ПРОХЛАДНЫЕ пальцы помяли мой тогда еще 20-летний живот, задержались на одном месте, и врач кислым голосом сказал: "Мда. Ну, приезжай в понедельник. А дня через три... Там видно будет". Так я узнала, что у меня внутри уже давно обосновалась опухоль. Причем так давно, что столько и не живут...
Я НЕ СТОРОННИЦА дешевых интриг и скажу сразу: врач, пославший меня в областную онкологию, был не прав. И три недели я там провела напрасно. Правда, не совсем. В каком-то смысле это было самое содержательное время в моей жизни.
Но вначале я этого не знала. В те дни одна из московских газет прощалась со своей умершей от рака 24-летней сотрудницей, о чем и сообщала на первой полосе. И всю неделю до госпитализации я пролежала в первой в моей жизни депрессии, думая, что я-то до 24 лет уже не доживу.
Но вскоре верх над пессимизмом одержал юный идиотический героизм, иначе не назовешь. Прислушавшись к своему организму, я решила, что никакого рака у меня быть не может и это скоро выяснится. Но я еду к действительно больным людям! Поэтому я нафантазировала себе прекрасную задачу: быть ангелом-хранителем для своих соседок. Быть веселой и милой, поддержкой, опорой и клоуном, а скупую слезу раздавить на подступах. Вот он, опыт книг, где все красиво умирают...
Все рухнуло при виде синих стен, вечно капающего крана и неестественно спокойных лиц трех моих соседок. В первую же ночь я беззвучно рыдала, как ребенок, уткнувшись в камень казенной подушки. И часто-часто, в такт бившей меня истерики, скрипели пружины.
...И началась странная жизнь, сотканная из чужих страхов и воспоминаний. Обязательных ежедневных процедур - уколов, капельниц, прогреваний - не было, и после обхода мы были свободны, как ветер. Хочешь - спи, хочешь - в городе гуляй. Но, позавтракав, мои соседки всегда рассаживались по кроватям. Всех их через неделю-две ждала операция.
История болезни. Тетя Зина
ОНА была из тех женщин, про которых говорят: "Четыре меня войдет". Ей должны были отнять грудь, и она уже с мрачным юмором прикидывала: сколько килограммов крупы придется класть в лифчик (о протезе она как-то серьезно не думала). Опухоль у тети Зины обнаружили поздно, когда уже ничего нельзя было сделать. Врачи спрашивали ее: "Милая! Что ж ты так за здоровьем не следила?" Она печально и шумно вздыхала, как большой зверь, и говорила: "А когда мне? У меня - сестра..." Сестра тети Зины была запойной. "Четыре раза ее лечила, - с привычным напряжением рассказывала она. - Только и отдыхала, что в такие дни. А вернется - и снова пьет, пропадает, какие-то мужики. Я работать не могла, мысли только об одном: или все вынесут из дома, или подожгут. Ей 50 уже, и мне скоро, а полжизни так и прошло... Здесь лежу, резать скоро, а все лучше, чем дома. Вроде сестра, а иногда такое подумается, что прости господи..."
Эти разговоры - о болезнях, страданиях, смертях - начинались с раннего утра. Я не выдерживала, одевалась и через дырку в сетке забора уходила в лес. По дороге я проходила мимо приемного покоя. Ежедневно в больницу поступало человек 40. Находиться там было очень тяжело. Люди ободряли друг друга, пытались шутить, но прощались друг с другом, как перед отправкой на фронт. Пожилых было больше, но тем заметнее были среди них дети и молодые люди. В окно нашей палаты я видела, как "на химию" выводят детей. Их было девять малышей, голубеньких, боязливых. Самому младшему было четыре года.
Я возвращалась через три часа - ничего не менялось. Все те же истории, воспоминания, надежды. Поначалу я про себя негодовала: жизнь так разнообразна, неужели нет других тем? И только где-то через неделю я начала понимать - это не "нытье". Это и есть их жизнь. Во всем разнообразии. И что палата в онкологии, как ни страшно это звучит, не то чтобы белая, но хотя бы серая полоса на непроглядно-черном фоне. Да, будущее пугало. Но как же, оказывается, хорошо, когда тебя слушают и понимают, а врачи заботятся, как, может быть, никто за последние годы.
История болезни. Надежда
В ОТДЕЛЕНИИ ее называли "дама в фисташковом халате". Обычно женщины в больницах опускаются - ходят непричесанные, неподкрашенные, в мятых, старых халатах. Не такая была наша Надя. Стройная, безукоризненно выглядящая, в роскошном зеленом кимоно под цвет глаз, она не давала распускаться ни себе, ни палате. Ей в каком смысле повезло - у нее была "всего лишь" миома. Она казалась мне почти счастливой, и как же я удивилась, когда узнала, что улыбаться она начала именно здесь, в палате.
Ее дом давно напоминал могильник. Они с мужем, жестоким, но когда-то горячо любимым человеком, не разговаривали неделями. Уйти она не могла, да и не хотела: все думала, что что-то наладится. Но когда муж узнал ее диагноз, он стал с брезгливостью сторониться, как будто боялся заразиться. За несколько месяцев Надежда совсем ослабела, еле передвигалась по квартире. "Иду по коридору, за стенку держусь - он не поможет, руку не протянет. А в туалете - белье на пол упадет, сил поднять нет. А он смеется: "Ну ты даешь!" В больницу он к ней так и не приехал...
Около ворот каждый день предприимчивый дядька разворачивал торговлю книгами по нетрадиционной медицине. Наша палата была самым активным покупателем. Все методы - голодание, йога, иглотерапия - всесторонне рассматривались. И то - на врача надейся, а сам не плошай. На последнем пороге все средства были хороши, когда цель - удержать ускользающую жизнь. Последним интересом стала уринотерапия. Все только и говорили: вы только нас выпишите, а уж там мы с такими-то знаниями...
А в вестибюле висел плакат для родственников, что-то вроде: "Будьте предельно заботливы, не расстраивайте пациентов, им и так паршиво". Только они редко приходили, эти родственники. Да и то сказать, радости от их визита было бы мало.
История болезни. Бабушка Тоня
МИЛЕЙШАЯ баба Тоня работала в аэропорту уборщицей. В больнице она целыми днями нервно ходила по коридору или лежала, уткнувшись носом в стенку. Ей предстояло нелегкое испытание: удаление прямой кишки с последующим выводом остатков в живот: "розочкой". Сидя на кровати и покачивая ногами в вязаных носках, она в 20-й раз пересказывала нам свою домашнюю сагу. Все персонажи пили. Мужа на этой почве разбил паралич. Дочь вышла замуж за пьяницу и лодыря, родила больного мальчика. Толку от нее было мало, и весь дом тетя Тоня тащила на себе. Работы в поселке не было. Сын стал пить с 17 лет и все время проводил с зятем у винного. Как-то раз он даже бегал за матерью по улице с дрыном: "белочку" ловил. "А той зимой помер, - заканчивала она с одинокой слезой, пропадающей в морщине. - В полынью попал Андрюша..."
Но потом она успокаивалась и говорила: "Нина из шестой невеселая. Завтра ей того, на стол. Пойду посижу с ей..."
Постепенно за три недели я узнала истории всего отделения. И объединяло их одно: там не было ни одной женщины, для которой болезнь стала единственной бедой. Каждый день их жизни был наполнен тем, что в больших городах называют "стресс", а в маленьких - "горе" и "нелюбовь"... Правда, официальная медицина не признает связи между онкологией и душевным страданием...
МОЙ ОПРОС. "А могли бы дружить!"