Великий лицедей

Я ПОЗНАКОМИЛАСЬ с Евгением Лебедевым в Тбилиси, когда была еще школьницей. Евгений Алексеевич и Георгий Александрович после института работали в Тбилисском детском театре. В 1937-м у нас с Гогой репрессировали отца, жили мы довольно сложно, поэтому было очень кстати, что ТЮЗ снял у нас для Лебедева комнату. Евгений Алексеевич очень дружил с моей мамой, ну а между нами ни о каких отношениях и речи не было. Мне было пятнадцать, ему - двадцать пять. Это существенная разница.

Из Тбилиси Женя уехал в Москву. Потом Георгий Александрович получил Ленинградский театр Ленинского комсомола и пригласил Лебедева к себе. Я тоже переехала с Гогой в Ленинград. Мы с Гогой были абсолютно беспомощными в быту людьми, чего нельзя сказать про Женю. Поэтому он как бы взял над нами шефство.

Когда мы поженились, то зажили одним домом. Даже когда получили отдельные квартиры. Поскольку они располагались рядом, мы прорубили в стене дверь и жили все вместе, одной семьей.

С Гогой мы всегда дружили. У него был очень легкий характер. С Евгением Алексеевичем было труднее. Он мог бросить почти готовую роль, ему могло в ней что-то внезапно не понравиться. Поэтому споры у нас были, хотя в конфликты они не перерастали. Разговоры в доме всегда только на отвлеченные темы - театр, литература, искусство, политика. Все были настроены на эту волну. Разговоры о высоком перемежались анекдотами... Иногда, что-то обсуждая, мы забывали поужинать. И тогда кто-нибудь говорил: "Натела, приготовь что-нибудь попроще, хотя бы яичницу!" Женя, правда, часто не давал мне дойти до плиты: "Давай лучше я все приготовлю!"

Когда мы поженились, ему было уже тридцать три года. Это был состоявшийся человек, проживший очень трудную жизнь.

Никакого чувства, что живу рядом с гениями (об этом меня часто спрашивали журналисты), у меня не возникало. Я всегда была критически настроена по отношению к ним. Они даже говорили, что боятся меня. Но, как мне казалось, моя помощь заключалась в том, чтобы сказать им, что сделано плохо. А что хорошо - это и так видно. Поэтому хорошие слова они от меня редко слышали. Гога всегда очень остро воспринимал критику во время премьеры. После нее он выслушивал любое мнение спокойно. А Евгений Алексеевич - наоборот. У него после премьеры работа над ролью не прекращалась. Поэтому он очень не любил, когда близкие видели его премьерные спектакли.

Но жили всегда дружно. Женя никогда не просил у Гоги ролей, этого просто быть не могло! Однажды Женя очень захотел сыграть короля Лира, и его два раза даже приглашали в другие труппы играть эту роль, но тогда играть в чужих труппах было не принято. Да и Гогу это очень огорчило бы, поэтому Женя даже не говорил ему об этих предложениях. Но всю жизнь он мечтал о роли короля Лира. И не просто мечтал, а работал над ней, как будто готовился к премьере. И эта роль, я точно знаю, у него была готова. И текст знал наизусть. Хотя он ее так никогда и не сыграл...

На репетиции в театр я ходила редко. Реже, чем хотела бы сама и чем хотели бы Гога и Женя. Гога иногда говорил: "Посмотри свежим глазом". Мне же всегда было неловко, имея брата - главного режиссера и мужа - ведущего актера, присутствовать на репетициях. Я боялась, как бы замену кого-то из актеров или передачу роли от одного к другому не приписали бы моему влиянию.

Но когда спектакль был практически готов, я, конечно, шла на генеральную репетицию. И на премьеру. Хотя всегда было сложно соблюдать политес, чтобы высказать свое мнение, никого не задев...

Сестра и жена не может быть одновременно и поклонницей. Это абсолютно точно. В этом отношении мы с Гогой были похожи. Родственные отношения, когда дело касалось театра, значения не имели. Жене со мной, особенно поначалу, приходилось непросто. Он был в очень невыигрышном положении. Но оба говорили, что мое мнение для них ценно. Из всех ролей Жени лучшей я считаю, пожалуй, Монахова в "Варварах". Это была очень тонкая работа. Жаль, что она, как и многие другие удачи, не сохранилась в записи...

Только раз я ошиблась. Никак не могла согласиться с выбором для постановки "Мещан", говорила: "Отстаньте от меня, не могу дочитать до конца эту пьесу. Жуткая скучища!" Но у Гоги, слава богу, уже было свое видение этой пьесы, и он ее начал ставить...

И только однажды в жизни я с Женей попыталась проявить дипломатию. Мы приехали в Париж с театром Додина, и Женю попросили заменить заболевшего Олега Борисова в роли Фирса. Он его только что сыграл в БДТ. Женя пошел на репетицию, а Лева ему говорит: этого не надо, Евгений Алексеевич, того не надо... Женя страшно рассердился, пришел в гостиницу и заявляет: мы уезжаем! Мне, конечно, сделалось страшно досадно. Но я ему спокойно говорю: "Как жаль! Ну, конечно, возраст есть возраст..." Он умолк, повисла долгая пауза. И назавтра сыграл совсем по-новому, совсем иначе...

В Жене меня всегда восхищало его умение работать над ролью, которая ему нравилась, даже если он заведомо знал, что никогда не сыграет... Других таких актеров я не встречала.

Женя пережил инсульт - тяжелейший, с потерей речи, когда ему пришлось и к жизни и в профессию возвращаться заново. Он учился ходить, двигаться, разговаривать. Однако после этого и Холстомера играл, и профессора Серебрякова, я уж не говорю о ролях, сыгранных у Додина. Но характер после болезни у него очень изменился. До этого он был очень веселый, легкий в общении. Болезнь сделала его характер более трудным. Мне очень тяжело смириться с его уходом. Смерти Евгения Алексеевича могло бы и не быть, он был очень сильным человеком, даже в свои восемьдесят... Если бы его не уговорили на абсолютно ненужную ему операцию, которую к тому же не сумели сделать, он бы сейчас еще играл в театре.

Натела ТОВСТОНОГОВА

Благодарим издательство Центрполиграф за помощь, оказанную при подготовке материала

Смотрите также:

• Екатерина Максимова и Владимир Васильев: "В наших отношениях было все - и горечь, и счастье" →
• Ирина Алферова: "Молодею от любви" →
• Дед Коля, прыгающий по парапетам →