Недавно Президент подписал распоряжение о перезахоронении возвращаемого в Россию праха императрицы Марии Федоровны, матери последнего русского царя. Уехав на родину, в Данию, она избежала жестокой участи сына и внуков. Зато новая власть сумела отомстить ей забвением. Но мне повезло быть знакомой с Варварой Георгиевной Богдановой (ныне, увы, покойной), слушать ее уникальные воспоминания о времени, которое мы потеряли. Варвара Георгиевна - ровесница века, родилась в Санкт-Петербурге. Детство и юность провела в Аничковом дворце, при дворе Марии Федоровны: ее мать, Евдокия Николаевна Карташова, заведовала царскими прачечными.
...В ПЯТНАДЦАТОМ году готовила я уроки. И понадобилась мне французская книга. Мама говорит: "Сходи, купи". Я собралась и пошла. Иду по Аничкову мосту, навстречу офицер, а шинель на нем - солдатская. Думаю: "Почему?", прошла и оглянулась. Вижу - и он смотрит. А тогда было так - если ты оглянулась, значит, он может подойти к тебе познакомиться. И он пошел за мной, а я еще во все витрины посмотрелась, как я выгляжу. Вошла в магазин, заплатила полторы копейки, купила книгу, а он меня на улице ждет. Подходит, спрашивает: "Как вас зовут, где живете, в какой гимназии учитесь?" Потом спрашивает: "Не хотите ли покататься?" Ну, ума нет - считай калека, я отвечаю: "Хочу". И мы сели на извозчика, катаемся, офицер спрашивает: "Можно я приду вас завтра встретить в гимназию?" Я стала умолять его не делать этого, потому что мне попадет от классной дамы и дома. Он отвез меня домой, а вечером папа приходит разъяренный: "Мне сейчас дворник сказал - ваша дочь приехала на извозчике с Великим князем Сергеем Александровичем!" Мама ахнула: "Ты, наверное, шла по улице, оглядываясь, и размахивала руками! На какой конюшне тебя воспитывали! Теперь ты будешь ездить в гимназию с Полей". А Поля - это наша кухарка. Я плакала, божилась, что не буду размахивать руками, только чтобы не ездить с Полей! Ну, простили меня...
У СЕСТРЫ моей мамы была своя прачечная мастерская. Мама ей помогала, там работала - гладила. В один прекрасный день приехали из царского дворца люди и сказали - нам нужны мастера на тонкое белье. И всех работниц выстроили и велели вперед руки вытянуть. Посмотрели руки и выбрали маму мою и еще одну девушку. А уже потом мама вышла в начальницы.
Под ее началом много человек работало - двадцать или больше. Внизу была прачечная, вверху - гладильная, сушилка, бассейн большой с проточной водой - там белье полоскали. Из Царского Села тоже к нам белье стирать возили - в больших сундуках. Выстиранное и отглаженное тесемочками перекладывали, чтобы не мялось и одно другого не касалось. Однажды меня даже сфотографировали в платьице Великой княжны Анастасии - мы с ней ровесницы. Потом, конечно, его опять постирали и в сундук уложили.
МАМЕ говорили: "Зачем учить девчонку? Все равно замуж, а ученье дорого стоит". А мама: "Нет, буду". И тогда ей сказали: "Вы так давно и хорошо работаете, напишите прошение Государыне, чтобы учить дочку бесплатно". Уговорили ее, написали прошение, а оно у чиновников затерялось. Тогда знакомый посоветовал: "Вы передайте его через фрейлину Анну Вырубову". Так и сделали, прошение было принято, и я училась бесплатно. В гимназии у нас учились разные девочки - и полячки, и еврейки, но никто никого не обижал.
В ГИМНАЗИИ Закон Божий был. После революции стали говорить, что религия - опиум, а тогда веровали все. Как-то с верою легче было. "Мама, я боюсь по лестнице идти, там лампочка не горит". - "Не бойся, иди и читай молитву "Да воскреснет Бог". И пока идешь, читаешь - вот уже и пришла. Говорили: "Деточки, дорогие, сегодня день Великого поста, так что вы будьте добры, потерпите - уже больше мясного не будет, будете кушать рыбку, осетринку, грибочки, редьку с маслом, окрошку. Филиппов напек уже булочек с изюмом на постном масле, все будет теперь на постном масле - все оладьи, все блины". Первая неделя поста - самая серьезная - кинематографы не работали. А потом: "Христос воскрес!" - на столе стоят куличи, пасха, крашеные яйца, окорока. И ни ругаться, ни ссориться - ничего нельзя - Бог накажет.
МАРИЯ Федоровна часто уезжала в Данию - к родственникам. И перед революцией она тоже уехала и так осталась жива, дожила до 80 лет.
Мария Федоровна уже тогда была совсем старая, походка у нее была такая прыгающая, парик. Все, кто жил при дворце, ходили в домовую церковь. Там дамы и девочки вставали с одной стороны, мужчины и мальчики - с другой, а Мария Федоровна - посередине.
Вообще с народом тогда хорошо обходились: когда болели, то в больницу на Конюшенной клали и лечили бесплатно.
ЦАРЬ говорил: "Мой народ не обижать". Не знаю, правда ли, но мама мне рассказывала так: когда в пятом году был большой расстрел на Дворцовой площади, приехал генерал Кандалов и начал рассказывать: "Что у нас вчера во дворце было, нам так жалко царя!" Царь сказал: "Я дам рабочим конституцию". А великие князья в ответ: "А мы тогда задушим тебя своими руками!" И он упал и потерял сознание, а после этого - "патронов не жалеть!" - и разгромили всю эту площадь. Он по характеру был слабый, не хотел на престол, а хотел, чтобы его брат царем был. А мать, Мария Федоровна, ему сказала: "У тебя умная жена, она тебе поможет". Но хоть так и сказала, что-то у них такое было: не то свекровь не любила Александру Федоровну, не то наоборот. Царь к матери ездил, но редко, а царица - так очень редко.
ПРИ царе город был чистый. Дамы ходили по улице в длинных юбках со шлейфом. Как вы думаете, если бы вы в такой юбке пошли сейчас? Ничего бы от нее не осталось. У труб водосточных специальные ведра стояли, чтобы луж не было. А дождь прошел - все сразу убирают, не было такого, что из-за луж не пройдешь. На углах стояли городовые, а у каждого дома сидел дворник или сторож, у богатых домов - швейцар внизу у парадного. И если, не дай Бог, кто на улице упадет - дворник отвечает: почему человек поскользнулся, почему не убрал! Мне наш дворник как-то рассказывал: "Как видишь, что идет старуха, думаешь: "Господи, хоть бы не упала!". И дома были чистые, мытые.
У МАГАЗИНОВ красивые витрины, всего, что хотите, полным-полно. За окном - снег, а у Елисеева - клубника. Продавцы вежливые. Приходишь: "Дайте мне, пожалуйста, мясо". - "Пожалуйста, что вы будете варить? Какую вам часть - толстое филе, тонкое, толстый край, тонкий край, грудиночку?" Тогда говорили не "я пойду посмотрю то-то", а "я пойду куплю то-то".
ВОТ петербургская история, быль. Стоял на углу нищий. Каждый день шел мимо чиновник в присутствие, всегда подавал нищему копейку. А как-то проходит мимо день, два, три - ничего не подает. Нищий подходит к нему: "Скажите, пожалуйста, вы так долго мне подавали, а теперь проходите, ничего не подаете". Он говорит: "Мне сейчас не до милостыни: я проиграл казенные деньги, мне грозит тюрьма". - "Сколько вы проиграли?" Тот назвал сумму. "Я вам дам, а вы потом мне вернете". Вот вам нищий!
ГРИШКА Распутин жил на Гороховой, 64. Царица Александра Федоровна за ним бегала я не знаю как. И не то чтобы там какие-то связи - Боже сохрани! - тогда было не так просто добиться близости женщины, не то, что сейчас - бутылку поставил, и все. Да и между собой царь и царица жили хорошо, любили друг друга. Это потом уже в армии разговоры ходили, тогда был такой орден - Георгиевский крест, и говорили: "Царь с Георгием, а царица с Григорием". Царь к Распутину тоже хорошо относился: представьте, если ваш ребенок болеет и ни один врач не помогает, а он умел ему кровь заговорить. Однажды царевич сидел во дворце на коврике, играл, а над ним висела люстра. Гришка сказал: "Скажите маме, чтобы Алексея убрали, - люстра упадет". Так и вышло. Моя мама сомневалась: не иначе как заранее подрезали. Но ведь если подрезать, то неизвестно, когда она упадет, а тут - как только наследника убрали, она сразу и упала. Но так же тоже нельзя, что ребенку легче, а страна страдает. И правильно Гришку кокнули, ведь он так распустился, что по его записке можно было назначать и снимать кого угодно. Был он чуть-чуть выше среднего роста, худенький, прямой пробор, длинные волосы. Ну, не то чтобы урод, но мужик и мужик. Только такая волчья хватка у него в глазах была. Моему дядьке он подарил свой портрет - как календарь можно на стену вешать: одет во все богатое, только под русского мужика - без галстука. Внизу надписал "Всякой страдалец Бога узрит. Григорий" - во-о-т такими буквами. А мы с Ниной, моей двоюродной сестрой, сказали: "Нам еще Гришки не хватает!" - разорвали портрет да и выбросили.
ПОСЛЕ революции люди были просто остервенелые. Разорили все церкви на Троицком подворье: Бог знает что наделали, обезобразили все иконы. Каждый вечер в богатые квартиры приходили с обысками, громили, рвали штыками подушки, обои. Казалось бы, живи ты в этой богатой квартире, пользуйся добром - так нет, этого не делали. Мне Ольга - сестра артистки Обуховой - рассказывала: каждый вечер по мраморной лестнице шли солдаты с ружьями, сапожищами топают, махоркой пахнут, мат на устах - идут грабить. А дворяне от них прятались, и с ними пряталась такая маленькая старушонка, которая вся тряслась. Потом новые власти хватились - это была внучка Кутузова! Хотели ей дать комнату, а она от страха, что про нее вспомнили, померла.
МАМА сняла шляпу - надела платок, отец снял шляпу - надел фуражку. Все расстроились: что теперь будет, жевать нечего, голодуха, разруха, ни мыла, ни воды - ничего хорошего. И выехать из города нельзя было, чтобы вещи на еду менять. У нас жил солдат, георгиевский кавалер, инвалид - вот ему разрешали ездить, и он чего-то привозил. Помню, отец к нему ходил, какое-то золото снес и мешочек картошки добыл.
А ЛЕНИНА я живого не видела, политикой не интересовалась, слышала только, что он немецкий шпион. Раз хотели с сестрой пойти его послушать - он с балкона дворца Кшесинской выступал, да тут моряки из Кронштадта приехали, и мы с ними гулять пошли...
От счастья не умирают