ТРЕЩИТ январь, покряхтывает, деревья от мороза трескаются, снег под ногами скрипит зло, пока от станции до конюшни добежишь - щеки так прихватит, что потом долго-долго их варежкой трешь...
Да и конюшня-то пока - одно название. Каркас из бревен сложен, крыша поднята, но вот толку от этой крыши почти никакого... Шпаклевки в стенах нету - в щели улицу видать, потолок не построили пока, а от голого шифера над головой много ли тепла? Пол земляной, вода в ведре за десять минут ледяной коркой покрывается, а лошадок в эту недостройку уже поселили.
Но и лошади не лыком шиты - приспосабливаются к "боевым условиям". Обросли такой могучей шерстью, что стали похожи на медведей. Причем все "медведи", как им и полагается в наших среднерусских местах, бурые (то бишь гнедые), а один - просто полярный какой-то, белоснежный. Правильнее сказать, не "медведь", а "медведица" - потому как это кобыла. Белая кобыла с "поэтическим" именем Колбаса. Кто и за что наградил ее такой неблагозвучной кличкой - история умалчивает. Она огромная - тяжеловоз - и абсолютно флегматичная. Сколько раз наблюдала, как, запряженная в сани, часами стояла она на дворе. Неподвижно, тихо, словно привидение... Значит, непутевый конюх Славка собрался было куда-то ехать, да по дороге потерял мысль: куда, зачем собрался... Видно, где-то ищет... А Колбаса стоит себе, ждет терпеливо. И только дымок дыхания выдает в этом снежном видении присутствие жизни.
Но в этот раз Колбаса была внутри, в конюшне. И вела себя как-то странно: бродила кругами по своему узкому загончику, то ложилась на мерзлый пол, то вставала, то начинала ржать и копать землю гигантским, больше суповой тарелки, копытом.
- Что это с ней? - поинтересовалась я у курившего тут же с отрешенно-глубокомысленным видом Славки.
- Дык, это... - надолго задумался он. И наконец изрек:
- Рожает...
- Как рожает? - перепугалась я. - Где ж ей тут рожать - температура в конюшне минус 15!
- А чо ты хочешь - время пришло, вот и рожает. А жеребенок, должно, сдохнет... - даже с каким-то удовлетворением буркнул Славка. Растер сапогом окурок и нога за ногу потащился на улицу, оставив меня наедине с тревожно всхрапывающей кобылой.
Какая от меня помощь? Что я в лошадиных родах понимаю? Но Колбаса прекрасно со всем справлялась и в моей поддержке вроде не нуждалась. Так я и стояла тихонько в уголке, а на глазах у меня происходило таинство рождения жизни...
Примерно через час молодая мама уже подпихивала носом свое чадо - мокрого, несуразно крошечного рядом с ней, великаншей, вороного жеребчика. Он смешно тыкался слишком тяжелой для его тонкой шейки головой в разные стороны, пытался собрать разъезжавшиеся ножки-палочки, а его шерстка на глазах покрывалась инеем...
Тут меня словно что-то толкнуло - я поняла, что не могу смириться с тем, что это только что рожденное существо - не жилец на белом свете! Что попустительством равнодушного Славки уже к утру эта искорка жизни угаснет на морозе...
Так не бывать же этому! И я опрометью ринулась в каптерку. Там среди бесхозной рухляди на глаза мне попалась старая шинель. Кто и почему ее сюда забросил - неведомо, но факт - она была, призывно поблескивала во мраке рядами золотистых пуговиц. Решение пришло мгновенно: я ворвалась на территорию недовольно прижавшей уши Колбасы, довольно бесцеремонно отпихнула ее, подхватила под пузико новорожденного, быстро обтерла его клоком сена, а потом, запихнув в рукава шинели его передние ножки, застегнула на спине пуговицы. Младенец оказался надежно упакован в толстую суконную обнову. Теперь осталось только завернуть рукава - чтобы не мешали двигаться, да подвязать полы бечевкой...
Уже через несколько минут жеребенок сладко чмокал, пристроившись к маминому соску, а кобыла, вернувшаяся в свое стандартно-благодушное настроение, без раздражения обнюхивала его.
Морозы в тот год стояли долго, и больше месяца пугались невзначай забредшие на конюшню посетители, спрашивая себя - а все ли у них в порядке с психикой и не померещился ли им конь в пальто?
Сегодня жеребец Якорь, похоже, уже перерос маму и нисколько не напоминает того дрожащего, мокрого, не держащегося на ногах младенца, каким он был когда-то. Но я каждый раз, когда прихожу, заговорщически шепчу ему на ухо: "Как здоровье, конь в пальто?"
БЕЗУМНАЯ НОЧЬ В ОБЩАГЕ