Примерное время чтения: 18 минут
213

Возьми крест свой

12 декабря 1921 года в семье врача городской больницы в Феодосии родился второй ребенок. Роды были на редкость быстрые и легкие. Мать сразу же потянулась к новорожденному со счастливой улыбкой:

- Это ведь мальчик, да?

- Нет, милая, это славная голубоглазая девчушка.

- Нет-нет, не может быть! - закричала женщина. - Это должен быть сын. Я так молилась о нем, иначе не оставила бы ребенка...

Слезы ручьем лились из ее глаз. Девочку унесли.

"Дай я тебе помогу, мамочка!"

МАМА была очень верующая. Отец работал в медсанчасти Коммунистического университета имени Свердлова, который готовил красную профессуру, и мы жили в семейном общежитии при университете. Начальником медсанчасти был родной брат Ленина Дмитрий. Они с отцом дружили, и Дмитрий Ильич часто приходил к нам в гости. Однажды, помню, он подошел к иконам - представляете, иконы в стенах Коммунистического университета! - и сказал маме: "Нина Николаевна, на таких, как вы, мир держится..."

В четыре года я выучилась читать, а в школу поступила в шесть. Учеба давалась легко, так что я могла много времени отдавать спорту, музыке, танцам. Больше всего, однако, я любила читать, и всегда просила дарить мне только книги...

Иногда мама брала меня с собой в Страстной монастырь, который располагался на месте сегодняшнего кинотеатра "Пушкинский". Там было удивительное распятие: деревянная скульптура распятого Христа в натуральный человеческий рост. До ноготочков на ногах как живой! Я шустрая была: бегаю по монастырю, а как только к этому распятию примкну - все, устроюсь у Его ножек и ноготочки перебираю.

Однажды мы с мамой ждали сестру, которая пошла на исповедь, и вдруг увидели, что она возвращается вся в слезах: ей отказали в причастии. Оказывается, она не должна была перед этим не только есть, но и чай пить. При виде слез дочери расстроилась и мама, и, пытаясь ее успокоить, хотела уговорить священника сделать для ребенка исключение. Я, совсем кроха, увидев эту сцену, выпалила: "Что же вы расстраиваетесь! Нужно радоваться, что ее спасли от греха". Монахини, услышав это, умилились, сказав, что устами ребенка говорит Сам Господь.

Мама всегда больше любила старшую сестру. Я ведь должна была родиться мальчиком, только на этом условии она решилась родить второго ребенка. А я ее подвела. Поэтому, наверное, и была обделена материнской любовью.

Помню, мне было лет девять, когда я увидела ее из окна возвращающейся с покупками. Мамино усталое грустное лицо вызвало у меня такую жгучую жалость, что я бросилась ей навстречу, чуть не плача: "Дай я тебе помогу, мамочка!" Но, как пощечина, прозвучало: "Что тебе нужно, оставь меня, пожалуйста, уйди!.."

Родина в опасности

К ОКОНЧАНИЮ школы я успела получить диплом медсестры, выполнила нормативы второго разряда по стрельбе и лыжам, прыгала с парашютом, занималась конным спортом, прекрасно знала немецкий и испанский языки. Такая насыщенная жизнь заменяла мне домашний уют. Домой я приходила только спать. Успешно окончив школу, поступила в Московский авиационный институт. Когда началась война, я была на третьем курсе и не сомневалась, как и все тогда, что фашисты будут разгромлены буквально за несколько месяцев.

Однако к началу октября положение на фронтах стало критическим, сводки становились все безнадежнее. Бои шли уже на ближних подступах к Москве. И когда был брошен клич: "Все на защиту Москвы!", я, не раздумывая, записалась в ряды ополчения.

Сборный пункт нашей дивизии, она называлась Третья московская коммунистическая, располагался в школе недалеко от метро "Аэропорт". Командир, мельком взглянув на мое направление, где было написано "медсестра", сказал: "Медсестер у нас хватает, так что будешь разведчицей". Привел меня в комнату: на полу матрасы, а на них - семь девчонок моего возраста, и он говорит: "Ну вот, Наташа, это теперь твоя семья. И запомни раз и навсегда: у нас такой закон - в разведке друга не бросают. Сам погибни, но друга спаси".

Я запомнила это на всю жизнь.

Боевое крещение

В НОЧЬ с 5 на 6 декабря нас подняли по тревоге. "Немцы готовят прорыв на Волоколамском направлении, - сообщил командир. - Получен приказ провести разведку. Командиром группы назначаю Сапфирского, с ним пойдут шесть человек. Добровольцы есть?" Взвод, все 33 человека, сделали шаг вперед. Подойдя ко мне, командир, чуть улыбнувшись, сказал: "Ну, ты-то уж вне конкуренции"... И, назвав еще пятерых, поторопил: "Быстро одевайтесь, машина ждет!"

Привезли нас к берегу замерзшей реки. Двое ребят получили задание перейти реку и скрытно провести наблюдение в зоне полотна железной дороги. Остальные остались ждать. Вдруг слышим, стрельба... А через несколько минут появился Саша, один из ушедших в разведку: в крови, без шапки, с искаженным от боли лицом. Он рассказал, что Юра, второй разведчик, тяжело ранен и ему пришлось оставить товарища в укрытии, так как сам, раненный, все равно бы его не дотащил. Я как эти слова услышала, сразу вспомнила: "Сам погибай, а товарища выручай!" И раз - бушлат с себя содрала, штаны ватные. И бегом - по следам, которые они оставили... Нашла Юру, связала наши ремни. "Ты, - говорю, - только руками мне помогай, отталкивайся..." Примерно до половины реки я его волокла. А потом наши увидели, что мы ползем, кинулись навстречу, вытащили нас уже на последнем издыхании. И тут я взяла и расплакалась. Ну как девчонка...

Награда Рокоссовского

КОМАНДУЮЩИМ 16-й армией был Константин Константинович Рокоссовский.

Наши штабные палатки стояли в лесу, и я, привыкшая рано вставать, встретилась однажды с командующим, который тоже любил ранние прогулки. Я остановилась, не зная, как быть дальше. А он подошел, поздоровался, не ожидая от растерявшейся девчушки уставного приветствия, и сказал, что скоро мне придется выполнить серьезное задание. И действительно, вскоре мне было приказано отправиться в занятую немцами деревню Игнатьево. Там, на краю села, была изба, где жила семья связанного с партизанами крестьянина. Наш разведчик, посланный к нему на предыдущей неделе, не вернулся, и теперь предстояло "продублировать" его задание.

Подойдя к кромке леса, я увидела нужную мне избу. Теперь надо было разглядеть условный знак: прислоненные к сараю грабли, зубьями внутрь - все в порядке, зубья наружу - опасность.

Приглядевшись, я увидела, что грабли находятся в "безопасном" положении, и уже собралась выходить из укрытия, как вдруг молодая женщина быстро подошла к граблям и повернула их зубьями наружу: опасность! Я замерла в смятении. Но тут произошло уже совершенно необъяснимое. Из избы вышел пожилой человек, по описаниям - хозяин, и вернул грабли в положение "безопасно". Я совсем растерялась: чему верить? Решение родилось внезапно: предупреждение об опасности не могло исходить от предателя. Ожидаемого посланника явно хотели предупредить, спасти от чего-то непонятного, но страшного. Надо уходить, и немедленно...

Возвращалась тем не менее в ужасном состоянии: что меня ждет за невыполнение задания? Только к концу дня добралась до своих. И вдруг навстречу мне с радостными криками выскочили мои сослуживцы. Они рассказали, что я разминулась с партизанской девочкой, которую с большим риском прислали к нам, чтобы предупредить о предательстве хозяина избы. Это по его вине схватили немцы нашего разведчика. Та же участь была уготована и мне...

Рокоссовский вызвал меня к себе, вышел навстречу, протянул руки, в которых утонули мои ладошки, и сказал: "А вы, оказывается, еще и умница! Чем же вас наградить?"

Осмелев, я выпалила:

- Разрешите до конца войны служить с вами!

Он рассмеялся:

- Почему же только до конца войны, можно и дальше...

Господь хранил

ВЕСНОЙ 1943 года, накануне грандиозного Орловско-Курского сражения, моя непосредственная работа заключалась в прослушивании противника по проводной связи.

За линию фронта меня переводил сопровождающий. У него была и схема проводной связи. Подключившись, я слушала и запоминала все важное, что передавало немецкое командование своим войскам. Затем возвращалась к своим и сообщала об услышанном в штаб. Дважды такие операции прошли удачно. Но до конца жизни не забуду того, что случилось в третий мой рейд. Когда я уже отключилась и выбралась из укрытия, чтобы, дождавшись темноты, вернуться к своим, спиной почувствовала, что не одна. Быстро обернулась, выхватив пистолет, и тут же получила удар по руке. Мой пистолет мгновенно оказался у стоявшего передо мной немца. От ужаса я даже не разглядела немца - ни звания, ни возраста, ничего не помню. Сердце выскакивало из груди, я почти не дышала. Вдруг немец рывком повернул меня спиной к себе. "Сейчас выстрелит", - успела подумать я и тут же получила сильный толчок в спину. Далеко впереди меня упал мой пистолет.

- Я не воюю с девчонками. А пистолет возьми, иначе тебя свои же расстреляют...

Я обомлела, повернулась и увидела длинную фигуру, уходящую в глубь леса.

Ноги не повиновались мне, и я, спотыкаясь, побрела к месту, откуда с наступлением темноты можно было выйти к своим.

Через много лет, когда я рассказала об этой истории своим друзьям, один из них произнес ставшие для меня не так давно откровением слова:

- Неужели вы до сих пор не поняли, что вас все время хранил Господь и кто-то сильно молился за вас и ваше спасение?

Войну окончила капитаном

ПОБЕДУ я встретила в Риге. Помню, накрыли праздничный стол. А я, надо сказать, за всю войну не научилась курить и сто грамм наркомовских никогда не принимала - отдавала их сослуживцам-мужчинам. Но тут отвертеться было уже невозможно. На меня бы смотрели, как на врага народа. И я немножко выпила. Ну и Бог наказал меня за это немножко. Ночь была ужасной. Каморка моя крутилась, как какой-то аттракцион, я никак не могла понять, где стены, где потолок...

Помню колонну пленных немцев, они шли такие веселые, с букетами, пели свои песни. И видно было: страшно довольны, что война закончилась.

А до этого я видела колонну пленных немцев: ободранных, раненных, страшных после Сталинградской битвы. Я смотрела на них и чувствовала, что не испытываю никакой злости. Наоборот, я видела перед собой живых людей. Людей, которые перестали быть врагами и заслуживают жалости...

А еще помню, как впервые за все военные годы мы с подружкой, нарушая устав, разулись и босиком бегали по лесу, касаясь стволов деревьев, смеясь и падая на мягкую землю. И вдруг я увидела цветок с бледно-голубой головкой на длинной тонкой ножке.

Он показался мне таким прекрасным, доверчивым и беззащитным, что я долго, с бьющимся сердцем, молча смотрела на него, боясь, что моя подруга тоже увидит его и захочет сорвать...

В День Победы нам дарили столько прекрасных цветов, что удержать их в руках было невозможно. Но до сей поры лесной подснежник вызывает у меня трогательную нежность за первое ощущение возвращения от войны к нормальной жизни.

Войну я окончила капитаном, а пять лет назад к 55-летию Победы мне позвонили из районного военкомата и поздравили с присвоением майорского звания.

"Хватит кичиться боевыми заслугами"

В ИЮНЕ 45-го года состоялся Парад Победы на Красной площади. Командовал парадом наш прекрасный рыцарь - маршал Рокоссовский.

Увы, торжество победителей длилось недолго. Спустя несколько лет после Победы Иосиф Сталин обратился к народу с призывом: хватит кичиться боевыми заслугами, нужно все силы отдать труду для восстановления страны.

День Победы перестал быть праздничным. Уволенным в запас боевым офицерам, в том числе и Героям Советского Союза, предлагалось идти на самую трудную работу, в основном - на шахты и в колхозы. Бывшие военные герои спрятали свои боевые награды. Правительство отменило льготы на транспортные расходы и выплаты за государственные награды...

Снова вспомнили о защитниках Родины только в день 20-летия Победы: вернули этому дню статус праздничного, стали поздравлять ветеранов, в школах ввели уроки мужества, на которые приглашали ветеранов для беседы с молодежью. Видно, дошло до партийного руководства, что трудно воспитывать чувство патриотизма у молодых, видящих, как бедствуют забытые Родиной их деды и герои прошедшей войны.

Царский дар

ДОМОЙ я вернулась в мае 1949 года. Мама расцеловала меня и долго, серьезно рассматривала мои погоны и награды. Потом сказала:

- Как ты похожа на своего деда!

- На дедушку Петра, священника? - с удивлением переспросила я.

- Да-да, - как-то задумчиво ответила она и, будто решив что-то важное для нас обеих, добавила: - Ну что ж, нам надо с тобой поговорить...

Вот что я услышала.

В роду моего отца многие поколения предков по мужской линии были священниками. Они имели большие семьи, а старшие сыновья из рода в род поочередно крестились Петрами и Павлами. По окончании духовной семинарии старший сын становился священником, остальные мальчики, как правило, шли в военные училища. Эта традиция сохранялась до моего деда Петра. Он был настоятелем Успенского собора в Курской епархии.

Прадед мой о. Павел получил в честь коронации императора Николая II ценный подарок - столовое серебро, которым очень дорожил. Затем он передал его сыну Петру при вступлении его на священническую службу. Дальше очередь была за старшим братом моего отца - Павлом, который заканчивал семинарию и должен был стать священником. Ему же переходил в наследство и царский дар. Но тут случилось небывалое: впервые за долгие годы традиция нарушилась - Павел наотрез отказался принять сан священника. Вслед за ним не подчинились воле отца и другие сыновья о. Петра, который настолько глубоко пережил это отступничество, что тяжело заболел и вскоре скончался. На этом династия священников прервалась.

Моя бабушка очень страдала от непослушания своих сыновей и говорила, что они совершили большой и неизбежно наказуемый грех, отказавшись нести пастырский крест. Случайность это или роковая неизбежность, но действительно случилось так, что ни у одного из братьев не выживали мальчики - в живых оставались только дочери...

Затаив дыхание, слушала я эту почти мистическую историю. Мама замолчала, как бы с усилием перешагивая через что-то внутри себя, и произнесла: "Крест, который отвергли когда-то твой отец и дяди, ты взяла на себя. Ты по своей воле послужила Отчизне, и эта жертва была угодна Господу - Он сохранил тебе жизнь. Дед твой поступил бы так же, поэтому ты по праву должна принять и хранить царский дар".

Какое же это счастье

ОДНАЖДЫ я получила из Ленинграда письмо от вдовы моего однополчанина. Она сообщала, что ее сын Сережа, после окончания университета работавший в научном институте, внезапно все бросив, стал священником. Оказывается, она долго скрывала от меня "это несчастье", боясь, что я откажусь от дружбы с ними. Я сразу же позвонила и сказала: "Глупая, если твой сын нашел что-то великое, что заставило его пойти на такой шаг, ты должна радоваться. Это не всем дается, ведь очень многие проживают жизнь, так и не найдя своего места в ней. А он нашел..."

А потом мы вместе поехали в Ярославскую епархию, где Сергей служил священником.

И что мы увидели? Избушка в чистом поле, заборчика даже нет. Во дворе колодец. "Это твой дом?" "Да", - говорит и улыбается, а глаза такие глубокие, вдумчивые. Зашли. Там одна комната, терраска. Окна без занавесок. Потолок весь в щелях, из щелей пакля свисает. "Удобства" во дворе. Я вспомнила шикарную ленинградскую трехкомнатную квартиру полковника Лукашенко, отца Сережи.

И вдруг вместо ужаса и протеста ощутила такой прилив восторга и радости! Так мне стало хорошо. "Господи! Какую же ты сильную веру ему дал, чтобы вот так, совершенно добровольно уйти от благоустроенной жизни сюда, в это запустение, и оставаться таким спокойным и умиротворенным!. Какое же это счастье, Господи! Мне бы хоть кусочек такой веры"...

На другой день в храме была воскресная служба. Повинуясь какому-то новому чувству, я купила простенький крестик на шнурочке, надела его тут же, да так с тех пор не меняю и не снимаю его...

Вернувшись в Москву, я вдруг поняла, что уже не смогу жить по-прежнему. Все, что до сих пор было смыслом моей жизни - работа, активная общественная деятельность, мою кандидатуру тогда выдвинули в Верховный Совет, - разом поблекло и потеряло значение.

Любовь

ЧТО я могу сказать о личной жизни? Когда я поступила в институт, на меня обратил внимание один мальчишечка, старше меня на три года. А я его гнала от себя, дерзила. Я вообще была довольно закомплексованной девочкой. Мама очень часто мне говорила, какая я некрасивая, поэтому дружила я только с теми мальчишками, которые смотрели на меня, как на своего товарища.

А потом как-то так получилось, что он меня познакомил со своими родными. Он был сыном известного летчика Бабушкина, в честь которого назван один из районов Москвы. Они очень тепло приняли меня, а его сестра даже сказала: "Я давно уже о тебе знаю, так что, не смущайся". Мне было хорошо у них. Однажды, когда мы были в его комнате, он вдруг спросил: "Почему ты так долго не верила, что очень мне нравишься?" Опустив голову, я рассказала про свою печаль, с которой жила с самого детства: "Я ведь некрасивая". Взяв за плечи, он подвел меня к зеркалу и сказал: "Не смей больше о себе даже думать так! Смотри, какие у тебя чудесные глаза. А улыбка..."

В его тоне было столько искренней обиды за меня, что я вдруг, уткнувшись в его плечо, заплакала горько, как обиженный ребенок. Но на самом деле это были слезы благодарности. С этой минуты не было для меня более родного человека! Мне даже воздуха не хватало, когда его не было поблизости...

А потом началась война, и летчик Бабушкин-младший 25 октября 1941 года пропал без вести под Малоярославцем. Улетел и не вернулся. Я очень-очень долго его ждала. Верила, что он спасся, что его подобрали партизаны, да мало ли что еще могло быть? Ведь никто не видел его мертвым, никто его не хоронил... Я его помню до сих пор и молюсь за его душу...

Но время шло, и, когда никакой надежды уже не оставалось, я уступила настоятельным уговорам моих родных и друзей и решилась выйти замуж. За очень хорошего человека, друга маршала Рокоссовского. Но не получилось. Уж такая, видно, у меня натура - не умею приспосабливаться. Выходя замуж без любви, я надеялась, что ее заменит чувство уважения. Но этого оказалось мало. Прошло несколько лет, и я решила, что будет честнее отпустить этого хорошего и доброго человека, пока он еще молод. Объяснила ему все начистоту, поплакали мы с ним и по-хорошему расстались.

А я стала готовиться к другой жизни, которая, как я теперь понимаю, была мне предназначена изначально.

Воля Господа

В ДЕКАБРЕ 1990 года я тяжело заболела с печальной перспективой полного паралича в будущем. Пришлось ложиться в больницу. И я с легким сердцем написала заявление о снятии своей кандидатуры из списков для выборов в Верховный Совет России.

В болезни я усмотрела волю Господа, поняла ее и подчинилась безропотно. Оборудовала дома иконостас, затеплила лампаду, приобрела много духовных книг. Зная, что мне грозит и потеря зрения, принялась заучивать наизусть наиболее любимые молитвы. Как-то само собой получилось, что я незаметно отказалась от мяса.

Жизнь наполнялась иным содержанием, появились новые знакомые, более близкие мне по духу. Да и старые друзья перестали возмущаться моим преображением и уже без иронии задавали мне вопросы, касающиеся христианской веры. Чаще всего спрашивали: зачем ходить в церковь тем, кто и так ведет честную жизнь, делает добро, не нарушает общечеловеческих, а значит, и христианских заповедей? В ответ и я спрашивала их: а зачем люди ходят в школу, зачем нужны учителя, если можно все изучить по книгам, без помощи наставников?

***

ПРОШЛО пять лет моей монашеской жизни. Сколько еще дней осталось мне для исправления своих неправедных деяний? Прощение можно вымолить только искренней верой и добрыми делами, но как мало удалось совершить на этом поприще...

Смотрите также:

Оцените материал

Также вам может быть интересно