Его называли "кремлевским баритоном". Он объехал с гастролями весь мир. До сих пор самый продаваемый "оперный" альбом на Западе - "Мертвые души" с его участием. А совсем недавно серьезный экономический журнал назвал его "человеком года малого бизнеса". Так не бывает? Бывает. Если речь идет о народном артисте России Александре ВОРОШИЛО.
Дороже семьи ничего нет
- Александр Степанович, в 1975 году вас без стажировки зачислили в труппу Большого театра. Но до этого ведь было и Днепропетровское музыкальное училище, и учеба в Одесской консерватории, и...
- Да я о себе могу сто-о-олько рассказывать (смеется). Чего только не было в жизни. У нас была замечательная, очень дружная семья: родители, пятеро детей. Отец работал на заводе. Производство конверторное, тяжелое. Он и заболел потом тяжело - рак желудка.
Вскоре семья наша переехала в совхоз. Это километров сорок от Днепропетровска.
Вначале жили в землянке. Знаете, что это такое? Выкапывается яма, потом над ней сооружают нечто вроде шалаша и все это сверху для тепла обмазывают глиной.
Многие тогда так жили. Такое уж было время. Но эти трудности всех нас очень сплотили. Сейчас из той далекой семьи, ближе которой и нет ничего, осталось только трое. Давно нет родителей, ушел из жизни брат, умерла одна из сестер. Но мы, оставшиеся, очень держимся друг за друга.
А в музыкальное училище я поступил абсолютно для себя неожиданно. Поверьте, не рисуюсь. Подготовки не было никакой. Чему-то сам учился, чуть-чуть уроки частные брал. Выучился играть на баяне, потом на аккордеоне. Чистая любительщина, конечно. Зато зарабатывал по тому времени немалые деньги. Когда учился в старших классах, то переехал в пригород Днепропетровска к одной из сестер. И, поверьте, был первым человеком на деревне. Проводы в армию, свадьбы - зовут меня. Я и родным смог помогать, за свадьбу давали мне рублей 25, а то и 40 - сумма по тем временам внушительная. Люди ко мне в очередь записывались, ведь я еще и пел немножко.
Поступал я в училище на спор. Товарищ меня подбил. Говорит: ну, армию отслужил, приехал, заниматься чем будешь? Я возьми да и ляпни: в артисты пойду. В Днепропетровске тогда было единственное "артистическое" заведение - музыкальное училище. Мы туда и поехали. Меня по всем классам водили, смотрели, слушали. Спеть-то я толком тогда ничего не мог. Но приняли.
Для семьи это была полнейшая неожиданность. Мама покойная даже сокрушалась: у всех дети как дети, а наш-то Шураня чем занимается, и не поймешь. И продолжалось такое вот непонимание до 1976 года. Когда я уже работал в Большом театре, по телевидению передали концерт. На всю страну показал мое выступление Первый канал. И только тогда дома поняли, что занимаюсь чем-то серьезным.
Из певцов в бизнесмены
- Легко представить, как надоели вам журналисты с этим вопросом, но, уж видно, вы обречены отвечать на него всю жизнь: как случилось, что ведущий баритон Большого, солист, столько лет проведший на сцене, создал свой бизнес?
- Я потерял голос. Простыл на гастролях, грипп, потом воспаление легких. Сначала особого значения не придал, но скоро забеспокоился: петь, как раньше, уже не получалось. Из театра пришлось уйти, не мог я позволить себе снижать планку. Не миновала меня, конечно, депрессия, но решил: не спиваться надо, а заняться делом. В пении я был профессионалом, но ничего больше не умел. Шел 1991 год, в стране кругом дефицит, а у меня - ни стартового капитала, ни опыта.
Я тогда себя так спросил: что нужнее всего России? Водка, колбаса и политика. И только колбаса - безопасная и достойная область приложения сил. Так что колбасный бизнес я не выбирал, он как-то сам меня выбрал, и я вложил в него всю душу. В Новоарбатском гастрономе, тогда совершенно пустом, как и все магазины, поставили простенькую американскую линию. Сосиски и колбасу делали прямо на глазах у покупателей. Спрос был аховым. Сосиски вообще-то надо держать в термошкафу 12 часов, а тут очередь стоит да поторапливает. Так что технология постоянно нарушалась.
Но очень скоро понял: на таком уровне производство бесперспективно. Стоит крупным комбинатам чуть встать на ноги, и они просто выдавят нас с рынка. Поскольку "мясной" опыт уже был, нашел компаньонов, которые, как и я, поверили в несуществующий пока успех. Помещение на примете было - столовая на территории МГУ. Закупили оборудование и в декабре 1993-го выпустили первую партию продукции.
Родной дом: возвращение и изгнание
- Как долго артист вживался в роль директора?
- Да репетировать было некогда. Вжился сразу. Приходилось и ящики с оборудованием таскать, и кабинет ремонтировать, поставки, растаможивание, сбыт на ходу изучать - все было на мне.
Поначалу и журналисты надо мной подсмеивались, и знакомым о новом занятии я не особо рассказывал. Как-то неудобно было: пел Яго, Роберто, Чичикова, а теперь вот - сардельки. Но когда дело наладилось, подумал: да что же тут постыдного?
И все-таки внутренне я до сих пор не согласен, когда меня называют в газетах удачливым бизнесменом. Какая, к черту, удача - вставать с петухами да ложиться за полночь.
А два года назад, когда я был назначен исполнительным директором Большого театра, принял решение продать дело. Музыка есть музыка - особый мир, не терпящий раздвоения.
- Когда вы в 2000 г. вновь вернулись в Большой, нельзя было не понимать: положение в театре, мягко говоря, сложное. Обветшало все - от декораций до труппы. Тем не менее вы решились на очередной "крутой вираж" в жизни, на новое испытание ответственностью...
- Друзья считали, что я сошел с ума, что никакой опыт не поможет сдвинуть эту махину. А я летал как на крыльях, на любую проблему набрасывался с азартом. "Вкус возвращения" был очень сильным. Я вернулся в родной дом, где давно не был.
- И все-таки в марте состоялся ваш уход из Большого. Чего только не писали тогда журналисты - и реформам-то вы препятствовали, и труппу раскалывали, и "пятой колонной" внутри театра были... Не обиделись? И что все-таки послужило причиной ухода, вы ведь тогда, насколько мне известно, на критику не отвечали, с прессой практически не общались.
- Ну, обиды - это лишнее. Говоря официальным языком, к СМИ отношусь лояльно. Только нашим журналистам побольше бы осторожности в обращении со словом. Страшное оружие.
Я тогда ни за что не пошел бы в театр, если бы не чувствовал: могу принести реальную пользу. Как артист знал театр изнутри, не понаслышке прошел реальную школу бизнеса. Конечно, прекрасно понимал, что пришел не навсегда. Когда человек засиживается на одном месте, у него замыливается глаз, и ему уже не видно того самого бревна. Но в театре должны быть нормальные отношения, споры, диспуты. Нельзя ничего решать с помощью топора.
Я был не согласен с творческой политикой в отношении оперной труппы, которую вело руководство театра, совершенно искренне считал, что путь, который избрала опера Большого, - путь в пропасть. И я не хотел и не хочу, чтобы его связывали с моим именем. Превращать лучший, что бы там ни говорили, театр страны в прокатную контору с нафталиненным, пыльным секонд-хенд - недостойно. Называть это "пополнением репертуара" - чушь. То приглашают петь в "Адриенне Лекуврер" бездарного уродца Бойко Цветанова, то непонятно какие "таланты" выкапывают из провинции, то берут "Силу судьбы" в неудачной постановке 20-летней давности...
Обо всем этом я говорил открыто, и это, понятно, не нравилось. Если бы молчал, кивал да соглашался, наверное, и по сей день был бы хорошим.
- А как сейчас складываются отношения с театром?
- Да великолепно. Ведь Большой, простите за каламбур, - это гораздо больше, чем те люди, которые в нем работают сию минуту. Да и потом, как бы с БТ ни обращались, в нем всегда останутся таланты.
- Сегодня у вас новый поворот в судьбе. Вы - генеральный директор строящегося сейчас Дома музыки на Красных Холмах. Разве столице мало Зала Чайковского, Консерватории?
- Зал Чайковского - зал всего лишь приспособленный, вспомните, строился он под Театр Мейерхольда. А Консерватории уже 101 год. Если вовремя не возьмутся за ее реконструкцию, не хочу пугать, но террористы не понадобятся. Согласитесь, мегаполис, в котором живут больше 10 млн. человек, заслужил, чтобы в нем появились хорошие залы, в которых будут исполнять классику. У нас их, кстати, будет три - симфонический на 1800 мест, камерный на 600 и многофункциональный на 550. Аппаратура, оборудование - все самое современное. В октябре 2004 года в большом зале будет смонтирован самый большой в России духовой орган производства известнейшей немецкой фирмы, в камерном зале появится орган-позитив. Будет в Доме музыки и репетиционная база для оркестра "Виртуозы Москвы" и симфонического оркестра "Русская филармония", и звукозаписывающая студия.
- И когда первый концерт?
- Надеюсь, под Новый год. Не хочу раскрывать секреты, но знаменитости в нем обязательно примут участие.
РОСТРОПОВИЧ СТАВИТ В БОЛЬШОМ "ХОВАНЩИНУ". Мстислав Ростропович: Концерт для человека- оркестра