Московский митрополит Филарет (Дроздов), много сделавший для духовного просвещения россиян в середине XIX столетия, обладал и по-житейски трезвым умом, и глубоким знанием человеческой натуры, и даже поэтическим даром. Вот несколько историй, из которых читатель сам может заключить, сколь мудр и человеколюбив был этот святитель Русской православной церкви, каким уважением и любовью пользовался он во всех слоях христианского общества.
"Кто же будет петь вашу литургию?"
КАК-ТО сочинитель государственного гимна России ("Боже, царя храни") Алексей Львов представил на суд московского митрополита свое сочинение - Божественную литургию, которую должен был исполнять хор певчих, причем, по замыслу автора, сочиненный им напев следовало ввести в качестве обязательного последования в церковные службы во всех православных храмах России. Чтобы убедить Филарета в благозвучности своего сочинения (действительно одного из сладкозвучнейших!), композитор взял с собой к духовному владыке четырех певчих. Те исполнили свои партии с большим чувством, повинуясь дирижированию Львова.
Насладившись этим ангельским пением, митрополит немного поразмыслил, в молчании перебирая четки, а затем предложил, чтобы литургию исполнил только один из певчих.
"Позвольте, владыка, литургия-то четырехголосая, - оторопело возразил Львов, - один певчий пропеть ее никак не сможет!"
"То-то и оно, - подвел черту под начинанием композитора Филарет. - У нас в сельских церквах только и певчих, что один дьячок, да и тот нотной грамоте еле-еле обучен. Кто же будет петь вашу литургию?"
"Дар напрасный, дар случайный..."
В ПЕРИОД кишиневской ссылки Пушкин написал поэму "Гавриилиада", содержавшую ряд богохульных высказываний, от авторства которой потом упорно отказывался, ибо и сам впоследствии стал считать греховным сочинительство такого рода, которому поддался под влиянием обид на общество и верховную власть. Тем не менее поэма ходила в списках среди читающей публики, возбуждая в людях не самые лучшие чувства. Разумеется, это не могло не вызвать неудовольствия императора Николая I. По поручению государя шеф корпуса жандармов граф Бенкендорф встретился с Пушкиным и взял у него объяснение, что побудило его создать сие предерзостное сочинение.
После объяснения поэта с императором с глазу на глаз дело было замято. Но горький осадок, вызванный этими событиями, побудил Пушкина написать другое известное стихотворение, в котором горькой нотой звучит тема бессмысленности, бесцельности существования человека, вроде бы непонятно для чего обреченного Творцом пройти тернистый путь земного бытия:
"Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?
Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал?..
Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвучный жизни шум".
Митрополит Филарет, познакомившись с этим стихотворением, ответил поэту его же оружием, ибо считал своим христианским долгом объяснить служителю муз, тем более такому гениальному, как Пушкин, что жизнь есть священный дар, исходящий от Бога, и этим определяется главное предназначение человека в его земных странствиях, включая творческие искания:
"Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога мне дана,
Не без воли Бога тайной
И на казнь осуждена.
Сам я своенравной властью
Зло из темных бездн воззвал,
Сам наполнил душу страстью,
Ум сомненьем взволновал.
Вспомнись мне, забвенный мною!
Просияй сквозь сумрак дум -
И созиждется Тобою
Сердце чисто, светел ум".
Отеческое наставление владыки Филарета, выраженное в стихотворных строках, так целительно подействовало на душу Пушкина, что он осознал: его поэтический дар - действительно от Бога. Значит, и бесценное это достояние он не имеет права растрачивать на пустяки, тем более на богопротивные вирши. Самим провидением служитель муз призван будить своей лирой в людях светлые, добрые чувства. Так родилось другое произведение:
"В часы забав иль праздной скуки,
Бывало, лире я моей
Вверял изнеженные звуки
Безумства, лени и страстей.
Но и тогда струны лукавой
Невольно звон я прерывал,
Когда твой голос величавый
Меня внезапно поражал.
Я лил потоки слез нежданных,
И ранам совести моей
Твоих речей благоуханных
Отраден чистый был елей.
И ныне с высоты духовной
Мне руку простираешь ты,
И силой кроткой и любовной
Смиряешь буйные мечты.
Твоим огнем душа палима
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе Серафима
В священном ужасе поэт".
Шестикрылым Серафимом, прилетевшим с небес, чтобы своей божественной арфой настроить камертон его чуткой и ранимой души, поэт представлял в стихотворении, как читатель уже догадался, владыку Филарета...
"Какой же ты христианин, когда не можешь простить ближнему твоему?"
ЛЕТОМ 1856 года в Москве проходила коронация императора Александра II, зимой вступившего на престол после смерти отца своего Николая I. В череде церемониальных торжеств для приглашенных в Первопрестольную представителей петербургского высшего света предусмотрено было посещение Свято-Троицкой Сергиевой лавры, хранившей святые реликвии православия.
После Божественной литургии и молебна гостей лавры пригласили на праздничную трапезу. Монашеская братия, привыкшая к скромности и превыше всего избегавшая излишеств, особенно вредящих христианской душе, держалась за обедом смиренно, творя в уме непрестанные молитвы и только ласково улыбаясь навестившим их мирянам. Те же, согласно с традициями светского общества, не отказывали себе ни в чем. Но некий иеромонах поддался искушению и, глядя на лихо опрокидывавших в глотки бокал за бокалом шампанское гвардейских офицеров, вспомнил молодость, тоже проведенную в гвардии, да и последовал их примеру. В конце концов, обращаясь к сидевшим напротив гостям, он уже предлагал им купить у него то освященные особым образом свечи, то смолу святого Сергия, которые-де помогут им противостоять всяким напастям...
Ротмистру лейб-гвардии гусарского полка Соломке, не знавшему, что троицкий иеромонах некогда тоже служил в гусарах, подобная фамильярность показалась оскорбительной до глубины души. А посему он счел своей христианской обязанностью добиваться, чтобы забывший о Боге служитель церкви был призван к ответу Московским епархиальным управлением и понес заслуженное, по его мнению, наказание.
Свою жалобу на иеромонаха ротмистр подал митрополиту Филарету. Выслушав возмущенный рассказ Соломки о трапезе, на которой подгулявший монах, впав в соблазн, превратился в мелочного торговца, грубо поправ правила монастырской жизни, исключающие даже помыслы о мирской суете, владыка дал такой ответ жалобщику, который запомнился ему до конца дней:
"Какой же ты христианин, когда не можешь простить ближнему твоему? Ступай и покайся в жестокосердии!"
Иеромонаху же Филарет, конечно, тоже назначил наказание. Но такое, которое не подавляло, а возвышало душу человека, посвятившего себя служению Богу, пробуждая в нем жажду к духовному очищению и возвышенные помыслы.
"Пал, так вставай!"
О МЯГКОМ отношении Филарета к простительным слабостям, его умении поднять отчаявшегося человека с колен и вдохнуть в него веру в прощение грехов Богом свидетельствует и такой случай. Один священник, явившись к нему в самых расстроенных чувствах, стал умолять сложить с него духовный сан, ибо в его жизни произошло страшное событие:
"Я пал, владыка..."
"Стоит ли впадать в отчаяние? Пал? Пал, так вставай!" - утешил несчастного Филарет.
Отеческая снисходительность мудрого святителя так подействовала на осознавшего свой грех служителя церкви, что тот пересилил постигшее его отчаяние. Он не только не расстался с духовным званием, но, напротив, предал себя Богу всего целиком, без остатка, и впоследствии вырос в достойного пастыря, всегда подававшего пример добродетельной и благочестивой жизни.
"Филарет-то ведь умер!"
ИЗВЕСТНАЯ московская барыня княгиня Голицына была просто влюблена в Филарета, находя в нем живое воплощение всех мыслимых и немыслимых духовных совершенств. Благоволил к ней и владыка, а посему они часто навещали друг друга, проводя время в душеполезных беседах и молитве.
Княгиня же увлекалась цветоводством. Из-за границы ей выписали ранее невиданное в России комнатное растение - фраксинель, с бархатистыми темно-розовыми цветами и пахучими листьями, распространявшими аромат, схожий с запахом лимонной цедры. Увидев впервые только привезенный фраксинель в оранжерее княгини, Филарет растрогался и похвалил (размышляя про себя о величии Творца, подарившего человеку бесконечное разнообразие созвучий, красок, форм, соприкосновение с которыми в один миг наполняет душу радостью и светом):
"Замечательное растение! А ведь, наверное, встречается и с белыми цветками? Так бы оно выглядело очаровательней..."
Но вышло так, что это высказывание митрополита, исходившее из глубины его сердца, княгиня истолковала по-своему. Долго занималась она ботаническими опытами и в конце концов вывела-таки фраксинель с белыми цветками. А поскольку мысль об этом подал, как ей казалось, духовный владыка, то она и назвала его "Филаретова мысль", а затем для краткости стала звать просто "Филарет".
Спустя два года митрополит серьезно заболел и, казалось, готовился уж представить свою душу на суд Господа. Княгиня страшно переживала за Филарета и каждый день посылала лакея на митрополичье подворье справляться о состоянии здоровья владыки. За этими и прочими заботами Голицына совсем забыла про свой ботанический сад...
Однажды поутру к ней явился садовник и, поклонившись, с порога доложил, виновато переминаясь с ноги на ногу:
"Матушка княгиня, у нас большое несчастье!"
"Что такое?"
"Да что-с, Филарет-то ведь умер!"
Голицына рухнула в обморок.
Когда служанки привели ее в чувство, она попыталась совладать с нервами и начала взволнованно расспрашивать садовника:
"Кто тебе сказал про его смерть?! Почем ты знаешь?"
"Да я сам видел. Он замерз", - оправдывался, уж чуть не плача, садовник.
"Как замерз?" - не могла взять в толк княгиня.
"Да очень просто-с. Кажется, на зиму очень хорошо закутали, а вот не перезимовал-с, замерз..."
Когда до Голицыной дошло, что речь идет не о ее сердечном друге и духовном наставнике, а о названном ею самой в честь владыки Филарета от избытка благоговейных чувств к нему оранжерейном цветке, она долго смеялась. И, конечно, зареклась впредь называть капризные комнатные растения именами дорогих ей людей. А митрополит Филарет в ту весну поправился и прожил еще довольно долго...
Трудись и молись, и все необходимое будешь иметь