Центральная и республиканская пресса регулярно публикует материалы о продолжающихся хищениях и вымогательстве взяток. Вместе с тем растет и число оправдательных приговоров в судах страны.
Эти противоречивые на первый взгляд процессы породили у наших читателей много вопросов с которыми корреспондент "АиФ" А. УГЛАНОВ обратился к старшему следователю по особо важным делам при прокуроре РСФСР Е. МЫСЛОВСКОМУ.
- В последнее время дискутируется вопрос о том, должен ли человек, находящийся под следствием, оставаться на свободе до суда. С точки зрения общей гуманизации в работе следствия это не должно вызывать разночтений?
- Я не был бы столь категоричным. За эту "ориентировку" следственных и судебных органов пришлось расплачиваться людям, ставшим потерпевшими от резко возросшей преступности. Если попытаться изобразить это графически, то кривая сокращения судимости никак не вяжется с кривой роста преступности. Убийства в 1988 г. возросли на 14% по сравнению с 1987 г., разбои и грабежи - на 43%. Другие показатели не лучше...
Количество уголовных дел о хозяйственных и должностных преступлениях резко сократилось, при том что фактически таких преступлений не стало меньше. Практически каждое крупное дело о хищении или взяточничестве стало возвращаться судом на доследование.
- Но не говорит ли это о качестве самого следствия? Если в суде дело "рассыпается", а доказательства выглядят малоубедительными, упрек в пору адресовать вам?
- Бывает, разумеется, и такое. Но я говорю о повальной судебной практике, ставшей причиной того, что руководители следственных органов приняли единственно возможное в этих условиях решение - вообще не возбуждать дела о крупном взяточничестве и хищениях, а возбужденные прекратить под самыми различными предлогами. Если 2 - 3 года назад только в Москве ежеквартально передавалось в суды до 100 дел о взятках, то за весь 1988 год - только 49. Страх перед "новой судебной политикой" практически парализовал следственные органы.
- Что вы имеете в виду, говоря "новая судебная политика"?
- Если коротко, то гуманизацию, доведенную до абсурда, а именно принятие в качестве доказательства только показаний, данных в судебном заседании. Это новшество мгновенно облетело все следственные изоляторы. Результат - многие махровые взяточники, до суда дававшие показания о преступной деятельности, которой они занимались, что называется, у всех на виду, стали отказываться от своих слов. Объяснение при этом дается стандартное - "оговорил себя" под воздействием "кровожадных" следователей. В суде этот довод считается убедительным, в отличие от материалов следствия. В какой-то мере оправдательный приговор стал самоцелью. Правосудие повернуло свое острие против случайных преступников, которые, веря в справедливость, продолжали и в суде рассказывать правду о совершенном ими преступлении. Зато матерые преступники стали легко уходить от ответственности.
- Вы рисуете довольно мрачную картину, но позвольте несколько конкретнее? Кроме того, ваши слова не совсем соответствуют результату так называемого "чурбановского процесса". Взяточники все же получили довольно приличные сроки.
- Процесс приобрел широкую, в том числе международную огласку. Хотя и здесь было продемонстрировано все, о чем я говорил выше. Бегельман, не изменивший своих показаний во время судебного разбирательства и рассчитывавший по закону на смягчение приговора, получил 9 лет, как будто в назидание другим "кающимся грешникам".
Несколько раньше на процессе по делу группы взяточников в Верховном суде Узбекистана полностью раскаявшиеся подсудимые Очилов и Мулин получили по 12 лет лишения свободы. А те, кто лгал и изворачивался, значительно меньшие сроки.
Возвращаясь к "чурбановскому процессу", можно упомянуть и такой факт. Кахраманов, отказавшийся в суде от всех своих ранее данных показаний, был полностью оправдан. Тот самый Кахраманов, на основании показаний которого, ранее подтвержденных им в суде, были осуждены Очилов и Мулин и еще 5 человек за дачу ему взятки!
Наворованные во времена массовых приписок миллионы не скоро еще будут возвращены государству. Но уже сегодня эти деньги начали "работать", спасая своих хозяев и вовлекая в сферу преступной деятельности новых, вчера еще, казалось бы, честных людей. Вот совсем недавний пример. Через работника Верховного суда Узбекистана в апреле 1988 г. удалось изготовить фиктивное постановление об отмене приговора и об освобождении из-под стражи бывшего директора одного из хлопкозаводов Джизакской области Х., осужденного в 1985 г. на 15 лет за хищения в особо крупных размерах и взяточничество. Постановление было скреплено подлинной печатью Верховного суда Узбекской ССР, стоила вся "операция" 100 тыс. рублей...
Случайность помешала осуществлению этого плана, а главный посредник в передаче взятки была убита работником Верховного суда Узбекистана.
- Но, что ни говорите, это все же частные случаи. В конце- концов, период перехода от "заказного" к подлинному правосудию не обязательно должен идти гладко. На ошибках можно делать не только далеко идущие выводы, но и учить людей работать в условиях демократии.
- Возможно. Уже три года внедряется в практику "безарестная технология" ведения следствия. Но, пожалуй, самое страшное не то, что произошел рост преступности, а то, что за эти три года воспитался новый вид следователей, не желающих думать и принимать решения. Они неизбежно будут отторгнуты жизнью, но ведь на их место надо опять воспитывать новых. Следовательно, ждать резкого улучшения качества работы следственного аппарата в ближайшие годы не приходится.
- И все же образ беззащитного следователя не совсем укладывается в голове. После любой публикации материала о прокуратуре в редакцию идет поток толстых писем с жалобами на ваших работников, где они представлены далеко не ангелами.
Разумеется, все факты требуют проверки, но писем с выражением благодарности в ваш адрес я что-то не припомню.
- Жалоб действительно хватает, и я даже могу предположить, что их будет еще больше, причем, как от обвиняемых, так и от потерпевших. Ведь за последние 5 лет из прокуратуры уволились около 4 тыс. следователей. И ушли-то лучшие! Что же касается жалоб, то бывают и такие, как, например, присланная в адрес XIX партконференции телеграмма: "Середине восьмидесятых годов прокуратура республики спровоцировала Москве необоснованные репрессии против должностных лиц, коммунистов всех отраслей. За три месяца застенки советского Бутырвальда попали тысячи коммунистов, много коммунистов погибло от пыток, сотни стали инвалидами... палачи-следователи злобствуют... подследственных пытают, умертвляют..."
Телеграмму подписал Е. И. Шкиль, один из бывших руководителей московского общепита, и такие послания не единичны.
Мои коллеги, те, кого поносил Шкиль, обратились к Генеральному прокурору СССР с просьбой о возбуждении против них уголовного дела. Сделано это было для того, чтобы либо привлечь их к уголовной ответственности за нарушение закона, либо Шкиля - за клевету. Увы, такое решение признано нецелесообразным. Ох как подмывает таких "обличителей" встать сейчас, в конце восьмидесятых, в скорбный ряд с теми, пострадавшими тогда, в тридцать седьмом...
- Последний год сообщения прессы напоминали сводки о боевых действиях: междоусобицы в Казани; нападения на горотделы милиции в Моршанске и Алапаевске; события в Сумгаите; массовые драки и целые войны с перестрелками между преступными группами. Гибнут люди. Что, на ваш взгляд, необходимо предпринять?
- Преступность не поддается шаманству, и для того, чтобы ее не было, надо употреблять власть и закон, устранять социальные корни этого зла. Несоответствие законов уровню преступности или их неисполнение ведет к росту преступных проявлений, поскольку преступность активно воспроизводит самое себя.
Добиться коренного изменения сложившейся ситуации можно в течение 2 - 3 лет. Но для этого надо исполнять все действующие законы без каких-либо изъятий. В противном случае до тех пор, пока изменение потерпевшими и свидетелями (а не только подсудимыми) своих показаний в суде будет восприниматься как "обычное дело", пока не будут работать существующие нормы ответственности за лжесвидетельство и клевету, пока в судах к материалам предварительного следствия будут относиться без должной оценки - идеи о скором пришествии "последнего" преступника останутся несбыточной утопией.