Очевидно, что влияние на нашу жизнь КПСС, уже не существующей как легальная организация, выражается не только в бурных митингах у Останкино и громких судебных процессах. Для того чтобы понять многое из того, что происходит с нами сегодня, кажется полезным узнать, как действовал главный штаб партии, откуда направлялись ее решения, проникали в наше сознание ее идеология и методы.
Предлагаем читателю интервью с Л. ОНИКОВЫМ, долгие годы работавшим в аппарате ЦК КПСС.
- Леон Аршакович, вы давно на партийной работе?
- Почти всю сознательную жизнь. Началась она в 1952 году еще при Сталине в аппарате ЦК партии Эстонии, куда я был направлен по путевке комсомола. Завершилась в ЦК КПСС, где я проработал 31 год, в прошлом году.
- Ну а ваша личная судьба как типичного аппаратчика как складывалась?
- Со словом "аппаратчик" согласен, "типичным" - нет. Нетипично то, что я столь длительное время работал в аппарате без существенных должностных изменений. А дважды ставился вопрос о моем снятии с работы.
- Вы могли бы дать хотя бы общую характеристику типажа аппаратчика при разных генсеках?
- Наиболее полно особенностям культа личности Сталина соответствовал аппаратчик при его жизни. В наименьшей степени потребностям перестройки соответствовал аппарат при М. Горбачеве.
С приходом нового генсека менялась атмосфера в аппарате. И, самое главное, менялся психологический типаж аппаратных кадров. Но два принципа соблюдались очень строго: единоначалие и должностная субординация. И второе - личная честность.
- С первым я согласен. Во втором серьезно сомневаюсь. Куда денешь обвинения аппарата в коррупции, взятках, иных злоупотреблениях?
- Коррупция в брежневские времена действительно очень широко заразила членов руководящих партийных органов, но не штатный партаппарат. Дело в том, что в составе пленумов в обязательном порядке были руководящие работники торгово-финансовых и снабженческих органов, суда, прокуратуры, милиции. Они-то и были в большой степени коррумпированы, а в массовом сознании это перенеслось на работников штатного аппарата. У аппаратчиков другие, свои аппаратные болячки - карьеризм, аппаратный цинизм, самомнение, бюрократизм, отрыв от действительности и т.п. Хотя этим страдают далеко не все.
- Чем все-таки людей удерживали в аппарате, почему они считали за честь там работать?
- Прежде всего - престиж. Это давало власть, внимание, возможности. Престиж и, безусловно, льготы, не только материальные.
Сталин уничтожил 3 состава аппарата ЦК, а потом стал подкупать. Актеров и писателей он подкупал лауреатствами, а нашего брата вот этим. Степень подкормки была строго ранжирована.
Такой случай был, еще при Сталине. Всегда разносили зав. секторами чай с бутербродами, а лекторам только чай. Но вдруг ввели должность зам. зав. сектором. И вот сидят в управлении делами и думают, как быть. В результате заму стали подавать чай без бутерброда, но с салфеткой.
- Боюсь, что в результате нашего с вами разговора сложилось впечатление, будто бы аппаратчики - это сплошь глупые рабы, которые тянули эту лямку добровольно. На самом деле ведь было все гораздо сложнее, там были и умные люди. Как промывались их мозги?
- Они были рабами по исполнительности. Но по индивидуальным качествам рабами они не были. Я вам мог бы назвать много ярких фигур, работавших в аппарате. Очень большую роль играла селекция, отбор, но были убежденность и добросовестность. Убежденность в том, что в целом партия служит народу. Правда, это похоже на оболваненность, а не на убежденность. Чем достигалась такая оболваненность? Прежде всего сплошной секретностью. Для нас все, что непосредственно не касалось нашей работы, было закрыто.
- С годами секретность ужесточилась?
- Вначале секретности не было. До 1927 года в здание ЦК партии мог прийти любой коммунист по партбилету. Роковым был 1927 год. Тогда было принято постановление о нарушении секретности.
- Какая была связь между партией и КГБ?
- Когда я начинал партийную работу, мы знали, что находимся на мушке у КГБ. Когда умер Сталин, мы все тряслись, не пришел бы Берия. Если бы он пришел, то убрал бы прежде всего весь партийный аппарат и заменил его. Хрущев, избавив страну от КГБ, совершил великое дело. Потом КГБ уже плясал под дудочку политбюро ЦК полностью.
- Как вы повседневно эту связь ощущали? Вы получали оттуда как лектор какую-то информацию?
- Нет, это шло по "особой папке", абсолютно недоступной рядовому работнику. Особая папка - это высшая форма секретности. Были такие градации: 1. "Не для печати", 2. "Секретно". В секретных ходят сведения, даже не предтавляющие секретности, но раскрывающие методы работы партийного комитета. Потом шли "Совершенно секретно" и "Особая папка". "Особая папка" попадала только высокому кругу лиц под расписку.
- Леон Аршакович, как вы считаете, почему все-таки этот мощный колосс - КПСС - со всеми его учреждениями, армией КГБ, рухнул сразу, в одночасье?
- Горбачев привел пусть к тяжелым, но все же к положительным изменениям в стране, а партия осталась первозданной. Она не могла не рухнуть, так как в партии не изменилось ничего, это была сталинская конструкция.
- Почему же даже за свои привилегии члены партии не пошли в бой?
- Они не могли пойти в бой, потому что нужно уметь воевать, надо уметь выступать, говорить, убеждать. Но этого же ничего давно не было, начальство читало речи по бумажке. Чтобы идти в бой, надо получить команду, а команды не было. Не решались.
Перестройку надо была начинать с демократизации аппарата, у которого была вся власть. Потом надо было демократизировать партию и, наконец, общество. А у нас начали с "наконец" и не дошли до "прежде всего". В аппарате ничего не изменилось.
- Как вы покинули ЦК? Как это было?
- Ушел, когда ЦК кончился. Это было унизительно. Человек я пожилой, но в жизни ничего более позорного, постыдного, гадкого не испытывал. В тот день, когда толпа осадила здание на Старой площади, я ушел раньше. Вскоре лег в больницу.
На второй день мне в больницу звонит зав. секретариатом и говорит: "Нам дано два часа, чтобы вынести свои вещи". Я приезжаю, впопыхах собираю какие-то вещи, записки, и нас... досматривают. Вот это было самое обидное, жуткое.
- И последний вопрос. Что бы вы хотели сказать о правомерности запрета КПСС?
- Мне бы не хотелось сейчас касаться этого сложного вопроса. Поделюсь лишь главным впечатлением от Конституционного суда.
Сейчас я все время вспоминаю процессы 37-го года. Тогда не было никаких фактов, никаких документов - только голословные обвинения Вышинского, окрики Ульриха и вынужденные признания. А сейчас совсем другая картина - 600 томов документов, из них 200 томов от прокуратуры, архивы.
Для меня в ходе Конституционного суда стало ясно: Сталин наконец-то умер.
Беседу вел В. СУИЧМЕЗОВ
"Святой" апостол Олег