В традициях "АиФ" предоставлять свои страницы тем, кому есть что сказать, вне зависимости от их убеждений. Читатель должен сам выбрать, чья точка зрения ему ближе. Мы считаем, что право высказаться должен иметь политический лидер и простой гражданин, генерал и солдат.
В прошлом мы не раз печатали беседы с людьми, с чьими взглядами на события, свидетелями которых они были, далеко не каждый может согласиться. И тем не менее их мнения важны, поскольку они несут новую информацию, помогают лучше понять происшедшее.
Вероятно, к таким свидетельствам следует отнести и предлагаемое ниже интервью с Геннадием ШЕВЧЕНКО, сыном бывшего посла СССР, сотрудничавшего с ЦРУ, Аркадия Шевченко. Возможно, у части наших читателей оно вызовет негативную реакцию. Действительно, можно понять, но трудно согласиться с попыткой сына обелить предательство его отцом интересов государства.
В своей книге "Разрыв с Москвой" А. Шевченко оправдывает свое сотрудничество с ЦРУ тем, что он якобы боролся таким образом с "тоталитарным коммунистическим режимом". Бесплодность его попытки поколебать режим выявилась сразу, как только он сбежал: ни один из его высокопоставленных друзей, включая А. Громыко, не пострадал. Политический кризис не состоялся, система осталась незыблемой. Ее разрушали не предатели, а совсем другие люди и по-другому: писатели и правозащитники, академик Сахаров и рабочий Марченко, многие сотни политзаключенных...
И все же рассказ Г. Шевченко о своем отце, о событиях двенадцатилетней давности, с ним связанных, интересен, потому что раскрывает духовный кризис, охвативший в то время нашу партийно-государственную элиту. С ним беседует наш корреспондент А. БЫКОВСКИЙ.
- 6 апреля 1978 г. ваш отец, заместитель генерального секретаря ООН, Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР А. Н. Шевченко, исчез из своей квартиры в Нью-Йорке, оставив письмо жене, что он не может вернуться в СССР. Как вы узнали об этом событии?
- В апреле 1978 г. я находился в загранкомандировке в Женеве, являясь членом делегации СССР в Комитете по разоружению. В субботу, 8 апреля, меня вызвал посол В. И. Лихачев и сказал, что нужно отвезти секретный пакет в МИД СССР, а затем вернуться назад. Я был срочно оформлен в качестве дипкурьера, получил пакет и на следующий день прилетел в Москву. В аэропорту "Шереметьево" таможенники держали меня в течение часа, проверяя мои документы, хотя я имел и диппаспорт, и дипкурьерский лист, где указывалось, что я еду по поручению министра и все должностные лица должны беспрепятственно пропускать меня, оказывать всяческое содействие.
В аэропорту меня встречали сотрудники МИД. Мне не разрешили сесть в машину, в которой меня встречали родственники, а посадили в свою. Когда мы приехали в МИД, в кабинете заведующего отделом мне сообщили, что мой отец пропал и что сведения об этом поступили от американцев. По инициативе КГБ я написал письмо отцу с просьбой возвратиться в СССР.
- Как события разворачивались дальше?
- Мы с матерью, срочно прилетевшей из Нью-Йорка, написали еще два письма отцу с просьбой, чтобы он вернулся в СССР. Все друзья матери - Громыко, Добрынины и другие - советовали ей начать новую жизнь и воспитывать детей в патриотическом духе. Однако произошла трагедия...
- Это, конечно, трудный вопрос, но как это все случилось?
- Я в это время жил уже своей семьей, отдельно от родителей. Утром 10 мая мне позвонила сестра и сказала, что мама пропала. Я тотчас же поехал к ней. Был объявлен всесоюзный розыск. 11 мая я самолично нашел тело мамы в большом платяном шкафу, хотя до этого его дважды осматривали сотрудники милиции. В "Неделе" N 33 за 1989 г. некто О. Кедров, видимо, прочитавший книгу отца "Разрыв с Москвой" (тогда ее рассекретили и "спустили" из особого фонда Библиотеки им. В. И. Ленина, официально не существовавшего, в обычный спецфонд), написал, мягко говоря, неправду: никто от нас не отвернулся, маму не открепляли от спецполиклиники, спецпайка мы никогда не имели (отец не был членом коллегии МИД СССР) и никакого "умиротворения" на лице моей покойной мамы не было - оно было все исцарапано, ибо она, видимо, ужасно мучилась, умирая. Кстати, во время ее похорон на Кунцевском кладбище, филиале Новодевичьего, присутствовали официальные представители МИД и был исполнен Гимн Советского Союза.
- Повлияли ли эти события на вашу дипломатическую карьеру?
- В МИД со мной беседовал начальник службы безопасности, который сообщил мне, что я не смогу больше работать в министерстве ввиду существования секретной инструкции, запрещающей работать в системе МИД людям, имеющим близких родственников за границей. Полковник КГБ сказал, что в США и других западных странах порядки такие же.
- И что же вам предложили?
- Предложения были разного характера: ВЦСПС, СЭВ и др. Корниенко лично пытался устроить меня в Институт США и Канады, возглавляемый академиком Г. А. Арбатовым, однако, последний отказался, сказав, что в его институте бывает слишком много иностранцев. Меня удалось устроить только в Институт государства и права АН СССР на должность младшего научного сотрудника с условием сменить фамилию и обязательным высоким поручительством.
В 1980 г. я стал кандидатом юридических наук, а в 1988 г. - старшим научным сотрудником. Естественно, ни в какие загранкомандировки больше я не ездил и вряд ли буду.
- В газете "Совершенно секретно" недавно писалось, что вашего отца заочно приговорили к смертной казни. Как шло следствие по его делу?
- Через две недели после смерти мамы в квартире были произведены обыск, опись имущества и немедленная конфискация наиболее ценных вещей.
Меня сильно покоробил один факт. Начальник следственной группы КГБ СССР спросил у меня стоимость одной иконы, и я назвал приблизительную сумму от 500 до 2000 рублей. В протоколе же 12 икон рублевской школы и старинный серебряный алтарь с эмалью и позолотой были оценены скопом в 500 руб. Когда я обратил на это внимание майора, он обещал потом исправить "ошибку", но, естественно, так и не исправил. В смехотворно малую сумму были оценены драгоценности матери. Из разговора с близко знакомым генерал-лейтенантом мне стало известно, что коллекционные вещи специально так низко оценивались для их приобретения по дешевке высоким руководством из различных ведомств СССР.
Меня неоднократно вызывали в следственный отдел КГБ в Лефортово, где я давал показания в связи со смертью матери и по делу отца. Следователь, которому оно было поручено, разводил руками, говоря, что против Шевченко у него нет никаких компрометирующих материалов. Позднее я узнал от людей, близких к А. Громыко, следующий факт. В КГБ подозревали, что утечка секретной информации может идти от трех высокопоставленных советских дипломатов, работавших в то время в США, в том числе и моего отца. Однако Громыко сразу же сказал, когда к нему обратились за разъяснениями: "Шевченко - вне всяких подозрений". Следует отметить, что вплоть до публикации в "Совершенно секретно" заочный приговор о смертной казни с полной конфискацией имущества был секретным и не подлежал разглашению.
- В своей книге "Разрыв с Москвой" ваш отец признает, что он в течение трех лет сотрудничал с американскими спецслужбами. Как вы можете это расценить?
- Сам отец в своей книге признает ошибочность своего шага, хотя и довольно убедительно, по моему мнению, раскрывает причины своего поступка. При всей видимой его аморальности он, мне кажется, способствовал в какой-то мере приближению тех перемен, которые происходят сейчас в нашем обществе. Многие "рисковые" люди позднее последовали примеру отца. Например, видный сотрудник спецуправления ПГУ КГБ СССР безвозмездно передавал французской разведке из Москвы совершенно секретные документы с пометками Л. И. Брежнева и Ю. В. Андропова.
До самого последнего времени он надеялся на перемены в СССР. Например, в 1972 г. он подарил мне на двадцатилетие полное собрание сочинений В. И. Ленина с надписью: "Сыну Геннадию: живи и учись по-ленински". Однако, когда в 1973 г. отец приобщился к элите, став послом, он, видимо, решил, что перемены в СССР просто невозможны.
Да, конечно, мой отец мог и дальше продвигаться по службе, тем более что за месяц до того, как он остался в США, Громыко "пробил" у Брежнева специальную должность для отца - замминистра иностранных дел по разоружению, которая впоследствии была вообще ликвидирована. Но он сделал свой выбор.
- У меня в этой истории больше всего вызывает недоумение тот факт, что она не имела абсолютно никаких последствий для руководителя советской дипломатии А. Громыко, который лично способствовал стремительному становлению карьеры А. Шевченко. Вспоминается, что когда в аналогичной ситуации оказался канцлер ФРГ В. Брандт - в его ближайшем окружении был выявлен агент восточногерманской разведки, - то ему пришлось уйти в отставку...
- В своей книге отец дает подробный и точный портрет А. А. Громыко. Л. И. Брежнев всегда прислушивался больше к мнению своего министра, чем к Международному отделу ЦК КПСС. Кроме того, у Громыко были прекрасные отношения с Ю. В. Андроповым, сына которого он принял на работу в МИД и "не мешал" весьма скорому получению им ранга посла. Это позволило Громыко усидеть на своем месте, несмотря на "неблагодарность" своего выдвиженца Шевченко.
- По всем меркам, ваш отец сделал поистине головокружительную карьеру, став личным советником Громыко, а затем заместителем генерального секретаря ООН. Многие объясняли это тем, что жена Громыко и ваша мать - родственницы. Насколько эти слухи соответствовали истине?
- Отец окончил институт с "красным" дипломом, потом аспирантуру и защитил диссертацию, но в той коррумпированной системе для того, чтобы поступить на работу в МИД и продвинуться там, этого было совершенно недостаточно. Первому шагу в его карьере способствовала его дружба с сыном Громыко, Анатолием, в студенческие годы, что помогло моему отцу познакомиться с Андреем Андреевичем. Позднее подружились и их жены, хотя ни в каких родственных связях они не состояли.
Как пишет отец в своей книге, когда жена Громыко приезжала в Нью-Йорк, моя мать возила ее по магазинам, в Москве они часто бывали в гостях друг у друга. Отсюда, я думаю, и пошли эти слухи.
- Какие секреты мог раскрыть ваш отец, будучи дипломатом?
- Близость к А. А. Громыко, В. В. Кузнецову и другим советским государственным деятелям делала моего отца весьма осведомленным человеком. США интересовал механизм действия советской внешнеполитической машины. Отец передавал также сведения о работниках КГБ в ООН, секретных шифртелеграммах послов СССР в различных странах, в том числе из Вашингтона в Москву, которые поступали в Постоянное представительство СССР при ООН и МИД СССР и т. д.
- Поддерживаете ли вы отношения с отцом?
- Я пытался установить с ним контакт еще в 1985 г. Раньше это было просто опасно, ибо обо всем, что происходило в нашей семье, докладывали лично Ю. В. Андропову. Мы начали переписываться и разговаривать по телефону только с 1989 г. В последние годы отец преподает внешнюю политику СССР в Гарвардском университете. Мне удалось восстановить фамилию и отчество только в 1990 г. Своего второго сына, который родился в 1988 г., я назвал Аркадием.
ТЕСТ (08.11.2000)