С детства был лидером
В ДЕТСТВЕ Виталий был упрям чрезвычайно. Позже упрямство перерастёт в его легендарное упорство.
Музыку любил, но терпеть не мог заниматься на фортепьяно. Мама причитала:
- Виталий, мы же договорились!
- Сколько раз я должен был это сыграть?
- Три...
- Вот я три и сыграл. Больше не буду!
И - под рояль, сидит там набычившись.
С детства же ненавидел проигрывать. Пусть в "дурака" - других карточных игр он не знал, да и не любил это развлечение. Но если оставался дураком, это было страшно: он плакал.
Лет в 10-11 решил построить автомобиль. Построил-таки. Грузовик. С кабиной и кузовом. Из досок. В роли колёс - коробки из-под киноплёнки. И один раз этот грузовик даже поехал: с горы, на середине которой рассыпался.
А ещё он с детства был сладкоежкой.
Случилось так, что деда его арестовали 31 декабря 1937 года. И в доме ёлки не ставили... Но прошли годы и как-то смягчили бабушку: ёлку привезли, и Виталий её нежно полюбил - по нескольку раз на дню наряжал, разряжал, снова наряжал... А какая ёлка без конфет? И он по ночам не мог уснуть, пока все конфеты не съест...
Когда его не станет, за зеркалом на гримировальном столике найдут початую банку варенья...
И - тоже с детства - Виталий был лидером. В старших классах организовал квартет, благо пел отменно. Он занимался боксом и терпеть не мог национализма. Стоило, к примеру, сынку какого-то крупного милицейского чина обозвать кого-то "жидовской мордой", как следовал удар Виталия, точный и незамедлительный.
Но однажды случилось такое, что заставило Виталия, уже разрядника, уйти из бокса... Что саднило его душу всю жизнь. Про это рассказала его младшая дочь, Лиза: "Он вспоминал с болью, как однажды ударил отца. Папа, видимо, переживал, что тот пил и мучил бабушку... Он рассказывал:
- Я ударил и чувствую - никакого сопротивления, он согнулся, и всё.
Рассказывал и никак не мог успокоиться..."
Зинаида Ананьевна, когда стала стара и немощна, жила с семьёй Виталия. И вот что он записал в дневнике:
"Мать, оказалось, не имеет ничего общего со мной. Не совпадают точки зрения на жизнь, воспитание, питание, алкоголь, спектакли. И не о чем говорить. Начинается раздражение на чавканье, сморкание, писанье, хлопанье, угрюмость. Но что выясняется? Раньше, живя в разных городах, я испытывал к ней ровные, спокойные чувства, у меня были обязанности перед ней. Меня, собственно, ничего не раздражало.
Теперь я одновременно с вспышками раздражения чувствую жалость к ней и любовь. Она превращается для меня в существо, подобное дочери. Для которого я становлюсь единственной защитой, надеждой и всем тем, через что проходит жизнь".
Семья: Мария Соломина
- МАША, вы когда-нибудь огорчали Виталия? По-серьёзному?
- Было. От водки. Мы с Сашей Абдуловым летели со съёмок, и в самолёте я не заметила, как набралась... Он меня довёз до дома и как бы на прощание поцеловал. Но поцелуй был, видимо, не совсем дружеский. В этот момент Витаха вышел с собакой. Причём я никак не ожидала, была поздняя ночь. Это всё ужа-а-асно.
Он был безумно ревнивым человеком. Однажды я чуть позднее пришла с работы: засиделась в кафе с Леной Шаниной, которая снималась у меня в журнале. Открывается дверь, на пороге муж.. Такой... У меня затряслись поджилки. Я поняла, что в душе там происходит что-то невероятное. Я говорю что-то, а он меня отпихнул и захлопнул дверь. Я переночевала у Лены. И утром пришла как ни в чём не бывало. И без всяких выяснений. Никогда мы не выясняли отношений. Он это ненавидел.
Последние годы я уже так его изучила, что старалась не допускать малейшего повода к тому, чтобы у нас были конфликты.
- А он вас когда-нибудь огорчал?
- Да. Одна молодая актриса решила его "взять". И столько приложила усилий, что он поддался. Правду говорят: жена узнаёт последней. Но, сложив все факты, я вдруг поняла: у него кто-то есть. Вот тогда я начала пить. Причём серьёзно. Без этого я не могла ни начать день, ни закончить. Настя меня остановила. Я думала, что она не замечает, а она однажды разрыдалась и бросилась передо мной на колени: мамочка, я умоляю тебя, не пей...
Я ему сказала:
- Ты выбери что-нибудь одно, жить двойной жизнью - это как-то не в твоём характере.
И услышала от него самую страшную в моей жизни фразу:
- Я должен подумать.
Потом у него ещё был роман... Я не препятствовала этому, потому что у художника должна быть Муза, ему без этого трудно жить. Мужик должен быть влюблён. Тем более творческий. Я хотела, чтобы он жил полноценной жизнью. Но он сам безумно мучился.
- Что главным было в характере Виталия?
- Он совершенно не был способен на поступки, которые большинство людей не считают безнравственными.
У него на всё была своя точка зрения, и он всему давал очень точную оценку. Которая подтверждалась - пусть спустя годы.
И - независимость. Помню, в одном из интервью его спросили: кому вы принадлежите? И он ответил: я принадлежу сам себе...
Настя Соломина
- ГОВОРЯТ, он был очень строгим отцом? И вы перед ним трепетали?
- Он был потрясающий отец. И дед. Мне кажется, у него не было недостатков. Для меня отец был всё. И есть сейчас. То есть сознательно я как бы жила для него. Все мои дела хорошие были как бы посвящены ему. Он замечал каждую мелочь - например, испечённый пирог. И всегда так радовался - и это было высшим поощрением.
- Как в доме чувствовались те драмы, которые он переживал в театре?
- Никак. Во всяком случае, на детях это не отражалось. Он никогда не грузил нас своими проблемами - всё переживал внутри. И всячески старался облегчить наше существование.
Я удивляюсь, как он успевал: столько работал и всегда занимался нами: зубы лечить возил меня только папа, и Лизу тоже. Другими нашими проблемами занимался только папа. И всем помогал... Да он и не мог иначе. Я его слёзно умоляла: пожалуйста, папочка, остановись. Отдохни хоть недельку. Но он все эти разговоры превращал в шутку.
Лиза Соломина
- ОН ВООБЩЕ хотел, чтобы я ничего не боялась в жизни. Он мне говорил, что в молодости надо делать глупости. Училась я ужасно, мама приходила с родительских собраний и устраивала скандалы. Папа переживал, что она расстраивается. И когда он иногда меня из школы забирал и я, расстроенная такая, говорила: "Пап, у меня опять двойка", - он отвечал: "Только маме не говори..."
- Какой у него был характер?
- Сложный. Он полностью мог отдать себя тем, кого он любит. Я не знаю другого человека, который бы так любил людей. При том, что он многих держал на расстоянии. Но когда кому-то нужна была помощь, он мог сделать всё. У нас есть сосед, пьяница, которого даже родственники выгоняют из дома, он до сих пор мне рассказывает, что папа часто с ним разговаривал, что-то ему советовал и денег давал.
Он мог быть жёстким. Он не прощал предательства. Не любил халтурщиков - он работе отдавался на все 100%. Он всё делал в полную силу и очень не любил, когда кто-то работает вполноги.
Он был вспыльчивым. У него очень менялось настроение: мог прийти в одном и тут же от какого-то малейшего слова, звонка - перемениться.
Дома все знали его характер.
Как-то он пытался сосредоточиться - готовился к "Кречинскому", запирался в комнате, надевал наушники и пел, что-то писал. Его, естественно, нельзя было беспокоить. И мы сидели втроём - Настя тогда ещё была у нас - на кухне. Вдруг залаяла собака. Он вбежал и закричал: "Можно ли не лаять?!" Мы, конечно, ходили по стенке и старались не лаять...
Он никогда не показывал, что ему плохо. Но было очевидно, что он просто разрывается. Я его вообще не видела: уходил рано утром и возвращался поздно вечером, и ещё дома сидел занимался. Он надорвался. На пятерых хватило бы дел, которые он делал. И при этом ещё решал все наши проблемы. И никогда не показывал, что ему тяжело. Если на вопрос "Как ты себя чувствуешь?" отвечал: "Что-то не очень", - это значило, что у него предынфарктное состояние.
Когда мы сидели втроём в больнице - я, мама и Настя, - всё время думали: как мы могли это предотвратить? И понимали, что никак...
Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона
- Я ЗАТЕЯЛ всю эту историю с Холмсом просто потому, что попался замечательный сценарий Ю. Дунского и В. Фрида. Этот сценарий был замечателен тем, что там впервые я обнаружил наличие Ватсона - как личности, как индивидуальности.
В Лондоне я был на Бейкер-стрит и обнаружил почти полное отсутствие Ватсона. Он там есть где-то чуть-чуть, и то везде разный: то кудлатый, то бородатый, то молодой, то толстый... Поскольку он автор, постольку никакого определённого отношения к нему в обществе не выработалось.
А у нас Ватсон ожил. И это заслуга, конечно, Соломина.
Я не был знаком с Виталием. Просто в актёрском отделе "Мосфильма" выудил какую-то его фотопробу: у него были наклеены английские армейские усы, и он был вылитый Конан Дойль. Это первое, что привлекло моё внимание. И он был абсолютный англичанин - рыжий, с красной веснушчатой шеей, с руками веснушчатыми с рыженькими волосиками...
И я Виталия попробовал.
Мне его не утверждали, говорили: "Какой это Ватсон? Это абсолютно русская курносая морда...".
Но потом его всё-таки утвердили, и у нас получилась такая пара, которая и определила успех.
И ключевая фигура в этом ансамбле - Виталий.
- С СОЛОМИНЫМ мы познакомились на первой пробе. Я никогда его не видел в театре, смотрел только по телевидению спектакль "Не всё коту Масленица", где он меня поразил, особенно фантастической пластикой. Он двигался божественно. Это особый дар. Наверное, он мог быть великолепным балетным танцором. Он очень щедро был Господом одарён для своей профессии... И он это не эксплуатировал, а совершенствовал. Что очень важно.
Оказалось, что мы очень во многом совпадаем. Главное, мы полностью совпадаем в представлении об искусстве. В наших пристрастиях: симпатиях, антипатиях. Это было замечательно. Это было основой, особенно для Виталия, который был очень придирчив, избирателен...
А потом у нас начались уже близкие отношения, разговоры. И это переросло в настоящую дружбу. Мы стали бережно относиться друг к другу, мы понимали друг друга. Наши семьи сдружились: наши жёны и дети были как бы вовлечены в эту атмосферу...
Для меня такое высокое мерило наших отношений то, что мы с ним семь лет катались из Москвы в Питер и обратно. Семь лет снимали "Холмса". И я обратил внимание, что мы замечательно вместе молчим. Нам не нужно было всё время трепаться, абсолютно не нужно. В этом молчании было дружеское единение. Поддержка. Оно доставляло успокоение.
У нас в картине было сотворчество. Масленников даже придумал замечательную фразу: "Вы угадали тайный замысел режиссёра". И сам хохотал.
А потом Виталий снялся у него в "Зимней вишне".
Виталий лежал в Склифосовского, а в это время его лишили Государственной премии. Её получил один Масленников - за три сериала. Но в двух из них главные роли сыграл Виталий!
Хотиненко говорил, что бился как лев. Но главный, как мне сказали, кто присуждает премии, - это глава администрации Президента. Хотиненко говорил ему: "То, что вы делаете, невозможно понять и объяснить". А он отвечал: "Это государственные деньги, значит, должны решать государственные люди..."
Не хватило ни ума, ни совести... Зная, что такой артист так болен... Это более чем безнравственно.
Большой души заступник
- ВИТАЛИЙ сказал как-то:
- Ты, я слышал, машину покупаешь. А я продаю.
- Но она же тысяч восемь стоит...
- А я тебе продам за шесть. Покупай. Хорошая машина.
- Хорошо.
Сначала мы с ним покатались на его "Фиате" по Москве, он мне всё показал, объяснил:
- Устраивает тебя? Нормально?
Он всюду съездил со мной, сам всё оформил: у меня от разных государственных организаций начинается мандраж...
Езжу на машине. Виталий иногда спрашивает:
- Ну как?
- Хорошо. Замечательно. Чудесная машина.
- Нравится?
- Да.
А потом кто-то из его близких мне сказал:
- Саша, а ты знаешь, что Виталий те шесть тысяч, которые ты ему отдал за машину, положил и полгода не трогал?
- Почему?
- Чтобы, если тебе не понравится, вернуть деньги.
Я был потрясён.
- ...ОТЕЦ первой жены Виталия, красавицы-актрисы Натальи Рудной, был довольно известным по тем временам драматургом и "устроил" молодым возможность купить кооперативную квартиру на "Аэропорте". Деньги на неё дал Виталий, уже тогда много снимавшийся. Когда он узнал о романе жены с одним из известных мастеров театра, то ушёл, взяв с собой лишь чемоданчик.
Вскоре г-н Рудный позвал Виталия для разговора и, хотя семья имела ещё две квартиры, без толики смущения произнёс:
- Вы понимаете, Виталий, что Наташе надо где-то жить...
Гордый и нравственно брезгливый, Соломин ответил:
- Не беспокойтесь, я на эту квартиру не претендую...
Он не умел лгать. Катастрофически не умел: даже "во спасение" - спектакля ли, репутации.
А ещё при всей своей настоящей мужской надёжности, абсолютной самостоятельности, очевидном лидерстве - он был большим ребёнком.
Который мог вполне серьёзно заявить: "У меня в жизни всё будет отлично. У меня есть такая примета: я вот так делаю пальцы... - Он перекручивал указательный с безымянным. - И всё получается!"
- Я ЕГО называла Мефодьичем - вроде бы "на ты", но при этом уважительно.
Так вот - Мефодьич был заступником.
У меня в Риге случилась такая история.
Во время спектакля "Сирена и Виктория" у меня пропал кошелёк. А в кошельке была вся зарплата...
И Виталий Мефодьевич пошёл к нашим продюсерам и тихо, спокойно объяснил им:
- Актриса не виновата. Она не должна думать на спектакле об оставленных вещах. В соответствии с контрактом вы должны были поставить охрану.
И потребовал возместить мне ущерб.
И мне вернули деньги...
Он умел всегда - тихо, интеллигентно, но очень твёрдо и непременно - помочь. Действительно: большой души заступник.
- В ПОСЛЕДНИЕ годы он несколько изменился.
Его это время жутко обидело.
Одна из причин его преждевременной гибели в том, что он надорвался. Надорвался не только физически, но и душевно.
Мы как-то говорили по поводу "новых русских", денежных мешков, с которыми ему всё равно приходилось иметь дело... Фильм "Охота" когда снимал - у него были сложности... Когда "Кречинского" ставил...
И он говорил: "Всё равно они, сволочи, хотят со мной рядом сесть. Деньги ничего не стоят, потому что я больше стою".
Он страшно хотел доказать себе, миру, всем, что можно честным актёрским трудом заработать на очень приличную жизнь. Вот и набрал этого труда неподъёмно.
А халтурить он не мог никогда.
- ДЕНЬГИ он давал легко.
Любил, когда всё уже выпито, ни у кого ничего нет, сказать: "Ну а теперь..." - и вытащить то ли деньги, то ли бутылку. В нём присутствовал элемент розыгрыша. Постоянно.
Когда мы ездили в поездки, у него было хобби: выбегать на станции за водкой. Ночью. Это был азарт: никто не может достать, а я достану.
Я физически ощущаю, как он убегал в 2 или 3 часа ночи на платформу. Такая картина перед глазами: освещённый вокзал, объявляют прибытие поезда, стоянка 10-15 минут. И Виталий:
- Кто со мной? Ну-у нет. - И рвал куда-то.
Прибегал к отходу поезда и приносил бутылку. Как ему это удавалось, где доставал?
Этот риск, постоянная проверка себя: могу ли я это сделать? Я это сделал! А вы не можете.
Он себя всё время проверял на мужские поступки.
"Я не рыжий, я рыжеватый" (из интервью)
- ПОЧЕМУ вы не вступили в партию?
- Мне партия не нужна была, я её отбросил вкупе с профсоюзами. И одним из последних звания получал. Предупреждали, что за границу не выпустят, думали, напугают. Последняя атака, которую они предприняли, - подослали ко мне Елену Николаевну Гоголеву. А у нас с ней были очень хорошие отношения. Она подошла ко мне и говорит: "Виталий, мне бюро поручило поговорить с вами как с ведущим артистом о вступлении в партию". И, когда я ей ответил, что не хочу туда влезать, мудрая Елена Николаевна сказала: "Хорошо, я им сообщу, что вы ещё не готовы".
- Вас посещают сомнения?
- Ну, сейчас-то уж глупо об этом говорить. Кокетство получится. А раньше было. Например, когда я почувствовал, что не могу содержать семью. И думал - брошу всё и займусь другим делом. Если надо, я могу и просто руками работать, и машину водить, да хоть дрова пилить. Я могу заниматься чем угодно. И даже кайф в этом найти.
- Вы сентиментальны?
- Думаю, да. Иначе я бы не был актёром. Я могу и расплакаться, когда по телевидению идёт какой-то документальный фильм про заключённых. Хотя в жизни плачу редко. Последний раз плакал, когда жене делали операцию...
- Замечено, что рыжие, такие, как вы, имеют довольно стервозный характер...
- Я не рыжий, я рыжеватый. А рыжих любят комары... Да, я и впрямь не знаю, что выкину в следующий момент. Чуть что не по мне, могу и в рыло въехать. Тем более что по молодости боксом занимался. Ну ладно, сочтём это за шутку. Я не могу человека ударить. Вот послать подальше могу. Однажды всё ТВ послал. Давно это было. На экранах только-только появлялся цвет, и меня позвали сниматься в каком-то клипе. Мне что-то не понравилось, и я сделал режиссёру замечание. Он со мной не согласился. Тогда я повернулся и уехал. После этого два года меня не звали в "Останкино".
"Артист Соломин играл пьяным..."
ОН УМЕР на "Кречинском". Как истинный актёр - на сцене. Потом были 34 дня в Институте Склифосовского, но они предназначались другому: молитве, пути к Богу... Маша сказала, что если бы не было этих 34 дней, если бы всё случилось сразу, то у них с девочками разорвались бы сердца...
За два года до трагедии Виталий крестился. Разговор завела Марина Иосифовна Стародубцева: сначала с Машей, потом с Виталием. А он, видимо, уже всё передумал... И сразу сказал: "Да".
Такому человеку, как Виталий, было очень непросто кому-то, пусть даже и батюшке, раскрывать душу. Он даже про Машу, самого близкого человека, писал в дневнике:
"...Но особо делиться я с ней не могу. То мне кажется - ей неинтересно, то не хочется выглядеть неудачником..."
Эта боязнь выглядеть неудачником станет лейтмотивом последней его роли - чеховского Иванова.
Но умер он - на "Кречинском".
И нашёлся среди публики мерзавец, написавший донос: "Артист Соломин играл пьяным..."
Артист Соломин играл, пытался доиграть, с инсультом.
Примчавшийся в театр худрук Малого Юрий Мефодьевич Соломин попытался уговорить зрителей сохранить билеты: артист выздоровеет и мы сыграем вам этот спектакль... Но к кассе потянулась очередь сдавать билеты...
Смотрите также:
Виктория Толстоганова: В загс мы с Андреем вошли с "черного хода"