ГОРЕ некинематографично и интернационально. Это в индийском кино герои "страдают" как-то по-особенному музыкально и красиво. Но когда восьмибалльное землетрясение разрушило дотла два города и стерло в порошок десятки деревень, все выглядело страшно. Индийские матери в городе Ахмедабаде рыдали, заламывали руки, рвали на себе волосы, сходили с ума над руинами школы, похоронившей детей во время репетиции Дня независимости, совсем так же, как русские матери в Нефтегорске обмирали над десятиклассниками, погребенными под руинами кафе, в котором они собрались на свой выпускной бал...
Как привыкают к концу света
И ВСЕ же смерть одного человека - трагедия, а гибель сотен и тысяч - статистика. Число погибших в Индии колеблется от 20 до 100 тысяч, достать живыми из завалов удалось немногим больше 120 человек, каждый седьмой спасенный - на счету российских спасателей. А во время землетрясения в Турции в августе 1999-го россияне спасли свыше 70 человек - столько же, сколько все остальные спасатели. Причина - в Турцию наши вылетели спустя четыре часа после катастрофы, а в Индию - лишь к исходу вторых суток. Это еще не самый худший вариант. В Иран в 1990 г. иностранных спасателей вообще не пустили, только врачей (в том числе и российских), да и то им не разрешили идти в завалы, а поместили в лагерь, обнесенный колючей проволокой, выставили часовых: дескать, помогайте тем, кто сам к вам придет. Не пришел никто. Врачи сидели, сложив руки, и слушали, как внизу, в руинах, постепенно стихают стоны...
Люди привыкают ко всему. Даже к концу света в отдельно взятой деревне. В индийском штате Гуджарат таких деревенек, как эта, прилепившаяся к Ахмадабаду, городу - эпицентру землетрясения, не счесть. В детстве я видела такие мазанки под соломенными крышами на Украине. Но в Индии после того, как по этим хижинам прошлось землетрясение, от стен остались лишь черепки. Словно какой-то гигант проезжал мимо на арбе, груженной горшками, и нечаянно разбил их...
Погибших стаскивают в кучу, обкладывают хворостом и поджигают. Белесый дым окутывает тела, скрывая их от глаз близких. Минута, вторая... Братская могила охвачена пламенем. Ритуальный костер для кремирования мертвых требует серьезного, тщательного подхода: особые породы деревьев, особые напутствия жрецов в белых одеждах. Но сейчас не до этого - в огонь идет все, что под рукой. Когда костер прогорит и приторный запах смерти рассеется, над костровищем можно будет погреть руки тем, кто выжил, остался без крова, без пищи, без питьевой воды, в ожидании нового удара стихии. За неделю штат Гуджарат выдержал четыреста с лишним подземных толчков...
Как сопротивляются смерти
И НА ДЕСЯТЫЙ день спасатели продолжали доставать живых - безмолвного ребенка, столетнюю старушку, худую, как щепка. Это закономерность, которой подчиняется любая катастрофа: живучее всех старики и дети, умеющие довольствоваться малым. Но, пожалуй, так пассивно сопротивляться смерти умеют только индусы. Российские спасатели, повидавшие не одно землетрясение, и те удивлялись. Достают из завала индуса - поджарого, как гончая, - а у него в глазах ни капли ужаса, жесты скупы и спокойны, словно он и не удивился, что оказался в этом склепе... Девчонок завалило - они обнялись покрепче и стали вживаться в это новое свое состояние. Невольно подумаешь: чтобы выжить в катастрофе, надо в новой своей жизни родиться индусом. Но все же выжили очень немногие. Радовались ли они тому, что спаслись? Если да, то очень сдержанно, со стиснутыми зубами, со слезами на глазах, с внутренней дрожью. Невеликое счастье выжить, пролежав четверо суток в обнимку с родным человеком, ловить его последний вздох. Жертвы индийского землетрясения лежали под обломками своих домов так тесно, что живые и мертвые невольно оказывались в одной братской могиле.
В первые секунды землетрясения, которые по закону подлости случаются чаще всего ночью или под утро накануне выходного или праздничного дня, реакция любого человека в любой стране примерно одинакова: мне снится страшный сон, сейчас я проснусь, и все будет хорошо. А потом приходит страшное понимание - это не сон... Под силу это выдержать человеческому разуму, не помутиться, не воспротивиться? Во время землетрясения в Турции на пятый день в госпиталь медицины катастроф стали приносить хохочущих турок, помешавшихся от горя. Их клали на носилки, кололи успокаивающее, а над ними стояли молчаливые, как изваяния, женщины. Они тоже переживали свое горе, но не смели выплеснуть его наружу.
Землетрясение не страшно только в самый первый раз. Подобно тому, как больного везут на первую в его жизни операцию и он не знает, что с ним будут делать. Иное дело, если пациент уже имеет "хирургический опыт" - он боится не столько происходящего, сколько своего знания о том, как все это будет происходить. Так и во время землетрясения. Любой мало-мальски ощутимый толчок на фоне лежащего в руинах города воспринимается как новый сокрушительный удар стихии. Последний в твоей жизни. От тебя самого ничего не зависит. Все вокруг рушится, хотя еще минуту назад казалось, что вроде бы все, что могло рухнуть, уже рухнуло. И тебе начинает казаться, что безопаснее всего лечь спать под открытым небом на землю, ту самую, которую бьет крупная, нервная дрожь.