ПЕРВОЕ, что замечаешь, попадая на любой столичный вокзал, к железной дороге имеет весьма слабое отношение. Упитанные цыганята, выводящие "жалистные" сиротские песни, лоточные россыпи пиратских кассет и дисков, ресторанчики и бары с сомнительными сосисками, но зато с несомненно бодяженным пивом, масса печатной порнухи и мужики, предлагающие девочек. Короче говоря, готовая и действующая модель отечественной индустрии увеселения и развлечений. Поневоле задумываешься о мистических свойствах языка - железнодорожная станция называется вокзалом только у нас, да и то по недоразумению, поскольку слово "вокзал" обозначает не совсем то, к чему мы все привыкли.
Три веселых зала
ИСТОРИЯ с недоразумением началась в Лондоне, где увеселительная зала некоей Джейн Вокс называлась, конечно же, Vaux Hall - Зала Вокс. Впоследствии по созвучию название переосмыслили в Залу для пения - Vox Hall. И уж совсем потом, когда была пущена первая железная дорога, в здании Воксхолла разместили конечную станцию. Правда, строению оставили не только старое название, но и часть старых функций - там по-прежнему проводили концерты и вечера. Разумеется, затеяв железную дорогу, наши скопировали европейские реалии настолько слепо, что на одной из первых железнодорожных станций России, в Павловске под Петербургом, также выстроили роскошное здание, где регулярно проводились концерты. Название опять-таки слепо скопировали с Воксхолла. А уже через полтора десятка лет оно превратилось в вокзал и стало нарицательным.
Однако сами вокзалы, а особенно московские, получили настолько мощную установку на роскошь и помпезность, что преодолеть ее не вышло даже после строительства кошмарного параллелепипеда современного Курского вокзала. Так, первый вокзал в Москве, Петербургский, построенный в 1849 г., был больше похож на дворец. Тем более что он был спроектирован Константином Тоном - автором не только храма Христа Спасителя, но и Большого Кремлевского дворца. Снаружи это очевидно и сейчас, но вот внутреннее убранство отличалось от современного очень сильно: шведские печи, облицованные мрамором, пол из дубового паркета и большая по тем временам редкость - ватерклозеты, оборудованные каминами. В принципе такое здание неплохо бы выглядело и на другом месте. Во всяком случае, вначале пустыри на Каланчевке как потенциальные ворота в Москву даже не рассматривались - Петербургский, он же Николаевский, он же Октябрьский, а ныне Ленинградский вокзал должен был стоять либо в районе Тверской заставы, либо на Трубной площади. Однако, убоявшись паровозов из-за их "адского шума", а также дыма и искр, московские власти рекомендовали зданию Тона разместиться на месте бывшего артиллерийского двора и ямских слобод, тем самым спровоцировав постепенное переименование Каланчевки в "Три вокзала".
Надо сказать, что из всех трех - Ярославского, Казанского и Ленинградского более-менее повезло только последнему, проект которого был сразу высочайше утвержден и остался практически без изменений. Ярославский, построенный Романом Кузьминым в 1862 г., был перестроен Шехтелем к 1907 г. и в дальнейшем лишь модернизировался. Казанскому же досталось больше всех. Московско-Рязанская железная дорога уже вовсю функционировала, а вместо вокзала на Каланчевке стоял небольшой деревянный домик, к которому примыкали недостроенные пути: "В Москве пассажиров приходится снимать с лестниц вагонов, а дам выносить на руках". Каменный вокзал построили спустя два года после пуска дороги, но и он был очень тесен и некрасив. Третий проект не могли утвердить в течение 18 лет...
"В конкурсе, объявленном МПС, среди прочих участвовали два академика архитектуры - Шехтель и Щусев, - рассказывает главный хранитель музея МЖД Ирина Руднева. - Победил проект Щусева, но... Сейчас это себе уже невозможно представить, однако первоначально щусевский проект восторгов не вызвал. Многие говорили, что, мол, зачем нам еще один уродец на Каланчевской площади, намекая на Ярославский вокзал. Другие утверждали, что новое здание разрушит весь архитектурный комплекс, поскольку не имеет единого фасада, третьи сетовали на то, что проект слишком вычурный и слишком дорогой. Тем не менее строительство началось, и возглавил его сам Щусев. Закончить его планировалось к 1916 г.". Однако вышло так, что строительство закончили только спустя 80 лет. Считается, что сейчас Казанский вокзал максимально соответствует замыслу архитектора. И это, наверное, действительно так, но вот предполагавшихся росписей Кустодиева, Билибина и Рериха там уже никогда не будет. Как, впрочем, и символа Казани - змея Зиланта на флюгере царской башни вокзала, близнеца казанской башни Сююмбеки. Грозного змея заменили золоченым петушком.
Искусство вечно
СЧИТАЕТСЯ, что в Москве 9 вокзалов. На самом деле их десять, поскольку один из них, Нижегородский, "вложен" в Курский наподобие матрешки, да так плотно, что даже потерял собственное имя. И это при том, что он функционировал еще за 30 лет до того, как открыли Курский.
Нижегородский вокзал был выстроен за Покровской заставой, то есть за городской чертой, примерно по тем же соображениям, по каким нынче многие предприятия располагаются сразу за МКАД, - земля и рабочая сила дешевле, налоги ниже, но вроде бы как почти Москва. С самого начала он был заявлен как временный и вид имел соответствующий - изображения всех остальных московских вокзалов тиражировались на открытках, а косого и чуть ли не с рождения ветхого деревянного Нижегородского стыдились. В конце концов его объединили с новеньким красивым Курским. Но не до конца - каждый желающий может убедиться, что электрички на Серпухов, Чехов и Тулу отправляются с платформ Курского вокзала, а на Покров, Владимир и Петушки - из тупиков, что немножко поодаль.
Кстати, Нижегородский вокзал сохранился и в литературе - именно с него на станцию Обираловка отправилась навстречу своей гибели Анна Каренина. И, между прочим, это, наверное, более важно, чем сохранившееся здание. Потому что, как только вспомнишь Ленинградский вокзал, тут же возникает некрасовский папаша в пальто на красной подкладке и его вечное: "Граф Петр Андреевич Клейнмихель, душенька". Стоит кому-то сказать: "Одна на всех, мы за ценой не постоим", и становится ясно, что это не какой-нибудь Савеловский, а именно Белорусский вокзал, ну а Ерофеев и Курский - как партия и Ленин, это всем понятно.
Вообще в слове "вокзал" все-таки что-то есть особенное - недаром половина всей русской классики связана с железной дорогой: "Мой попутчик был статным мужчиной в пенсне... Когда проводник принес чай... Мы заснули... А когда проснулись..." Иными словами, как у Маршака: "Нельзя ли у вокзая трамвал остановить?".
Ворота города