Серьезнейший имущественный спор решен в суде цивилизованным образом. Это говорит о том, что сделан большой шаг в сторону правового общества.
БОЛЬШЕ месяца в Московском арбитражном суде рассматривалось дело о продаже за долги принадлежавшего Роснефти контрольного пакета акций компании "Пурнефтегаз". Этот пакет продали нескольким малоизвестным фирмам за 10 миллионов долларов при его реальной стоимости не менее чем 600 миллионов. Казалось, что оспорить грабительскую по сути, но вполне законную по форме, с точки зрения многих экспертов, сделку невозможно, однако почти безнадежную для Роснефти
ситуацию смог переломить адвокат Александр ДОБРОВИНСКИЙ, выигравший процесс. Вот что он сам думает по поводу "дела о 600 миллионах".
- В чем состояла сложность этого процесса?
- С первого до последнего этапа было совершенно неясно, чем все это закончится. На первом этапе, когда мне представили это дело, задача, которую передо мной поставили, - разрушить связь между долгами Роснефти и акциями. Всем казалось, что если доказать, что Роснефть никому денег
не должна, то вопрос будет решен. Первой сложностью было доказать Роснефти и министру, то есть заказчикам, что пускаться в это далекое плавание нет никакого смысла. Надо искать погрешности в судопроизводстве при аресте, оценке и продаже акций.
Второе - мне нужно было убедить самого себя, что успех в этом деле возможен, поскольку вся пресса тогда писала, что компания стоимостью 600-700 миллионов долларов для государства безвозвратно потеряна.
Третье - вокруг дела был раздут колоссальный скандал. Многие писали, что государство все равно не отдаст акции новым владельцам. И это неправильно - ни один судья не смог бы вынести положительное решение по делу, если бы претензии на эти акции оказались полностью обоснованными.
Четвертая сложность - трудно было понять, кто стоит за четырьмя номинальными покупателями пакета. И последнее - если бы я проиграл это дело, все бы говорили, что я проиграл заведомо
выигрышное дело или из-за непрофессионализма, или потому, что меня купили.
- Но ведь государство было на вашей стороне. Президент лично поручил Примакову взять это дело под контроль. Разве вы могли при этом проиграть?
- Ну и что мог сделать Примаков, если законность сделки была бы доказана? Ничего, если правительство не захотело бы вдруг полной дискредитации арбитражного суда. Да. Ельцин дал задание правительству, и министр топлива и энергетики Генералов
его выполнил в том смысле, что создал для ведения дела группу серьезных адвокатов, которая смогла вытащить из незаконного владения эти акции. Никакого "телефонного права" здесь задействовано не было.
- Ощущали ли вы лично поддержку госструктур?
- Я всего лишь однажды в ходе процесса встречался с представителями силовых структур на очень высоком уровне. Даже им я не раскрыл все свои козыри - я их берег до суда. Мне тогда сказали: "Учтите, вы будете
работать абсолютно один. Вам никто не будет помогать. Слишком пристальное внимание привлекает этот процесс. Мы не можем дать возможность вашим противникам раскрутить грандиозный скандал".
- Когда стало ясно, что процесс вы выигрываете, в прессе появилась информация о якобы обещанных вам колоссальных деньгах в случае успеха дела. Речь шла о полутора миллионах долларов. Эта сумма действительно фигурировала в ваших отношениях с министерством топлива
и энергетики и Роснефтью?
- Минтопэнерго проводило тендер на адвокатские услуги по этому делу. Я только что выиграл дело по Восточной нефтяной компании. Мне было предложено участие в тендере, и я предложил не оспаривать долги Роснефти, а атаковать сам процесс отчуждения от нее акций. Очень скоро мне позвонил министр и сказал, что моя позиция принята. Тогдашний генеральный директор Роснефти Чижов подписал со мной одобренный министром договор. Договор
был подписан с условием полной конфиденциальности, поэтому цифру гонорара я разглашать не могу, однако я должен сказать, что гонорар должен поступить на счет Московской коллегии адвокатов. Из него будут удержаны все причитающиеся казне налоги, а также некая сумма, предназначенная самой коллегии. Так что любые слухи о том, что мой гонорар - это форма выема чиновниками денег из государственного кармана, абсолютно беспочвенны. Более того, ясно, что попытка
раздуть на гонорарной почве большой скандал имела целью отстранить меня от ведения почти уже выигранного мною дела. Если вернуться снова к сумме, то глупо было бы утверждать, что ее размеры были меньше общепринятых в мировой практике для дел, подобных делу "Пурнефтегаза". Однако если кому-то, как говаривал Авраам Линкольн, "лишний цент в кармане соседа кажется личным оскорблением", то спешу успокоить подобную публику - я вернулся в Россию семь лет
назад уже обеспеченным человеком. У меня была серьезная адвокатская практика в Швейцарии, где я защищал интересы крупнейших банковских групп и, как вы сами понимаете, с голода не умирал. Так что на упомянутом процессе я если и нажил капитал, то в основном в виде дополнительных очков, поднимающих мой рейтинг как корпоративного адвоката.
- Предпринимались ли попытки повлиять непосредственно на вас как на адвоката Роснефти?
- Да, конечно. С тех пор как стало известно, что я был утвержден в этом качестве, ко мне не обращалась с предложениями разве что моя домработница. Были и завуалированные угрозы вроде: "Старик, да ты ведь не знаешь, с кем ты связался. Договорись с ними, пока это еще возможно!", и предложения денег.
- Каковы были размеры предложенного вам "отступного"?
- Максимум, который мне предлагали, было 10 миллионов долларов. При этом мне было известно, что гонорар посредника составлял такую
же сумму. Были и серьезные предложения по поводу примирения сторон. Но, к моему удовлетворению, мои клиенты их не приняли. Мне как адвокату нужен был этот процесс, чтобы я мог его выиграть. И, кстати, для общей ситуации с корпоративной адвокатурой в России это дело значило тоже очень много. Серьезнейший имущественный спор решен в суде цивилизованным образом. Государство проявило уважение к своим законам и правам его оппонента. Оно ничего не отняло
силой, а вернуло свое имущество, прибегнув к услугам адвоката. Это говорит о том, что сделан большой шаг в сторону правового общества.
- Что вы думаете о перспективах развития корпоративной адвокатуры в России?
- Большинство моих коллег на российском рынке вышли из уголовного права. Поменять в 40-50 лет мировоззрение и стать корпоративным адвокатом, ориентирующимся как рыба в воде во всех хитросплетениях корпоративной юриспруденции, не так легко.
Это мне повезло - я учился праву в Сорбонне, Бостонском университете, в престижнейшей французской бизнес-школе INCEAD и после этого долго практиковал на Западе. Поэтому я думаю, что будущее за "молодыми бойцами". За теми "мальчиками", которые работают, например, со мной. Они никогда не были перегружены советскими догмами. Они чувствуют себя свободными людьми, работают творчески.
Вообще рынок в нашей области традиционно формируется много десятков лет,
но даже в таких странах, как США, где на 10 000 человек приходится один адвокат, настоящих асов своего дела найдется едва ли один на 5 000 000. А доминирует на рынке и вовсе 10-12 известных адвокатских контор. Я думаю, что такое же положение со временем сложится и у нас. Пока у нас все в зачаточном состоянии. Но если учитывать, что в России все происходит быстрее, чем в остальном мире, то наш рынок будет сформирован года через три-четыре. Более того,
я считаю, что уже назрела необходимость в международной адвокатской структуре, обслуживающей интересы отечественных предпринимателей за рубежом. Бизнесмен должен иметь возможность прийти в контору, где его поймут, и обратиться к адвокатам, которым он сможет доверять. Сейчас я пытаюсь создать именно такие адвокатские бюро на основе фирмы "Добровинский и партнеры" сразу в шести европейских странах.
Павел Бородин: "Запугать меня трудно"