ЭТИ воспоминания принадлежат доктору биологических наук, заслуженному деятелю науки РСФСР Наталье Петровне Козьминой (1905-1975). Ее отец, Петр Козьмин, блестящий молодой инженер из разночинцев, женился на Ольге Радциг, девушке из родовитой дворянской семьи. Со студенческих лет занимаясь революционной деятельностью, Козьмин в составе Военно-революционного комитета принимал непосредственное участие в Октябрьской революции, входил в состав первого Совнаркома. В Гражданскую войну Козьмин становится членом Реввоенсовета Южного фронта, в то время как родственники Ольги Александровны принимают активное участие в Белом движении. Сама она вместе с детьми с 1918 по 1920 год находилась у своей матери в Харькове, несколько раз переходящем от красных к белым. В 1920 г. семья перебирается в Москву, а с 1921 г. Козьмин возвращается к научной и педагогической деятельности, став основателем кафедры мукомольного производства в МВТУ им. Баумана. Во время очередной партийной чистки Петра Алексеевича исключают из рядов ВКП(б), что было для него тяжелым ударом. Родные обращаются к Сталину с просьбой восстановить в рядах партии его "бывшего соседа по коммунальной кухне". Вероятно, из-за того, что Козьмин был уже смертельно болен, Сталин эту просьбу удовлетворил.
Красные придут - грабят...
В ДЕКАБРЕ 1918 года в Харьков вступили красные. Начались новые порядки: "буржуев" гоняли чистить снег с улиц. Об отце мы решительно ничего не знали, он не писал нам, находясь на разных фронтах. С продуктами становилось все труднее, но к весне начали налаживаться связи с украинской деревней. Вот тут-то и пригодилось содержимое наших "бебехов", над которыми так иронизировал папа! Белые льняные скатерти и салфетки (так называемые "камчатные", с ткаными узорами), простыни, летние одеяла - драгоценный обменный фонд! Школьных занятий не было, но, чтобы мы не разболтались окончательно, мама и бабушка организовали нам с братом занятия немецким языком. Занимались мы раза два в неделю, по преимуществу читали Шиллера и по-немецки обсуждали прочитанное.
Весной 1919 года мы с оказией получили печальное известие: наш двоюродный брат, милый талантливый Вася, поручик артиллерии, был убит в бою с Красной армией. Это была первая, но далеко не последняя жертва Гражданской войны в нашей семье. А тем временем Добровольческая армия подходила все ближе к Харькову. В городе становилось тревожно, рассказывали об организации Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, которая арестовывала людей, пытала их и расстреливала без суда.
Когда красные ушли из города, мы решили посмотреть, что делается во дворе Чрезвычайки. Красная кирпичная стена на высоте человеческого роста была выщерблена выстрелами; в щербинках виднелись кровь и пучки человеческих волос. Неподалеку - свеженабросанная земля. Подбежала женщина, с ужасным криком бросилась на землю и руками начала раскапывать. Показалась нога человека, одетая в сапог. Женщина кричала: "он здесь", "он здесь" - искала мужа. Мы больше не могли выдержать и убежали домой.
С приходом белых жизнь в городе оживилась, открылись новые магазины, появились продукты. Меня отдали в 5-й класс гимназии Покровской и Ильяшевой. Тетрадей не было, выручила подруга мамы по гимназии - она работала заведующей архивом Южных Железных дорог. Из архивных дел она выдирала чистые листы линованной бумаги, а мы их сшивали в тетради.
Однако перейти в шестой класс мне не пришлось. Добровольческая армия, дойдя до Тулы, начала откатываться обратно, к югу. В конце ноября началась паника, ползли всякие слухи о скором приходе большевиков. Уехало много наших знакомых из интеллигенции, опасаясь расправы со стороны ЧК. В газете было помещено интервью с генералом Май-Маевским, заявившим, что он велит выставить перед своей дверью бутыль с валериановыми каплями для слабонервных харьковчан. Но уже через два дня Красная армия заняла город. К нам в дом ворвались солдаты и стали кричать на маму: "Где твой муж? Небось у белых? Где спрятала оружие?" Милая наша храбрая мама твердо им отвечала: "Мой муж комиссар, большевик, был на Каспийско-Кавказском фронте, а где теперь, не знаю. Оружия у нас нет". Спокойный тон мамы подействовал, красноармейцы ушли без всяких эксцессов.
Меня зовут Аллилуева, а моего мужа - Сталин
1 МАРТА 1920 г. к нам пришла очень милая барышня в черной шубке с каракулевым воротничком и такой же шапочке. Она спросила Ольгу Александровну Козьмину и сказала маме: "Меня зовут Надежда Сергеевна Аллилуева, а моего мужа - Сталин, он член Реввоенсовета Южного фронта, я привезла письмо от Петра Алексеевича". Она рассказала, что живет с мужем в Кремле, папа тоже там живет, и обещала перед возвращением в Москву зайти, чтобы взять от нас письма. С Н. С. Аллилуевой мы послали папе домашнего, очень питательного кофе из пшеницы и ячменя, немного сала и конфет. В апреле приехал еще один посланец из Москвы, Сережа, который привез нам много драгоценных вещей - сапоги для брата, ботинки для мамы.
В последних числах октября 1920 года приехал сам отец, чтобы взять нас с собой в Москву. Мы его не видели больше года: бритый, в кожаной куртке, он казался каким-то чужим.
Поездка до Москвы продолжалась суток двое, а может быть, и больше. Приехали утром, перетащили чемоданы и свертки на большую телегу, уселись сами и потащились через всю Москву на Красную площадь. Папа предъявил пропуск часовому, и мы через Спасские ворота въехали в Кремль. В Кавалерском корпусе поднялись на второй этаж, поворачивали несколько раз, и наконец вошли в широкий, светлый коридор. Папина квартира была самая крайняя, состояла из одной огромной комнаты, разделенной перегородкой; за ней помещался санузел и папина спальня. Мы с интересом стали рассматривать помещение, мебель, самую пеструю по стилю. Нашли продукты, приготовленные папой до отъезда,- совершенно прогоркшее сливочное масло, которого мы не видели не меньше года, сахарин и какие-то печенья или галеты. Конечно, тотчас стали их грызть, смазывая маслом. На стенах, оклеенных светлыми обоями, мы вдруг заметили надпись карандашом: "Здесь, в этой комнате, нахожусь под арестом я, Мария Спиридонова, член Центрального Комитета партии С-Р" и дата - 1918 год. Так мы очутились в Кремле, где и прожили восемь лет.
Совнаркомовское питание
НАШ переезд совпал с третьей годовщиной Октябрьской революции. В тот же день папа пошел с нами в гостиницу "Националь" - тогда это был какой-то из домов Советов - получать обед. По случаю праздника обед был особо парадный - суп и куски рыбы, не то жареной, не то вареной, холодной, скользкой и противной. Прописавшись в Кремле, для чего требовалось разрешение коменданта Петерсона, мы получили на всех обычные продовольственные карточки, по которым выдавался хлеб (осьмушки фунта) и сахар, если он был. Процедура выдачи карточек и их "отоваривания" происходила в маленьком, темном помещении Чудова монастыря. Кроме продуктов, получаемых по карточкам, обитатели Кремля, т. е. особо ответственные работники Совнаркома, ЦК РКП и т. п., получали так называемые "совнаркомовские пайки", по тогдашним голодным временам бывшие совершенно роскошными: мясо, масло, даже ветчину и иногда колбасу. Их можно было получать или "сухим пайком", или же готовым обедом в совнаркомовской столовой. Пайки выдавались в соответствии с количеством членов семьи и, конечно, обеспечивали вполне нормальное питание так называемых "ответственных работников". Поэтому впоследствии мне было несколько странно читать воспоминания сына Цюрупы и других, как они якобы голодали, живя в Кремле.
Кухонь в квартирах не было, поэтому все жильцы коридоров пользовались одной большой кухней. Эта кухня почему-то называлась "кухня Троцкого", хотя кроме упомянутого лица ею пользовалось еще очень много народа. В коридоре нижнего этажа последовательно были расположены квартиры: А. Д. Цюрупы, М. И. Калинина, Л. Д. Троцкого, И. В. Сталина (последняя перед кухней квартира, наискосок от двери Троцкого). На лестничной площадке часто дежурил чекист по имени Борис, длинный парень, женатый на Василисе Федоровне - кухарке Троцкого. Василиса, которую, впрочем, чаще звали Васеной, и была главной хозяйкой кухни, командовала, куда ставить кастрюли и т. п. Сама Наталья Ивановна Седова, жена Троцкого, заглядывала на кухню редко, только чтобы сказать: "Васена, Л. Д. пришел, подавай обед". Часто туда заходила Надежда Сергеевна Аллилуева, которая была тогда в положении - Василий Сталин родился в 1920 году. На лестничной площадке около чекистов постоянно крутился Яша Сталин, его сын от первой жены, тогда ему было лет 13-14.
Новые нувориши
ЧТОБЫ закончить с "кухней Троцкого", надо отметить, что для его семьи продукты доставлялись с его личного поезда. Когда что-либо надо было получить, Васена посылала своего Бориса (он принадлежал к личной охране Троцкого), и необходимые продукты доставлялись в Кремль. По-видимому, аналогичная система была и у Сталина. А наш отец был всего-навсего членом коллегии Главмуки, он только непосредственно организовывал работу мельниц, ремонтировал машины, собирал разбросанных войной инженеров и техников, обеспечивал Москву хлебом из смеси пшеницы и ржи с овсом, просом, гречихой.
Вскоре после нашего приезда к нам на квартиру пришла заведующая движимым имуществом Кремля - Софья Владимировна Фортунато, дочь
В. В. Стасова от его гражданской жены. Когда-то очень давно папа жил в ее пансионе на Южном берегу Крыма. Встретив в Кремле, она его узнала и, когда приехали мы, захотела познакомиться и с нами. С тех пор она очень подружилась с мамой и часто заходила к нам, изливая свое возмущение требовательностью "ответственных дам" к мебели в их квартирах. "Ну, вы подумайте, Ольга Александровна, что нужно этой Молотовой-Скрябиной, понять не могу. Только что сменила всю мебель у них, прекрасные дворцовые кресла, диваны. Нет, не нравится, цвет обивки не тот, нужна шелковая и именно такого цвета, а не другого!" Конечно, ей, труженице и бескорыстной русской интеллигентке, претили претензии этих нуворишей, супруг временщиков. Не надо забывать, что это происходило в 1920-1922 годах, когда в стране царила разруха, народ голодал.
Смотрите также:
Ждите, он вернется