190 ЛЕТ назад к стенам Парижа подошли войска антинаполеоновской коалиции. Их привел в сердце Франции император Александр I. Так далеко на запад русский солдат не заходил ни до, ни после. И вряд ли когда-нибудь повторит этот путь.
КАК только русские войска вошли на территорию Франции, Александр I заявил, что воюет не с французами, а с Наполеоном. Перед торжественным вхождением в город он принял делегацию парижского муниципального совета и сообщил, что берет город под личное покровительство.
18 (30) марта 1814 года около 9 часов утра колонны союзных армий с барабанным боем, музыкой и развернутыми знаменами начали входить в Париж через ворота Сент-Мартен. Одним из первых двигался лейб-гвардии Казачий полк, составлявший императорский конвой. Многие современники вспоминали, что казаки брали на руки мальчишек, сажали на крупы своих лошадей и, к их восторгу, везли по городу.
Затем состоялся четырехчасовой парад, на котором русская армия блистала во всей красе. Плохо обмундированные и потрепанные в боях части ко входу в Париж допущены не были. Обыватели, не без трепета ожидавшие встречи со "скифскими варварами", увидели нормальную европейскую армию, мало чем отличавшуюся от австрийцев или пруссаков. К тому же большая часть русских офицеров хорошо говорила по-французски. Настоящей экзотикой для парижан стали казаки.
"Степные варвары"
КАЗАЧЬИ полки разбили биваки прямо в городском саду на Елисейских полях, а своих коней купали в Сене, привлекая любопытные взоры парижан и особенно парижанок. Дело в том, что "водные процедуры" казаки принимали в точности, как на родном Дону, то есть в частично или полностью разоблаченном виде. На два месяца казачьи полки превратились в едва ли не главную достопримечательность города. Толпы любопытных стекались посмотреть, как они жарят мясо, варят на костре суп или спят, положив под голову седло. Очень скоро в Европе "степные варвары" вошли в моду. Для художников казаки стали излюбленной натурой, и их изображения буквально наводнили Париж.
Казаки, надо сказать, никогда не упускали случая поживиться за счет местного населения. В знаменитых прудах дворца Фонтенбло, например, казаки переловили всех карпов. Несмотря на некоторые "шалости", казаки имели большой успех у французов, особенно у простолюдинок.
Необходимо отметить, что под конец войны среди нижних чинов русской армии, которых по большей части рекрутировали из крепостных, процветало дезертирство. Московский генерал-губернатор Ф. Ростопчин писал: "До какого падения дошла наша армия, если старики унтер-офицеры и простые солдаты остаются во Франции... Они уходят к фермерам, которые не только хорошо платят им, но еще отдают за них своих дочерей". Таких случаев среди казаков, людей лично свободных, найти не удалось.
Веселый город
ВЕСЕННИЙ Париж был способен закружить в своем радостном водовороте любого. Особенно когда позади остались три года кровавой войны, а грудь переполняло чувство победы. Вот как перед отъездом на родину о парижанках вспоминал Ф. Глинка: "Прощайте, милые, прелестные очаровательницы, которыми так славится Париж... Брадатый казак и плосколицый башкир становились любимцами сердец ваших - за деньги! Вы всегда уважали звенящие добродетели!" А деньги у русских имелись: накануне Александр I повелел выдать войскам жалованье за 1814 год в тройном размере!
Париж, который декабрист С. Волконский назвал "нравственным Вавилоном новых времен", славился всеми искусами разгульной жизни. Русский офицер А. Чертков так описывал главнейшее из злачных мест, дворец Пале-Рояль: "На третьем этаже - сборище публичных девок, на втором - игра в рулетку, на антресолях - ссудная касса, на первом этаже - оружейная мастерская. Этот дом - подробная и истинная картина того, к чему приводит разгул страстей".
Про тамошних "девочек", которые тогда назывались "дамами полусвета", неизвестный казачий офицер оставил такие воспоминания: "Вдруг являются на сцену обольстительные прелестницы... Они расхаживают с подпрыжками, затрагивают всех мимоходящих, припевая непристойные песни, и толпятся между множеством мужчин, собирающихся в сие время кучами..." Впрочем, необязательно было ходить в Пале-Рояль - "прелестниц" можно было вызвать непосредственно "в расположение части".
Кроме "девочек" многие русские офицеры "отрывались" за карточным столом. Генерал Милорадович (тот самый, что спустя 11 лет будет убит во время восстания декабристов) выпросил у царя жалованье за 3 года вперед. И все проиграл. Впрочем, даже у неудачливых игроков всегда был шанс. Добывали деньги в Париже русские офицеры запросто. Достаточно было прийти к любому парижскому банкиру с запиской от командира корпуса, в которой было сказано, что податель сего является человеком чести и деньги непременно вернет. Возвращали, естественно, далеко не все. В 1818 году, когда русские навсегда покидали Париж, офицерские долги из собственного кармана заплатил граф Михаил Воронцов. Правда, он был очень богатым человеком.
Конечно, не все русские прожигали жизнь в Пале-Рояле. Многие предпочитали парижские театры, музеи и особенно Лувр. Любители культуры сильно хвалили Наполеона за то, что тот привез из Италии прекрасную коллекцию античных древностей. Императора же Александра хвалили за то, что разрешил ее не возвращать.
Из Парижа - на Сенатскую
"КАК нам, так и солдатам хорошее житье было в Париже, - писал в своих мемуарах прапорщик лейб-гвардии Семеновского полка И. Казаков. - Нам и в голову не приходила мысль, что мы в неприятельском городе".
Французы смеялись над склонностью русских есть с хлебом даже вермишелевый суп, русских брала оторопь от лягушачьих лапок в меню парижских ресторанов. Но в целом, как отмечала свидетельница событий мадам Буанье, у местного населения установились трогательные отношения с "лохматыми и добродушными казаками, разрешавшими детишкам залезать им на плечи". С другой стороны, русские поражались обилию уличных мальчишек, никому не дававших прохода, - они кривлялись, выпрашивали деньги для "умиравшей матери" или "увечному солдату калеке-отцу". В России подаяния тогда просили только перед церковью, а юношеское нищенство вообще отсутствовало.
Историки до сих пор не исследовали в полной мере последствия пребывания русских войск за границей - особенно в Париже. Дело в том, что в те годы путешествие за границу было мероприятием довольно дорогим, и его мог себе позволить далеко не каждый русский дворянин. Заграничный поход дал возможность тысячам офицеров за государственный счет посмотреть на Европу. Париж хотя бы по разу посетили буквально все русские офицеры, находившиеся тогда в Европе. Воздух этого города, где манифестом русского императора разрешалась свобода слова, печати и собраний, где даже к нищему было принято обращаться "мсье", где женщины столь доступны и вино так пьянит, сыграл со многими злую шутку. Абстрактные до той поры "свобода", "равенство" и "братство" обрели в головах русской дворянской молодежи плоть, кровь и смысл. Поручики и корнеты, которым показали Европу, образовали в России ту "критическую массу", которая в 1825 г. рванула на Сенатской площади.