Большая комната в старинной питерской квартире. Печь с изразцами, огромное кресло. И маленькая-маленькая, чуть выше 140 сантиметров старушка. Но голос бодрый: "Я сейчас двигаться хуже стала. А когда молодая-то, ну, лет до восьмидесяти пяти, такая шустрая была! Как только в начале девяностых границы открыли, я тут же нашла своих родственников во Франции - двоюродную сестру с семьей. Конечно, в анкетах я всегда писала, что "родственников за границей не имею". Ну подумайте - зачем было гусей дразнить? А так я о них никогда не забывала. И нашла, и навестить съездила - в Париж. А потом они к нам приехали. Два старших поколения по-русски говорят - родной язык не забыли, а вот внуки - уже нет. Как жалко! Был тут не так давно мой правнучатый племянник. Обнимает меня, радуется, а, кроме "бабушка", сказать ничего не может".
М-да, не расспросить его о жизни в Париже... Зато сама Берта Мироновна АЛЯНСКАЯ рада порассказать о былом. Ведь в ее памяти живет мир, который для нас потерян - почти такой же чужой, как далекий Париж...
Один станок и десять подмастерьев
- ТЫ ЧТО думаешь, только нынешние милиционеры взятки берут? - спрашивает она. - Это ты нашего городового дядю Гаврилу не знала. Мы ведь бедно жили - шестеро детей, а кормились только тем, что папа заработает. У него была переплетная мастерская. Одно название "мастерская" - станочек в подвале нашем стоял, вот и все оборудование. Да еще у папы сердце было больное. Он от сердца и умер - в шестьдесят лет. Но он очень революционеров поддерживал - как съезд какой или сходка, их в Питер съезжается целая туча. И папа сразу оформляет их к себе в мастерскую - человек по пять, а бывало, и по десять подмастерьев. Это при одном-то переплетном станочке... А Гаврила этот самый на него посмотрит выразительно и говорит: "Мирон, ты меня знаешь - я вообще-то слепой. Вот только "красненькую" (десятку) хорошо вижу!" Папа не дурак - сунет Гавриле десяточку, и живут все эти "подмастерья" у нас легально, сколько им нужно. Может, если б не такие Гаврилы, то и никакой революции бы не было...
103 года в Питере
БЕРТА Мироновна знает, о чем говорит, - в мае этого года ей исполнится 105 лет, и то, что для нас - давняя история, для нее - воспоминания молодости. Родилась она в Питере, всю жизнь тут прожила, и только один раз надолго уехала - целых два года провела в Челябинской области, в эвакуации.
Вспоминать годы блокады Берта Мироновна не любит. "Страшно! Иду за хлебом - мотает от слабости из стороны в сторону. Обледенело все... Думаю: ведь если упаду - не встану... Гляжу - девочка лежит. Кинулась ее поднимать. Тяну за руку-то, а она уж холодная..."
А эвакуировалась из-за своих девочек - умирающих от голода племянниц. "Мне доктор знакомый сказал: если не увезешь их отсюда немедленно, тут и закопаешь! Мы и уехали".
И все. Никаких подробностей. Уехали, выжили, чтобы вернуться в Ленинград, как только сняли блокаду, и вложить свой труд в восстановление родного города.
Стихия поэзии
ПАМЯТЬ у Берты Мироновны прекрасная, но совсем давнее прошлое вспоминается ей как-то радостнее и светлее. Вот революция: "И как мы ее пережили? Сама удивляюсь. Уж такие все революционные были - ужас! Так по улице с красными бантами и бегали, чуть где стреляют - туда и мчимся. А стреляли много. Часто не по делу, а просто от полноты чувств! А потом поэт Николай Гумилев основал "Институт живого слова", я туда и поступила. Ведь я до революции образование получить не успела - мы же не дворяне, а мещане, и к тому же иудейского исповедания - нам дороги в настоящую гимназию не было. Я в частной занималась. Учительница, помню, все говорила, что народ свят и бесконечно талантлив, надо только ему образование дать. И пристроила меня поработать в народной библиотеке - молодая семейная пара ее содержала, простым людям бесплатно книги выдавали. И я тоже бесплатно работала, помогала. Они меня всему, что библиотечного дела касается - как каталоги составлять и вести, как отчетность, - научили. До сих пор им признательна.
Так что у Гумилева я свое "недообразование" завершала. У него взгляды своеобразные были. Говорил, что "народ несет в себе стихию поэзии". А Ахматова над ним и этой "стихией" подшучивала довольно едко. И то сказать, стишки-то мы все тогда пописывали, да все поганенькие. И я в том грешна... Хорошо, что тогда этого не понимала - а то постеснялась бы с настоящими поэтами общаться. В Питере ведь целое поэтическое общежитие было - они там и жили, и кормились, чем бог послал, и творили...
Родной брат Берты, Самуил Миронович Алянский, являлся основателем и владельцем издательства "Алконост" - того самого, которое впервые после революции издало стихи Александра Блока. С Блоком связано другое воспоминание Берты Мироновны: "Он отмечал годовщину "Алконоста" на квартире у Самуила. Только годовщина была какая-то странная - 9 месяцев. Девять, по представлениям Блока, были куда важнее двенадцати - вроде как созрел плод их дела... Мне с ним так поговорить хотелось, но я для него была совсем малявка... И потом - он вина перебрал и очень рано уснул в кресле. Так что дальше без его участия праздновали. А кресло сохранилось - до сих пор стоит".
Агитпоезд ленинградской культуры
- ТОГДА ведь неграмотность была потрясающая - человек образованным считался, если подписаться умел. Вот и пошла я народ просвещать.
Агитпоезд - удивительное изобретение большевистской мысли. Там и вагон-клуб со сценой и музыкальными инструментами, и вагон - Ленинская комната, и вагон-кинозал, и Берты Мироновны хозяйство - вагон-библиотека. Ну и, конечно, вагон с артистами, агитаторами, киномеханиками, библиотекарями. Жизнь на колесах. Ездили по трассе Ленинград - Мурманск. Десять дней туда - на каждой станции концерт, показ фильмов, выдача и прием литературы, десять - обратно по той же программе, неделя в Ленинграде. Пополнить запасы книг, газет, получить новые фильмы - и вновь по привычному маршруту.
"Взять книги в библиотеке приходили из таких дальних деревень - за пять, а то и десять верст! Агитатор, бывало, всем, кто пришел, передовицы из газет прочитает, растолкует, погреются люди, книги возьмут - и назад, в родное село, по темноте, по бездорожью!"
До самой войны товарищ Алянская вагон-библиотеку возглавляла. А после войны возглавила другое, не менее важное дело - создание первого Ленинградского библиотечного техникума. И директорствовала до пенсии.
ВЫРОСЛИ ее племянницы, выросли и их дети. Уже четвертое поколение родственников делит кров с Бертой Мироновной. А ведь живут-то снова, как в ее детстве, не в Ленинграде, а в Санкт-Петербурге... И кто после этого скажет, что нельзя войти в одну реку дважды?
Космический полет пани Моники