Он улетел. И больше не вернется...

Когда Спартаку Васильевичу Мишулину задавали вопрос о здоровье, он обычно отвечал: "Не дождетесь". Увы... Любимца детей и взрослых, доброго веселого Карлсона, которого Мишулин сыграл 1980 раз, больше нет. А он так мечтал о двухтысячном, юбилейном спектакле. Еще раз, увы...

Сегодня мы публикуем отрывки из интервью, данных великим артистом "Аргументам и фактам" в разные годы.

Воровство ламп, Сталин и "Золотой гроб"

- МОЯ судьба должна была сложиться вполне благополучно. Посудите сами: мама была заместителем наркома, ее родной брат и мой дядя Шура - ректором Академии общественных наук при ЦК партии, личным другом Суслова. Жили мы в двух шагах от ул. Горького, в Настасьинском переулке. В общем, будущее предполагалось вполне устроенным. Но, наверное, нечто разрушающее сидело внутри меня...

- Как это проявлялось?

- Сбегал из дома, попадал в милицию... Когда вернулся из очередного побега обратно в Москву, уже шла война и мама с дядей эвакуировались. Еду в трамвае и вижу - стоит курсант и чуть не плачет. "Нашу артспецшколу из Москвы в Анжеро-Судженск переводят", - рыдает он. В общем, мама, папа, сопли, слюни... А я, сколько себя помню, всегда мечтал быть актером и не мог не обратить внимания на слово "артспецшкола", которое расшифровал для себя как "артистическая специальная школа". "Давай свою шинель, - говорю этому курсантику. - Как твоя фамилия? Где сбор?" И поехал вместо него. А на сборном пункте рады были каждому, и меня зачислили. Ну а о том, что школа оказалась совсем не артистической, а артиллерийской, я узнал позже...

- Как артиллерист Мишулин стал заключенным Мишулиным?

- С малолетства, где бы я ни находился, всегда что-то творил: ставил сценки, спектакли, организовывал хор или танцы. В артиллерийской школе тоже затеял самодеятельность. Сейчас это город, а тогда было два небольших поселка-шахты: Анжерка и Судженка. Дом культуры в Анжерке был совсем заброшенным, даже не было ламп для освещения сцены. А мне поручили организовать праздничный концерт. Ну я и осуществил ночную вылазку за лампами в судженский (более приличный) очаг культуры - решил на время концерта их позаимствовать, а потом вернуть обратно... Воровство ламп понравилось, поэтому "оргвыводы" не последовали. Только я попался вновь. Дело в том, что с 13 лет я писал роман "Золотой гроб". По сюжету мои герои попадают из-за границы в революционную Россию. Про революцию я ничего не знал, поэтому пошел в библиотеку и попросил взять на дом "Историю революции". Мне отказали. Сидеть и читать в библиотеке было некогда, поэтому ночью снова пришел туда, аккуратно выставил окно и... Тут меня и схватили... А потом еще нашли исписанный моим мелким почерком портрет Сталина. Бумаги же тогда не было! Вот я и срывал по ночам на улицах разные плакаты и портреты вождей, а на обратной, чистой стороне писал свои романы, графоманствовал. За такие дела вообще могли под трибунал отдать. А мне присудили только полтора года.

"Мама не знала, что я в тюрьме"

- ПОЧЕМУ вам не помогли высокопоставленные мама с дядей? Не отмазали, как сказали бы сегодня?

- Мама не знала, что я в тюрьме. Шла война, они были в эвакуации, а я боялся даже заикнуться о том, кто у меня родственники. Думал, их тут же снимут с должностей. А нашли они меня уже после того, как я вернулся из лагеря. Кстати, в лагере под Кемеровом я встретил Ваню - личного водителя дяди Шуры. Он был осужден по 58-й статье и работал начальником мельницы. Ваня взял меня к себе в подчиненные и, помню, так накормил в первый день работы, что я чуть не умер от заворота кишок. Я стал водовозом, возил на поля воду для осужденных. А потом мы с Ваней придумали вот какую штуку: наполняли бочку не водой, а... зерном. Заключенные же голодными работали, а зерно сваришь в котелке - и сыт. Поехал я так в очередной раз, а тут начальник лагерного пункта. "Дай, - говорит, - попить". - "Да грязная у меня вода, на болоте взял", - пытаюсь увильнуть. Он уже развернулся, а потом опять: "Не-е, пить очень хочется, дай воды". Зачерпнул из бочки, а там вместо воды зерно... Так я еще полтора года заработал. Но в каком-то смысле я даже благодарен тюрьме. Она научила меня работать.

- И чуть не погубила...

- Да, я тогда работал прицепщиком на тракторе, вкалывал по 20 часов в сутки, уставал так, что на ходу засыпал. Тракторист как-то попросил меня принести воды для заправки радиатора, а сам пахать уехал. Я сел в борозду его дожидаться и не заметил, как заснул... Он не увидел меня и проехал прямо по той борозде, в которой я спал. Врачи потом рассказывали, как к ним "мешок с костями" привезли. Дыхание на зеркальце не обнаружилось, и меня едва в трупы не записали. Спасибо хирургам, вытащили с того света. На ноги я встал только через восемь месяцев. Иду обратно в лагерный пункт, а меня не пускают. Объясняю охране: "Я - расконвоированный Мишулин, возвращаюсь из больницы". - "Мишулин давно умер. Иди отсюда", - отвечают мне. Еле пустили обратно.

- Досталось вам...

- Но на судьбу мне грех жаловаться, она за мной следит. Я ведь несколько раз мог погибнуть, ан нет. В детстве меня чуть сосед Юрка Емельянов не пристрелил. Заглядываю к нему в форточку (он жил на первом этаже): "Пошли в футбол играть!" - и вижу направленное на меня ружье. У него папа в НКВД работал, ружье дома висело, и Юрка решил меня попугать, не зная, что ружье заряжено. Я в какую-то долю секунды отпрянул обратно - и раздался выстрел. Я весь в крови - пуля лицо поцарапала, а могла бы и...

От поселкового клуба до Театра сатиры

- А КАК заключенный Мишулин стал актером Мишулиным?

- На втором сроке в лагере я организовал самодеятельность, создал оркестр народных инструментов, хор. Меня заметил один заключенный (он уже освобождался) и пригласил в поселок Брусово Калининской области, ныне Тверской, где его жена работала директором Дома культуры. Приехав в Брусово, я стал художественным руководителем самодеятельности этого клуба. Выступали мы на полях, зарплату получали едой и ночлегом на сеновалах. Однажды с "гастролями" доехали до поселка Удомля той же Калининской области. Первый секретарь райкома посмотрел концерт и предложил: "А не хотели бы вы у нас работать?" Я согласился. Дом культуры в Брусово - это деревянный дом-пятистенок, а тут каменный двухэтажный дворец, с кинозалом и концертным залом. В общем, настоящий очаг культуры.

Потом я прошел конкурс в Калининский театр, и тут-то меня нашел дядя...

Я приехал в Москву, сказал ему, что хочу быть только артистом и никем другим, и он решил помочь. Председателем комитета по делам искусств тогда был Храпченко, тоже какой-то наш дальний родственник. Дядя вместе с Храпченко организовал для меня прослушивание в ГИТИСе. Я читал много, но, наверное, плохо, по крайней мере, лица экзаменаторов не выражали никакого восторга. Потом кто-то предложил: "Пусть сыграет этюды". С этюдами я справился хорошо, меня уже было решили принять, как вдруг выяснилось, что я еще не закончил 10 классов...

Позже я пытался поступить в Щукинское училище, но тогдашний ректор Захава очень не любил записки от властей и сказал, чтобы ближе чем на три километра я к училищу не подходил. Кстати, потом, когда я уже работал в Омском театре, Захава посмотрел один из наших спектаклей и отметил в газете работу одного молодого актера, то есть меня... Естественно, он не помнил, что хвалит человека, которого когда-то близко не подпускал к училищу.

- Как вы попали в московский Театр сатиры?

- В Театр сатиры можно было пройти только по конкурсу. Я привез с собой из Омска десять актеров, чтобы они мне подыграли: оплатил им дорогу, проживание, рестораны. А главный режиссер Театра сатиры Валентин Плучек перенес смотр на неделю, и мы, чтобы не сидеть без дела, прошлись по другим московским театрам. Меня везде принимали. В Театр сатиры тоже взяли, и я тут же отправился вместе с ним на гастроли в Пермь.

- Карьера сразу пошла в гору?

- Первые вводы в спектакли были удачными, в Перми меня очень хорошо встретила публика, смеялась. А потом... Потом был провальный дебют. Театр сатиры поставил спектакль "Фунт лиха" по пьесе, которую написал известный тогда фельетонист из "Правды", работавший на ЦК (только поэтому Плучек и решил ее поставить). Эта пьеса до сих пор мне снится. Помню, мы приехали на гастроли в Ленинград, Дворец культуры на три тысячи мест заполнен, а к концу спектакля в зале осталось восемь человек. Народ уходил пачками, несмотря на то что в спектакле играли и Анатолий Папанов, и Ольга Аросева, и Георгий Менглет. Но у меня-то главная роль! Я даже плакал тогда. А мой провал вызвал у некоторых улыбку и радость. Карьера, так и не начавшись, покатилась вниз. В следующей пьесе мне дали роль только в четвертом составе. Но после репетиций все перемещали, перемещали и наконец вывели в первый состав. Потом был "Женский монастырь" вместе с Андреем Мироновым, очень веселый спектакль "Проделки Скопена", и обо мне заговорили. А известность на всю страну пришла, конечно же, после "Кабачка 13 стульев", который просуществовал на экране 16 лет. Что тут говорить - великая сила телевидения! Я даже передать не могу, какая у нас была слава. Билеты в театр невозможно было достать, зрители по ночам жгли костры, караулили около касс, чтобы "живьем" увидеть пана Директора или пани Монику...

- Как это отражалось на материальной стороне жизни актеров?

- За "Кабачок" я сначала получал немного, но со временем ставку повысили до максимальной - 15 руб. 50 коп. за день съемки "Кабачка". Потом еще добавили за мастерство, за гастроли - в итоге получалось 89 рублей. При основной зарплате в 120 рублей совсем неплохо. Не скажу, что заработки были слишком шикарные, но они были выше доходов простого человека.

- А еще у вас случались заграничные гастроли...

- 70 процентов суточных у нас забирало посольство. Поэтому, чтобы сэкономить валюту, еду мы везли с собой. Помню, в Италии, когда Таня Васильева поставила свой чемодан в гондолу, лодка чуть ко дну не пошла. Итальянец как заорет с испугу! А на другой стороне канала Андрей Миронов с Шурой Ширвиндтом вдвоем еле подняли этот чемодан - и лодка просто выскочила из воды.

- Александр Ширвиндт в своей книге написал, что за границей чуть ли не весь театр ходил на суп к Спартаку Мишулину. Рецептом не поделитесь?

- А его нет. Потому что я все туда складывал: и консервы, и супы из пакетиков. Почему-то вкусно получалось. А может, просто голодные были? Все брали за границу кипятильники (и благодаря этому вырубали электричество в гостиницах), а я возил с собой охотничью керосиночку. Она маленькая, как портсигар, ее открываешь, разжигаешь в номере "костер", и можно хоть кашу, хоть супчик в кастрюльке варить.

Нельзя опускать руки

- А ПРАВДА ли, что было время, когда Спартак Мишулин торговал водкой в ларьке?

- Ну, было такое в начале девяностых. У меня тогда дача сгорела, деньги очень были нужны. Я считаю, мужчина должен содержать семью и обязан искать разные способы дохода, не стыдясь никакой работы. Моя "собачья будка" - я так прозвал свой ларек - стояла на Мосфильмовской улице. Об этом не роман, но повесть точно можно написать: какие кадры за бутылкой приходили, как милиция оброк собирала.

- Неужели вас никто не узнавал?

- Нет. Я наклеивал бороду с усами, да и этого особенно не требовалось - окошечко узкое, света мало, а ночная публика только бутылку и видит. Зато там хорошо платили, и хозяин меня не хотел отпускать - ему весело со мной было.

Сегодня очень часто слышу, как мужики плачутся, что не могут заработать на жизнь. Я их не понимаю. Ну, может быть, в отдельных регионах это сложно. С другой стороны, там есть земля, а это картошка, капуста - прокормиться всегда можно. А уж в городах грех голодать. Я артист, и вроде даже неплохой, а когда нужда заставила, пошел подрабатывать по ночам в ларек, продавать всякие баночки с консервами, шоколадки, водку, хлеб. Я считаю, никогда нельзя опускать руки.

Вообще не понимаю, что такое отдых. За всю свою жизнь только один раз съездил с женой в санаторий "Актер" в Сочи. "Отдых" там заключался в том, что надо было до 12 часов лежать на пляже, потом обедать, спать, опять жариться на пляже и слушать актерские сплетни, а вечером вместе со всеми ходить-бродить вдоль берега или сидеть в душном зале и смотреть кино. Ужас какой-то! Я не выдержал, нанялся в филармонию, вечерами играл в санатории и кое-как дотянул до окончания путевки.

Душа улетает в лучшие страны

- СПАРТАК Васильевич, у вас в этом году двойной юбилей (интервью записано в 2001 году. - Ред.): 40 лет в Театре сатиры и 75-летие. Это как-то будет отмечаться?

- Вообще не люблю ни юбилеи, ни дни рождения. Что тут праздновать? Стареем! Потом я заметил какой-то рок: как отпразднуют 75 лет, почему-то все умирают. Юра Никулин, Брунов, Гердт... Правда, была озорная мысль отметить дату... Но чтобы ни одного хвалебного слова, ни одного цветка, подарка. Все это мне уже перенадарили... Хотелось бы глоток критики, чтобы весь вечер вспоминали мои недостатки (естественно, с юмором).

- А откуда в вас вообще актерская жилка? Может быть, это наследственное?

- Не знаю. Актеров в моей семье не было. Мать была горным инженером, отца вообще не помню. Табор ли проезжал мимо дома, задержался один цыган, и я потом появился, из колбы ли я родился, испанцы были в 36-м году, привозили детей... Сейчас уже думаю: не путем ли клонирования, только вот от кого? От овцы - да вроде шерсти нет... А если серьезно, то артистом хотел быть с четырех лет. Во дворе с ребятами что-то представляли за конфетки, за семечки. И в школе больше занимался театром, чем учебой. Мы с приятелем "вели" все уроки, учителя этого не выдерживали. Все ждали, когда я начну что-то выделывать. Очень смешливый был. В те времена шли фильмы с Чаплином, по 12 сеансов в день. Так мне приходилось покупать билеты на все, потому что в зале я высиживал до первого трюка, потом начинал хохотать, падал на пол, и меня, как хулигана, выносили. А у меня - билет на второй сеанс. Так за 12 раз просматривал весь фильм... Ну а потом - война... Она очень много отобрала в детстве. Хорошего и радостного. Пришлось прикоснуться к земле - работал и трактористом, и комбайнером, и пожарным. И везде организовывал самодеятельность. Дошел даже до такого нахальства: руководил хором. Трехголосым.

- Как, по-вашему, что сегодня важнее - душа или какие-то материальные вещи?

- И душа, и материальность - все должно быть. Знаю, что душа куда-то улетает. В лучшие страны. А материальное можно по-разному понимать: деньги, положение или взгляды и мысли. Ну, деньги играют большую роль, от этого никуда пока не денешься. А люди одинаковы во всем мире. Я не могу разобраться в этом хаосе бедности и богатства. И "недоматериальность", и "перематериальность" - одинаково плохо. А какой-то середины нет. Бедность толкает на преступление, на наркотики. И богатство, оказывается, тоже. Можно так перефразировать: до богатства я стоял на краю пропасти, а получив богатство, сделал шаг вперед. Что касается меня, мне всего хватает.

- И кто же, по-вашему, управляет людьми - Бог или дьявол?

- Дьявол. И людей-то нет, одни дьяволы. Вы, я - все только носим маски людей. Были бы люди, не было бы войн, насилия, злости, таких жестоких терактов. Не уничтожали бы культуру. Начинается третье тысячелетие. И до него были миллионы лет. Но если сравнить это с жизнью Галактики, то прожили мы всего лишь жизнь бабочки. Не люди мы. Нужны еще миллиарды лет, чтобы ими стать. А пока вокруг одни дьяволы. Потому и возникли церкви - как врата защиты. Чтобы дьяволов уничтожить, нужно время. Мы прожили комариную жизнь, миллионы лет - это миг.

Давай пропьем!

Спартак Мишулин в день семидесятилетия советских профсоюзов получил от общества ДОСААФ ценный подарок - золотые часы. Зашел в ресторан Дома кино поглядеть, нет ли знакомых. Увидел за угловым столиком А. Панкратова-Черного. Не выдержал, подошел похвастаться:

- А я вот, брат, ценный подарок получил. Золотые часы!

- Быть не может! - сказал Панкратов-Черный. - Покажь.

- Вот гляди, только на моей руке. Опасаюсь снимать, дорогая вещь.

- А что, они полностью золотые? - поинтересовался Панкратов-Черный.

- Абсолютно.

- Не может быть! И секундная стрелка тоже золотая?

- Тоже золотая! - с гордостью ответил Мишулин, любуясь часами.

- Слушай, давай секундную стрелку пропьем, на фиг она тебе нужна? - неожиданно предложил Панкратов-Черный.

Вернуть людям детство