В июне 1941-го отец Макса ушел на фронт и вскоре пропал безвестно на той проклятой войне. Его жена с маленьким сыном осталась в блокадном Ленинграде. Мать отдавала сыну половину своей скудной пайки хлеба и все тепло, на которое только была способна. Когда она умерла, Макса сумела вывезти из блокадного города близкая подруга матери.
Собачья кличка
...В НАШ 8-й "Б" его привела классная руководительница, учитель русского языка и литературы Лариса Васильевна, обожаемая нами, 15-летними балбесами, которые вообще-то учителей своей любовью не баловали. Лариса Васильевна сказала:
- Знакомьтесь, это Максимилиан.
Сам-то он позже представился нам Максимом, но, что вполне естественно, мы сразу стали называть его Максом, ничуть не думая о том, что имя это скорее напоминает собачью кличку. Мы подружились с ним очень быстро. Когда я говорю "мы", вовсе не имею в виду весь наш 8-й "Б". Я имею в виду себя и Ваську - моего давнего друга. Ничто не мешало нашей дружбе, даже то, что и Васька, и я всегда были активистами - пионерскими, а позже комсомольскими, а Макс к общественной деятельности относился вполне индифферентно, хотя комсомольские взносы платил исправно. Впрочем, какие проблемы - в то время мы, школьники, давали на поддержку комсомола по две копейки в месяц. Согласитесь, это не очень много на фоне того, что родители выделяли нам ежедневно по 10 копеек на школьные завтраки. Максу, правда, отсчитывали целый рубль.
Впрочем, оставим экономические проблемы. Итак, Лариса Васильевна представила нам Максимилиана. И, уверяю вас, это было зрелище. Нет, нет, не внешность его поразила нас, хотя она и впечатляла - чуть вьющиеся волосы, хороший лоб, нос картошкой и белозубая улыбка, - а его одежда. На нем был отлично сшитый костюм и абсолютно целые и даже чистенькие ботинки.
А чтобы было понятно наше удивление, напомню, что это все происходило в начале 50-х годов, когда костюм и новые ботинки казались нам, детям войны, чем-то из области фантастики: ведь война закончилась совсем недавно...
Максик, сыночек, лапулечка
ПРОИСХОЖДЕНИЕ имени нашего нового друга и его костюма мы с Васькой поняли, когда впервые побывали в квартире Макса. Отец его, Василий Петрович, оказался высокого роста и хорошего сложения мужчиной с седеющей головой. Он был большой фигурой в каком-то министерстве, много работал, все свободное время уделял семье и сына баловал безмерно. Евдокия же Петровна, Максова мать, работала гораздо меньше мужа и, как я теперь понимаю, видела смысл своего существования в заботах о ненаглядном сыночке. Даже при нас, его школьных товарищах, она называла его Максимилианчиком, Максимочкой, Максиком, сыночком, лапулечкой и так далее. И вообще родители Макса, пусть они и не были дворянского происхождения, выглядели и вели себя так, словно пришли из тургеневских времен. Квартира у этой семьи, по нашим представлениям (мы-то росли в коммуналках), была шикарной (потолки - три метра!), хотя и не была отдельной: проживала в третьей комнате очень интеллигентная старушка Анна Николаевна. Была она одинока, поскольку оба ее сына полегли на войне, не успев обзавестись женами, а муж, тоже фронтовик, умер вскоре после нашей Победы. Евдокия Петровна Анну Николаевну почитала своей родственницей, Макс же просто называл ее бабулей и соответственно к ней относился. Вот эти отношения и вышли боком всем.
Собачье сердце
...ОДНАЖДЫ Макс не явился на встречу, обговоренную два дня назад. Мы с Васькой ждали его на скамейке возле любимого нами всеми фонтана.
А случилось вот что. Бабушка Анна Николаевна вдруг почувствовала себя плохо. На ее счастье и на свою беду, Макс в тот час оказался дома и кинулся помогать старушке: принес воды, вызвал "скорую". И пока "скорая" добиралась, Анна Николаевна - то ли помирать собралась, то ли крыша у нее съехала, то ли из великой благодарности к соседскому сыну - поведала ему услышанную от Евдокии Петровны историю (зачем было ею делиться с соседкой?) об истинных его (Макса) семейных обстоятельствах.
И тут мальчонка, как говорится, слетел с катушек. Он не появлялся в доме сутки. А на вторые ввалился в лоскуты пьяный и наговорил своим родителям такого... Основной смысл его прокламации сводился к тезису: вы меня обманули... А потом он забыл слова "мама" и "папа", стал называть своих родителей по имени-отчеству, перестал считаться со временем и местом и на все упреки матери отвечал: вы мне никто...
Так продолжалось довольно долго. Можно сказать, годы. А потом умер Василий Петрович. У него и так-то хватало забот в его министерстве, а тут еще Макс... Светка, моя подруга по детским забавам и будущая жена Макса, увы, не последняя, рассказывала мне, как он рыдал у гроба отца, как кричал: "Папа, прости меня! Папа, я стану другим! Папа, не оставляй нас!"...
Но нет, он не стал другим. Макс был ровен в отношениях с Евдокией Петровной: не грубил, ни о чем не вспоминал... Они просто были чужими людьми...
Никому своих кровиночек не отдам