Прочитала в N 23 "АиФ" статью "Книга и политика". Согласна, читаем мы мало. А ведь сейчас только в "толстых" журналах (и не только столичных) так много злободневных, остросоциальных произведений. На мой взгляд, заслуживает внимания повесть "Номенклатура", опубликованная в N 5 журнала "Дон". Высылаю вам небольшую рецензию, т. к. хочется, чтобы читатели "АиФ" хотя бы коротко ознакомились с ее содержанием.
Л. Казакова, Ростов-на-Дону
НОМЕНКЛАТУРА - это слово, пришедшее из времён римской империи и прочно засевшее в аппаратном лексиконе. Из номенклатуры формируются аппараты управления на всех уровнях - от районного до центрального. Но нельзя сказать, что в "обойму" номенклатуры входят лишь чиновники в том смысле слова, которое мы привыкли в него вкладывать. Партийную номенклатуру в подавляющем большинстве составляют высококвалифицированные специалисты, люди обладающие широким кругозором, прошедшие большую жизненную школу. К сожалению, среди номенклатуры встречаются и люди недостойные, скомпрометировавшие не только себя, но и подчас то дело, которому служат. Увы, черная тень в таком случае падает и на их честных, порядочных коллег, "провинившихся" лишь тем, что входят в номенклатуру.
"Номенклатура" - название новой повести ростовского писателя Георгия Губанова. Она - о жизни и делах партийных работников. Образы и места действия произведения обобщены.
Автор, пожалуй, впервые в нашей литературе отказался от лапидарного повествования пламенного горения партийных работников в стенах своих учреждений. На страницах повести они не только работают, но и отдыхают, и даже выпивают, но главное спорят и размышляют (разумеется, каждый по-своему).
Автор повести не очень четко определил время действия своих героев. Только по отдельным эпизодам чувствуется канун апреля 1985 года. В наши дни слово "номенклатура" все чаще и чаще звучит и с высоких трибун, и в народе. Но при всем при том конъюнктурной повесть не назовешь: просто она вызрела и поспела к нашему дню.
Следуя за автором, читатель впервые проникнет за закрытые для многих и охраняемые милицией двери обкомовского дома. Вот, к примеру, как рассуждает один из героев произведения:
"У большинства наших соотечественников, старик, несколько перевернутое понятие о партии, а точнее - о таких как мы с тобой... Они и искренне уверовали, что партийные работники - все без исключения! - это честные, умные, справедливые люди. А сколько в аппарате карьеристов, подхалимов?! В партии четко действует система разделения. Вот я, к примеру, человек аппарата. Высшего аппарата! Но я в то же время и жертва системы".
О номенклатуре, командно-административной системе пишут не только в художественных произведениях. Вот что говорит, например, в "Правде" Л. Оников: "Организационная цитадель бюрократических, командно-административных методов, возведенная еще в сталинский период, до последнего момента стояла незыблемо. Мертвые, как говорили древние, хватали живых".
Один из героев повести Дронов после размолвки с Первым вдруг обнаружил, что не видит возможности защитить свою честь даже в центральном аппарате.
"Ничего эти хождения по коридорам и там не дадут... Кто же в ЦК за меня вступится? У Первого в Москве поддержка на самом высоком уровне. Он член ЦК. Герой... Депутат Верховного Совета СССР. Охо-хо! Голыми руками раскаленную подкову из горна не выхватишь...".
Но вот что характерно: в другой ситуации эта же номенклатурная система рьяно может драться за человека из своей команды. Такую ситуацию мы видим и в повести. Когда над Первым нависла угроза смещения, на помощь пришла система. Его доверенный срочно вылетает в Москву, где уговаривает помощника самого Генерального устроить всего лишь небольшую остановку в областном центре, когда Генеральный будет следовать на отдых. Что из этого вышло?
"Скорый поезд специального назначения шел по особому графику: с его пути убирали заблаговременно все составы, загоняя их в тупики. Ему всюду горел зеленый... Поезд плавно остановился. Открылись двери только одного вагона. На перрон спрыгнули два дюжих молодца и под руки спустили на чисто вымытый асфальт Генерального. За ним появился помощник и чуть заметно кивнул Черновицкому: мол, все в порядке!".
Этот сиюминутный эпизод с Генеральным был широко разрекламирован по местному телевидению, в прессе... Первого вновь избрали единогласно.
Читаешь отрывок из повести и невольно становишься свидетелем гигантского театрального шоу. Вспомним, как все мы наблюдали по телевизору, как Брежневу, бывшему в то время Генеральным, вешалась на грудь очередная звезда. Все понимали, что это фарс, но делали вид, будто он действительно ее заслужил.
Мы давно привыкли к выражению: подбор, воспитание и расстановка кадров. В повести четко обнажено, что иногда таилось за этими в общем-то правильными словами. Подбор превращался в поиск послушных служителей системы, воспитание - обязательно в духе преданности и чрезмерной, пусть даже абсурдной, исполнительности. И, наконец, расстановка - это порой просто манипуляции с имитацией движения вперед. Попав в такую номенклатуру, человек автоматически становился неприкосновенным и практически недосягаемым для масс. Если случались осечки, то отступника в крайнем случае пересаживали из кресла в кресло по горизонтали. Временно. Чтобы потом снова двинуть по "портфельной" вертикали.
Справедливости ради, надо сказать, что хотя повесть читается "на одном дыхании", все же остается двойственное чувство от чего-то недосказанного. Причин тут может быть две: или же автор знает больше, чем повествует, или же по рукописи смело прогулялись редакторские ножницы.