Конечно же, мало кто был уверен на "все сто", что коммунисты после августа-91 и октября-93 "отыграют" свое. Но все же как-то не верилось, что даже члены ГКЧП снова попадут в высшие эшелоны власти. Они сейчас, правда не все, - в народных избранниках. С одним из них - членом Государственной Думы Анатолием ЛУКЬЯНОВЫМ - наша беседа.
- Не успев толком отдохнуть от "Матросской тишины", вы сразу кинулись на "передовую" - демонстрации, маевки, в "депутатство". Неужели вы до сих пор считаете себя коммунистом?
- Я для себя твердо решил, что остаюсь коммунистом я буду отстаивать то, что считаю нужным как коммунист. Вот с чем связано мое участие в митингах. Но я никогда не поддерживал экстремистское крыло. Я понял, что мой политический путь связан прежде всего с обращениями, которые ко мне идут. Ведь в тюрьме я получил около 4 тыс. писем. Только 19 из них были ругательные.
От предложения занять пост председателя Думы я отказался, потому что понимал, какие у него ограниченные полномочия. Кроме того, если бы я стал председателем, то невольно должен бы был контактировать с теми людьми, которые отправили меня в тюрьму, которые вели со мной борьбу не на жизнь, а на смерть.
- Как вам наш новый парламент? Обнадеживает? Он уже принял по просьбам трудящихся акт об амнистии.
- Полномочия Думы, как говорил дед Щукарь, урезаны до бессознательности, особенно контрольные. Да и законодательные тоже, потому что над Думой в конечном счете стоит Совет Федерации. И еще над ней постоянно витает угроза президентских поправок и президентского вето. Ни в регламенте, ни в Конституции не упоминаются контрольные полномочия Думы. Она имеет в три раза меньше полномочий, чем ВС и Союза, и России. Кроме того, Дума - это острое партийное противоборство. И наконец, это Дума, которую, несомненно, не ожидал Президент, это парламент, который не оказался карманным. И поэтому такое раздражение, попытки представить прессе Думу как собрание стяжателей, гоняющихся только за какими-то привилегиями. Отсюда угрозы, что можно обойтись без Думы, заявление Шумейко, что Совет Федерации вполне может ее заменить, и, наконец, замалчивание того, что Дума делает.
Что касается амнистии, то это чистая компетенция Думы, а также продукт очень серьезных взаимных уступок фракций. Поэтому несерьезно изображать, что Дума противопоставила себя Президенту. А меморандум о согласии, принятый новым парламентом, - это протянутая Президенту рука.
- Примет ли он ее?
- В заявлении Батурина, помощника Ельцина по безопасности, мне видится цель: подготовить такой документ о гражданском мире, который бы не подписала оппозиция. И тогда ее можно было бы обвинить в отказе от сотрудничества.
- В чем сходство и различие между спикерами Лукьяновым, Хасбулатовым, Рыбкиным?
- В этих судьбах очень много сходства.
- Но Рыбкин-то еще не сидел.
- Повороты могут быть разные. Мне, к сожалению, не на что было опираться, приходилось искать какие-то свои пути, стараться быть над дракой, стараться, чтобы на заседаниях было столкновение не лбов, но умов. Я, как правило, старался не комментировать выступления, направляя дискуссию, вызывать спор из зала. Руслан Имранович выбирал несколько иную позицию, часто споря с самим залом. Что касается Рыбкина, то ему регламентом вообще запрещено участие в дискуссии. Он не председатель, а спикер Думы. Спикер в английском парламенте (я разговаривал с бывшим спикером английского парламента) говорит только одну фразу: "Призываю к порядку". Его дело - ни в коем случае не комментировать. Конституция сейчас ограничила функции председателя Думы. Это требует от политика очень многих усилий и умения молчать там, где тебе предлагают говорить.
- Анатолий Иванович, с Горбачевым вы были 40 с лишним лет - "не разлей вода"?
- Мы учились с ним на одном факультете, но я был на два года старше. Мы никогда не встречались семьями. Рабочие контакты с ним начались в 1977 г., когда я стал начальником секретариата ВС, а он был депутатом ВС и председателем комиссии по делам молодежи. А с 1983 г., когда я по инициативе Андропова был направлен в ЦК, а Горбачев уже был секретарем по сельскому хозяйству, наши контакты стали уже постоянными и ежедневными.
- И оборвались они...
- 26 августа 1991 г. Руки я ему больше не подам. По-моему, этот человек не столько виновен в развале Союза, сколько в"sub";"/sub" предательстве своей и моей партии.
- И Ельцину вы б руки сейчас не подали?
- После октября руки не будет. Октябрь - это кровь. Думаю, между нами не может быть мира, потому что я слишком хорошо знаю его. Но что касается политических разногласий, то, считаю, надо вместе работать, искать согласие.
- Политик и поэт - совместимо ли это?
- Для меня стихи всегда были отдушиной в работе. Я должен был очень сдержанно вести себя в парламенте, в Политбюро, с людьми при рассмотрении писем. Потом все это и выливалось в стихи. Я не столько писал, сколько собирал стихи, у меня огромная библиотека и фонотека поэзии. Более трехсот голосов, начиная от Бунина, Брюсова, Гумилева, Михаила Кузмина. Далее - Есенин, Пастернак, Мандельштам, Блок, Волошин... Поэзия - это отключение от повседневной, жесткой и очень тяжелой работы. И в тюрьме это тоже было отключением. Я полгода провел в одиночке: 7 шагов на 4 шага. И мне было важно сконцентрироваться на чем-то ином, чем дело или следствие. Тем более что я не давал показаний следователю. Стихи писались сами собой. Там я написал около 200 стихотворений.
- Как ваши близкие отнеслись к тому, что вы снова занялись политикой?
- Мои близкие раньше не очень поддерживали мою политическую работу. Им было бы спокойнее, если бы я занимался только наукой. Хотя мое выдвижение кандидатом в депутаты Думы и дочь, и жена поддержали.
- Вы за какую спортивную команду болеете?
- Я всегда болел за "Торпедо". Но в принципе я сам альпинист, турист. Горным туризмом и альпинизмом занимался давно и почти каждый год выезжал в горы.
- Многие вершины вы покорили?
- Были с женой на Тянь-Шане, на Кавказе...
- Что труднее: карабкаться по скалам или вести заседание ВС?
- Скалолаз у меня жена, а не я. Мне просто надо было преодолеть себя. Но политика - очень сложное дело... Высказывание Омара Хайяма: "Власть над людьми - насилие над собой" очень точно. Мне легче сделать самому, чем поручить кому-то. Поэтому для меня власть всегда была очень трудным занятием.
Беседовал Александр САРГИН.
ВОПРОС-ОТВЕТ от 17.04.1991