имеют общее обозначение - "там, куда собаки приходят дохнуть". О творениях Церетели говорят "генеральный план церетелизации Москвы".
Но переименований становится меньше, общество разделяется на небольшие классы и сообщества, внутри которых используются свои, ничего не говорящие широкому кругу обозначения. Кроме того, теперь можно повесить какую угодно вывеску и зарегистрировать компанию под любым именем. В столице полно смешных и веселых официальных названий вроде "Елки-Палки", "Шуры-муры", "Не бей копытом". Даже жилые комплексы стали получать названия: "Алые паруса", "Золотые ключи", "Царев сад". И это хорошо, мы возвращаемся к старой традиции. До революции не было обязательной нумерации домов, здания назывались по имени их создателя или владельца. Но город рос, и в начале века дома стали нумеровать, правда, беспорядочно: рядом могли стоять ?1 и ? 26. Только в 30-х гг. нумерация стала строгой благодаря появлению генерального плана.
Отдельные места из московского народного атласа
Фото Эдуарда КУДРЯВИЦКОГО, Геннадия УСОЕВА