Точно установить, когда по Москве стали разъезжать извозчики, невозможно. Зато известно одно: едва появившись, они поставили себя весьма крутыми, но вредными и отнюдь не патриотичными ребятами.
ВСКОРЕ после смерти Тушинского вора, он же Лжедмитрий II, поляки, страшась подхода народного ополчения Минина и Пожарского, крепко заперлись в пределах Китай-города. Но объединенные войска князя и мясника, обложив город, не больно-то спешили, и штурм, назначенный на Вербное воскресенье 1611 г., откладывался чуть ли не до Красной горки. Поляки, пользуясь передышкой, решили на всякий случай укрепить китайгородские стены. Для чего предложили московским извозчикам помочь в перевозке нескольких полевых пушек на стенные башни. Те сначала согласились, но потом не сошлись с панами в цене. Более-менее дипломатичный торг быстро перерос в ругань, причем преобладала ядреная московская матерная скороговорка. Тут же выяснилось, что паны неплохо понимают русский мат, - несколько сотен поляков атаковали московских извозчиков. Но те, понеся потери, очень грамотно отступили в сторону Лубянки, где аккурат на месте нынешнего здания ФСБ стоял, оберегая интересы госбезопасности, князь Пожарский...
За ругань штрафовали
СУДЯ по этой истории, извозчичий промысел в Москве ко времени Смуты был неплохо развит. Город, сильно разросшийся уже во времена Ивана Великого, требовал транспорта. Да, простой люд ходил пешком, а князья и бояре имели собственный выезд. Но грузоперевозками занимались наемные возчики, уже тогда называвшиеся в Москве ломовиками. Название странное, но вряд ли следует принимать на веру гипотезу о ломовом (колотом) льде, который якобы возили на великокняжеский, а потом и царский двор эти извозчики. Скорее всего, оно происходит от слова "ломаться", то есть, нагибаясь, взваливать тяжелые грузы на спину. Для чего в спецодежду ломовика с незапамятных времен всегда входил широкий и длинный красный пояс-кушак с крюком на конце - извозчики по традиции были еще и грузчиками.
К середине XVII в. Москва разрослась настолько, что стали потихоньку появляться и легковые извозчики. Но было их немного - на 1645 г. из 2 тыс. московских извозчиков на легковых едва приходилась сотня. Дела с индивидуальным наемным транспортом поправились только спустя почти 80 лет, когда город обрел более-менее правильную планировку и мостовые.
Нравы московских извозчиков со времен польского нашествия не изменились ни капельки. Острые на язык и обладающие почти боксерской реакцией, они могли так припечатать скупого провинциала или даже развязного москвича, что тот был вынужден спасаться с извозчичьей биржи на Театральной площади бегством под хохот и улюлюканье: "Везу куда хошь - положь мне серебряну полтину, вокруг тумбы прокачу тебя, скотину!" При этом оправдывались перед штрафовавшими их за брань городовыми "фараонами" и околоточными - "околодырями": "Нам без ругани на морозе нельзя, ругань у нас заместо покурить". Правда, это касается в основном лихачей, постоянно проживающих и промышляющих извозом в Москве. Таких было немного - в 1849 г. из 12 тыс. извозчиков только 3 тыс. записались лихачами, "троечниками" и "колясочниками". Остальные легковые извозчики назывались "ваньками" - с плохим выездом, в драных тулупах, на ледащих клячах... Эти деревенские бомбилы осаждали Москву, вызывая ненависть профессионалов сбиванием цен. Там, где лихач брал "синенькую"(5 руб.), "ванька" мог довезти за четвертак и даже двугривенный. Своего промысла "ваньки" не имели, работали на хозяина и были в отличие от лихачей довольно смирными. Но относительную сговорчивость они искупали оглушительным пьянством. В "Московских ведомостях" за 1908 г. отмечен типичнейший случай: на Валовой улице был задержан странный "ванька", зазывающий клиентов противным тонким голосом. Это оказалась владелица промысла, у которой запили все 6 работников, и она, чтоб хоть как-то компенсировать убытки, рискнула сесть на облучок сама.
"Эх, залетные!"
И ДЛЯ лихачей, и для "ванек" самым ходовым днем в году было 1 мая - традиционный и отнюдь не революционный праздник, в который ездили гулять в Сокольники с петровских времен. До сих пор одна из восьми сокольнических аллей называется Майским просеком (проспектом). В Первомай 1898 г. был зарегистрирован московский рекорд - в Сокольники приехало 6940 карет и 2309 дрожек. Ближе к вечеру такса извозчиков взлетела до небес - даже покладистые "ваньки" драли три шкуры.
Униформа для всех легковых извозчиков еще в XVIII в. была установлена примерно одинаковая: объемистый кафтан, наборный пояс, зимой - поярковая шапка (из шерсти молодой овцы), летом - цилиндр (фото 1). Но лихачи любили франтить - шапки носили бобровые, кафтан с выпушками из лисьего меха, а на задний валик кафтана для удобства господ пассажиров навешивали часы и пепельницы. Таких ребят называли "голуби со звоном" - под дугой их экипажа всегда висел колокольчик, и почти каждый из них страстно увлекался почтовыми или декоративными голубями. Классическое выражение "Эх, залетные!" пошло от привычного обращения лихачей к своим коням, как к голубям. Особенно франтили лихачи, возящие пассажиров в "эгоистках" - одноместных экипажах (фото 2).
Но ко второй трети XX в. время извозчиков почти прошло. Если еще в 1925 г. по просьбе почти 5 тыс. московских лихачей и ломовиков с Чистопрудного бульвара убрали памятник Бакунину, от которого по причине его чрезвычайного уродства шарахались даже полуслепые лошади, то к 1939 г. извозчиков в столице осталось всего 57. Из них 56 были ломовики, уверенные в том, что еще могут тягаться с полуторными грузовиками. Последний же лихач-колясочник, Михаил Михайлович Уткин, держался дольше прочих. Именно о нем, уже не извозчике, а о "водителе кобылы", так ностальгически-трогательно пел Утесов: "Ну, подружка верная, тпру, старушка древняя, стань, Маруська, в стороне..."