Окончание. Начало в NN 3 - 5.
Принесли чаю, и мы неторопливо беседовали еще минут пятнадцать о текущих делах в стране. Юрий Владимирович был одет не столько по-больничному, сколько по-домашнему - в нательную рубашку и полосатые пижамные брюки. Я вглядывался в его лицо и по-прежнему не узнавал того Андропова, которого привык видеть в работе. Внешне это был совсем другой человек, и у меня щемило сердце от жалости к нему. Я понимал: его силы на исходе.
Попрощались мы спокойно, по-мужски. Больше мне не пришлось увидеть Юрия Владимировича живым, и я навсегда сохранил в памяти тот декабрьский вечер в больничной палате.
А ЧЕРЕЗ несколько дней состоялся Пленум, на котором меня избрали секретарем ЦК. Предложение вносил Черненко, который вел Пленум и сослался на мнение Андропова. Перед Пленумом Константин Устинович со мной не беседовал, да и на заседание Политбюро для предварительного рассмотрения вопроса меня не приглашали. Потом Горбачев рассказал:
- Члены Политбюро очень хорошо встретили предложение об избрании тебя секретарем. Особенно поддержали Громыко и Устинов.
Когда после Пленума я пришел в свой кабинет, в моей приемной уже сидел тот самый товарищ из девятого управления КГБ, который отвозил меня в больницу к Юрию Владимировичу, Он стал моим "прикрепленным". А вечером того же дня западные радиоголоса передали сообщение о моем избрании, сопроводив его таким комментарием: новый секретарь ЦК Лигачев - аскет, скромен в быту, полгода назад переехал в Москву с одним чемоданом.
Самое удивительное в том, что это была сущая правда. Но откуда они узнали, что я действительно переехал в Москву с одним чемоданом и толстой связкой написанных от руки выступлений и докладов, накопившихся за семнадцать томских лет?
А вскоре началась подготовка к выборам в Верховный Совет СССР, и я вылетел в Томск для предвыборных выступлений. Остановился в знакомом месте, на даче у Синего Утеса. Именно там поздним вечером 9 февраля 1984 г. и застал меня новый звонок Горбачева:
- Егор, случилась беда, умер Андропов. Вылетай. Завтра же утром будь в Москве, ты здесь нужен...
Официальная шифровка о смерти Андропова поступила в Томский обком только утром. Но я в это время уже подлетал к Москве, - когда летишь с востока на запад, выкраиваешь время: в восемь ноль-ноль вылетаешь из Томска по местному времени и в восемь ноль-ноль приземляешься в столице, но уже по московскому времени. Разница между Москвой и Томском, как я уже писал, - четыре часа, но и время полета - почти четыре часа.
В то же утро в кабинете Зимянина мы писали некролог. Было нас человек пять-шесть, среди них, помню, Замятин, Вольский, помощник Андропова, кто-то еще. Когда написали о Юрии Владимировиче - "выдающийся партийный и государственный деятель", кто-то из присутствующих засомневался:
- Не слишком ли мы преувеличиваем роль Андропова? Генсеком-то он работал совсем немного времени, всего лишь год с небольшим.
Но я возразил:
- Дело не во времени, не в сроках, а в тенденции развития, в результатах!
У В. И. ЛЕНИНА есть интересная мысль о том, что "исторические заслуги судятся не по тому, чего не дали исторические деятели сравнительно с современными требованиями, а по тому, что они дали нового сравнительно со своими предшественниками".
Черненко был избран Генеральным секретарем, как говорится, без проблем. На Пленуме его кандидатуру выдвинул Председатель Совета Министров Тихонов, она была поддержана, и все прошло гладко. Заминка произошла несколько позднее, когда на организационном заседании Политбюро Константин Устинович внес предложение поручить проведение заседаний Секретариата ЦК Горбачеву, Черненко, видимо, понимал, что тут нужен человек энергичный, молодой, физически крепкий.
Однако не все члены Политбюро придерживались столь здравой точки зрения. На предложение генсека немедленно откликнулся Тихонов:
- Ну, Горбачев превратит заседания Секретариата в коллегию Минсельхоза, будет вытаскивать туда сплошь аграрные вопросы...
Было ясно, что это лишь формальный повод отвести кандидатуру Горбачева, но кое-кто сразу за это ухватился, раздалось еще несколько реплик, выражавших сомнение. А "за" предложение Генерального секретаря высказался Устинов.
И тогда, используя свой дипломатический опыт, слово взял Громыко. Чтобы снять возникшую напряженность, он предложил соломоново решение:
- Давайте подумаем, не будем сейчас торопиться. И позднее вернемся к этому вопросу.
Однако несколько флегматичный, слабый здоровьем Черненко неожиданно проявил характер и твердо сказал:
- Я все-таки настаиваю на том, чтобы вы поддержали мое предложение доверить ведение Секретариата товарищу Горбачеву.
ДА, ПРОИЗОШЛО именно так, из песни слова не выкинешь. Хотя между Черненко и Горбачевым никогда не было близости, Константин Устинович сам решил выдвинуть Михаила Сергеевича на неофициальный, второй пост в высшей партийной иерархии, твердо отстаивал эту линию и настоял на своем. Вообще Черненко был человеком далеко не таким простым и однозначным, каким быстро представили его иные-журналисты уже в перестроечный период. Хотя недоброжелатели очень много нашептывали ему на ухо худого и вздорного в отношении Горбачева, он су мел отличить истину от наушательства. И при нем, хотя и не без некоторых осложнений, роль Горбачева продолжала возрастать.
Впрочем, хочу сказать: и мы с Михаилом Сергеевичем вели себя по отношению к Черненко предельно честно. А что касается некоторых сложностей, о которых я упомянул и о которых речь впереди, то, мне кажется, Константин Устинович к ним не имел отношения.
Однако впоследствии выяснилось, что ситуация, сложившаяся в ту пору, была куда более серьезной, чем я тогда предполагал. Много позднее об этом рассказывал сам Михаил Сергеевич. Оказывается, в 1984 г. в МВД были люди, в задачу которых входил поиск "компромата" на Горбачева в ставропольском периоде его работы.
* * *
Вокруг и около мемуаров
ВОТ и закончилась публикация воспоминаний Е. Лигачева. Тот, кто ожидал найти в них нечто сенсационное, разоблачительное, вероятно, удивлен - нет ничего "жареного".
Однако нельзя сказать, что те факты, которые сообщил мемуарист, неинтересны. В них - дыхание времени, пульс событий, которые разворачивались на наших глазах. А среди действующих лиц - те, кто и сегодня у руля государства. И свидетельства автора, еще недавно занимавшего вторую ступеньку на эскалаторе власти, безусловно, заслуживают внимания.
Как мы не раз подчеркивали, "АиФ" предоставляет свои страницы авторам, не спрашивая свидетельства о благонадежности и взглядах. Любые точки зрения имеют право на жизнь. Мы считаем, что "Аргументы и факты" - это не "приводной ремень" какой-то одной партии или организации, а прежде всего источник информации для читателей.
Публикация в "АиФ" воспоминаний Е. Лигачева уже вызвала не только отклики читателей, но и прессы. Например, "Рабочая трибуна" 29 января в большой статье главного редактора Анатолия Юркова "Мемуары... в номер?" дала отповедь претензиям Егора Кузьмича, пожелавшего напечататься в "Рабочей трибуне", но получившего отказ. Еще полгода назад члену Политбюро ЦК КПСС Е. К. Лигачеву достаточно было сказать: "Анатолий, ты не прав!" - и следы принципиального главного редактора затерялись бы в новейшей истории. Но, наверное, какое это удовольствие - резать в глаза правду-матку бывшему начальнику! Истинно партийная принципиальность. Интересно, что напишет он о нынешнем начальстве, когда то уйдет в отставку?
"Нынче каждый из нас встал перед выбором, - пишет главный, - за кого ты - за демократию, за перестройку или за возврат к старому. Если за продолжение и углубление перестройки - значит за Горбачева. Если против него - значит против демократии". Не похоже ли это на знаменитое: "Кто не с нами - тот против нас"?
И "враг" уже нашелся - "Аргументы и факты" - "самое многотиражное издание, - пишет Юрков, - не скрывающее своей направленности, часто стоящее в оппозиции к Президенту и Генеральному секретарю ЦК КПСС". Вот и готов донос.
В статье явно прослеживается стремление столкнуть "АиФ" с Президентом. Намекается и на какой-то "взаимный расчет" редакции с пенсионером Е. К. Лигачевым.
Для чего все это делается? Возможно, чтобы бросить тень на издание, которое говорит как о положительных, так и об отрицательных моментах в деятельности властей (чего дисциплинированная "Рабочая трибуна" себе позволить, видимо, не может).
"Игры с общественным мнением до добра не доводят", - поучает главный редактор всесоюзной "Рабочей трибуны", имеющей тираж меньше московской городской комсомольской газеты. Но ведь "общественное мнение" - это и есть читатели, голосующие подпиской за содержание и позицию той или иной газеты.
А если "проголосовавших" мало? Тогда приходится идти на ухищрения. Не потому ли и "Рабочая трибуна", отстаивающая вроде бы принципы материалистического учения, заявляет, что ее страницы заряжены "целебной энергией" экстрасенсов (см. номера газеты за 7 октября и 15 декабря 1990 г.)?