"Мы - группа Землянникова, командир погиб, напарник сломал ногу, прошу помощи, я - Настя, приём", - неслось с высоты пять тысяч метров.
НА ЕЁ тонком запястье - жёлтые командирские часы, которые она сняла с руки Максима Землянникова. Циферблат - в трещинах от ударов о Безенгийскую стену... Эти часы каждый рассвет давали сигнал подъёма их маленькой группе, месяц назад вышедшей на маршрут, по которому зимой ещё никто не ходил.
- ДВА Максима - Быков и Землянников - всё время говорили: "Мы обречены на успех!" А я знала, что наши - только те метры, что мы прошли за сегодня. Гора может ведь и не пустить.
Они должны были стать героями. Или навсегда остаться безумцами.
800 метров: секунды падения, 7 часов спуска
НА ДЕСЯТЫЙ день в пропасть сдуло палатку. Для ночёвок стали рыть по вечерам лопатками пещеру.
"Настя, с 8 Марта! Траверc Шхара - Ляльвер", - написали Максы на открытке, которую собирались вручить Насте на следующий день. До Ляльвера, финишной точки маршрута, они не дошли...
- Утром седьмого я распутывала клубок верёвки, когда Землянников сказал: "Готовы? Выходим!" - и пошёл, не дожидаясь нас. Накануне была отсидка, "нелётная погода", ему не терпелось идти вперёд. Я крикнула: "Стой, я не в связке!" Он успел отойти на 15 метров - и вышел на лёд. Верёвка дёрнулась, а потом у меня из рук вырвался и улетел весь клубок - вслед за Максом.
На коленках у Насти Стаканкиной - ноутбук. Она перекачивает в него картинки из своего фотоаппарата и, когда медленно начинает загружаться лицо 33-летнего командира - сначала солнечные очки, потом рыжая борода, - захлопывает крышку. Альпинисты не плачут - их слёзы стынут внутри вечным льдом.
В чёрных очках Землянникова отразились тогда два рыжих комбинезона - Насти и Максима Быкова. Больше фотографий Насти на Стене нет - фотоаппарат Землянникова "ушёл" вместе с ним. В 800-метровый обрыв под вершиной Джанги-Тау, c которой сорвался командир.
- Сверху мы увидели его рюкзак. Взяли еду, аптечку и начали спускаться. То, что он пролетел за несколько секунд, мы шли 7 часов. Ту ночь мы провели с ним - вырыли пещеру метрах в 30. А утром Быков поздравил меня с 8 Марта - и мы пошли откапывать Макса снова. За ночь его тело опять занесло. Мой подарок на праздник был в его рюкзаке. Оказывается, всю ночь перед срывом они делали мне цветок - из бутылки, пенки и тряпочки...
Маску - на лицо. Записку - на тело. Верёвкой - к камню. Фото на память. И последний спирт - на помин. Уже не разбавляя талым снегом. Группа Землянникова оставила командиру его красную кружку - с сухариком поперёк. Они начали подъём, надеясь, что за телом весной придут спасатели. Но снимать со Стены нужно было их самих.
"Жить-то хочется..."
- КОГДА мы начали подъём из пещеры, Быков сорвался. Сорвал меня. Летим. "Ну, раз командир уже там, значит, и мы сейчас рядом ляжем". Говорят, в такие моменты вся жизнь проходит перед глазами. А у меня даже мои 23 года не успели... Верёвка чудом зацепилась за камень.
Рука Насти Стаканкиной сжимает стакан с лимонадом. Её пальцы - в чёрных трещинах, метках Стены. Той ночью она сказала: "Выходим!" - за командира.
- Сумерки, высота - 5 тысяч, лежу головой в снегу. Кричу Максу: "Живой?" У него не двигается нога, помято ребро, отморожены пальцы. Пропал рюкзак с горелкой и спальником. И, кроме меня, некому сказать: "Идём вверх". Я вешала верёвки, Макс полз на коленках. 7-часовой спуск вверх мы преодолевали за 40 долгих часов. Без сна. Глотая снег. Стоило остановиться - трясло от холода и ветра. Но ни о чём не думаешь, просто идёшь любой ценой. Жить-то хочется...
В пещере под хребтом Джанги-Тау, откуда сорвался Землянников, они развели из мусора костёр и вскипятили снег. Горячий чай с 8 кусочками сахара на кружку. На следующий день топили носками.
"Стена вызывает Базу, Стена вызывает Базу". База не отвечала.
"Грей батарейки!"
НА КРЫШЕ дома радиолюбителя Владимира Шайко из посёлка под Нальчиком - "самая большая антенна в Кабарде". - Утром я услышал, как кто-то "скребётся" в эфир. И вдруг - женский голос. С 5 тысяч метров, за 100 километров отсюда. "Я Настя. Мы - группа Землянникова..." - без дрожинки в голосе. А рация, слышу, дохнет. "Батарейки грей на груди!"
- У нас ещё было время бороться, ещё светил фонарик, оставалось немножко гречки.
Наверх вышел Эльбрусский отряд спасателей, поднятый на ноги после звонка радиолюбителя в МЧС. Непогода, стылый ветер. Они продвигались по 500 метров в сутки - в сантиметрах от смерти. Под пятками Адельби Ахкубекова ушёл в трещину снежный карниз - и он балансировал на носочках над бездной. Впереди оставалось ещё полторы тысячи метров, и понятно было, что спасатели не успеют - ребята столько просто не протянут.
- Стена не отпускала. Обиделась, может. На нашу самоуверенность, на рисковый зимний маршрут...
С вертолёта группе Землянникова сбросили сгущёнку и чай в термосе, хотя машину могло ветром расплющить о Стену. Сверху было видно, как в снежной пурге мечется жёлтый комбинезон, пытаясь разыскать, куда упала сгущёнка.
- Хотелось согреться в тепле и увидеть людей. Когда видишь человека - уже спокойно.
К спасателям, выброшенным из вертолёта на место их, казалось, последнего в жизни привала, она бросилась на шею. Раненого Макса, воспользовавшись чуть стихшим ветром, забросили в вертолёт - и машина тотчас оторвалась от Стены, тараня северный ветер.
...В углу - зачехлённая гитара, на столе - кавказский коньяк. Девять дней командиру. Улетел обратно в Москву телевизионный десант, Настя переоделась в джинсы и съездила с папой в гости к Шайко, который теперь называет альпинистку дочкой. Максим Быков, с синяком под левым глазом и костылями, выписался из больницы - в Москве ему "собираются почикать обмороженные большие пальцы" - и говорит:
- Горы стоят и будут стоять. А жизнь - проходит.
И остаётся только догадываться, какой именно смысл он вкладывает в эту фразу.
"Не преступи мя!"