"Я, Койфман Евгений Леонидович, на протяжении ряда лет подвергался обработке со стороны националистически настроенных лиц, таких, как Шраер, Хасина, Магидсон, которые убеждали меня в необходимости выезда в Израиль, изучения иврита, истории и культуры евреев, тем самым формируя во мне убеждение в их исключительности..." Такими словами начинается заявление в газету "Правда Украины" жителя города Днепропетровска Е. Койфмана, 1938 года рождения. Мы воспроизводим статью, опубликованную в конце прошлого года в этой газете.
ОН мог стать профессионалом высокой квалификации, дипломированным специалистом - он неплохо занимался, закончил строительный техникум. Но дальше учиться не пошел. Мог стать счастливым мужем, отцом - не стал. Мог найти себя в общественной деятельности - но тоже не сумел, ибо важнее всего для него было выделиться любой ценой!
А вкрадчивые радиоголоса из-за рубежа убеждали: еврею с его "врожденными способностями" должна быть уготована иная судьба. И обрести ее можно только на "земле обетованной", в "обществе равных возможностей".
Так зародилась в сознании Евгения Койфмана мысль о выезде в Израиль. Там-то уж приготовлены для него "молочные реки, кисельные берега"...
Однако в выезде из Советского Союза ему было отказано - и совершенно резонно. Ну о каком "воссоединении" семьи могла идти речь, если Койфман собирался уехать по вызову дальнего родственника, оставляя в СССР старую беспомощную мать?
Зато жизнь сразу обрела "смысл"! Имя Конфмана прозвучало по радио "Голос Израиля". Он начал получать из-за рубежа письма от незнакомых "друзей-корреспондентов", в которых ему советовали "держаться", "стоять на своем", а главное - "готовиться к отъезду", то есть изучать иврит, догматы иудаизма.
Надо сказать, Койфман не сразу понял, что стремление приобщить его к изучению иврита и иудаизма на деле сведется к попыткам исподволь, осторожно внедрить в его сознание сионистскую идеологию. От проповеди "исключительности" евреев к откровенной дискредитации национальной политики Советского Союза, к прямой клевете и антисоветизму - такова направленность этой деятельности.
В мае 1982 г. Койфман поехал в Москву и очутился на квартире у некоего Шраера.
- Изучить язык? Поможем, конечно, поможем, - покровительственно пообещал хозяин. - И не только в этом. Будьте лишь тверды в своем желании выехать из СССР.
На следующий день появился некто, назвавшийся Юликом Эдельштейном. Принес с собой целый арсенал учебных пособий: книги, суперсовременную радиоаппаратуру (кстати, все зарубежного производства). Начался курс интенсивного изучения иврита.
А параллельно - активная идеологическая обработка. Новичком завладела Наталья Хасина - дама без определенных занятий, именующая себя "активисткой борьбы за выезд в Израиль", Многочасовые разговоры сводились к одному-единственному: уезжать, только уезжать.
В Днепропетровск Койфман вернулся нагруженный магнитофонными кассетами с записями, грудой литературы.
Из заявления Койфмана: "Я получил литературу религиозного содержания, где под предлогом "чистой" веры преследовались иные цели, а именно: подчеркнутая агитация советских граждан еврейской национальности к отказу от своей Родины. Читая эти книги, я утвердился в дальнейшем в мысли, что мое место именно в Израиле, где я обязан приносить пользу националистическому движению за создание "великого Израиля". Слушание "Голоса Израиля" оказывало на меня аналогичное воздействие".
Ему было поручено и самому вести подобную же агитацию, разыскивать и обрабатывать идеологически незрелых людей.
И Койфман старался. Завязал знакомство с артистом оркестра театра оперы и балета Александром Пароцким. Начал с безобидных на первый взгляд разговоров об иудаизме, упомянул, как бы мимоходом, об одной из книжонок, которыми его снабдили, предложил почитать ее.
Слесарю из Днепродзержинска Леониду Маркову, изучавшему иврит, Койфман предложил послушать израильские грампластинки, дал кассету с ритуальными записями.
Проживающие в столице покровители не оставляли его без внимания. Шла переписка, раздавались телефонные звонки. А потом и гостья явилась - Алла Магидсон. Привезла новую партию литературы, расспросила, как идут дела. Недовольно поморщилась: маловато что-то "новообращенных".
Прозрение началось вроде бы с мелочей. Когда Койфман стал служить в днепропетровской синагоге, на его глазах то и дело происходили отвратительные, мелочные ссоры между руководителями еврейской общины. Порой они заканчивались безобразной дракой - как в том случае, когда один из "святых отцов" - Шехтман в кровь избил другого - Фальковича.
Затем Койфман стал замечать, как ежемесячно алчно запускают руки в благотворительную кассу председатель общины и его приспешники. Несколько тысяч килограммов мацы, закупленной в Минске и Киеве по цене 2 рубля за килограмм, в Днепропетровске продаются прихожанам уже по 3-4 рубля, а потом председатель общины и еще три члена "актива" беззастенчиво присваивают себе из доходов по 250 рублей.
А есть ли она вообще - "чистая" вера?
Это только первый вопрос, который задаст себе Койфман. Очень скоро он узнает и цену "друзьям", проживающим в Москве.
Друзья... Как только над ним нависла тень беды, "наставники" поспешили отмежеваться, и как беззастенчиво! Узнав, что у Койфмана изъята полученная от Шраера литература, Наталья Хасина и голос потеряла. "Ни в коем случае не говори, у кого ты взял эти книги", - шипела она в телефонную трубку.
Человеку всегда трудно поверить, что его могут предать. Койфман еще несколько раз пытался наладить связи с Хасиной, со Шраером. Ему отвечали холодно и однозначно: не до тебя.
Видимо, тогда и спала окончательно полена с глаз Евгения Леонидовича.
И он заявил: "Я полностью и бесповоротно отказываюсь от своих "покровителей" в лице Шраера, Хасиной и Магидсон, возможных зарубежных "друзей корреспондентов", якобы защищающих мои права, и отвергаю спекуляцию моим именем за рубежом. Мое заявление глубоко мною осознано. Все последние годы моей жизни подсказывают мне самому, что я стал на неправильный путь, наносящий ущерб как мне самому, так и моей Родине - Союзу Советских Социалистических Республик, в чем я раскаиваюсь".
ЗАКУЛИСЬЕ (17.04.2000)