Посвящается сыну Жене
-ПАПКА-А-А-А, иди сюда!
Оранжевый торнадо размытым облаком, мелькая голыми коленками, вывернулся из-за угла дома и, проторив в росной траве тёмный след, с разбега боднул меня давно нестриженной головой в живот. Жёлтые в зелёных ресницах глаза примятых одуванчиков с укоризной смотрели ему вслед. Он мёртвой хваткой вцепился в мой палец и, крепко упёршись ногами в землю, поволок меня мимо кустов чёрной смородины, через разросшиеся фонтаны конского щавеля, по зарослям некошеного разнотравья на другой конец нашего дачного угодья. Он тащил меня упорно и целенаправленно, как портовый катерок влечёт океанский лайнер, а я шёл за ним, слегка упираясь и глядя на стройную, гибкую, одетую в оранжевые шортики фигурку, узловатые коленки, вцепившуюся в меня мальчишескую руку, чувствовал, как плавится моя душа и закипает внутри неудержимое желание закричать на всю округу: "Смотрите, это мой сын, такого ещё не было на свете!".
- Здесь, - отцепившись от пальца, выдохнул мой ребёнок. Он округлил глаза и решительным жестом ткнул ручонкой в зелёную путаницу у себя под ногами. Я осторожно раздвинул траву и с некоторой опаской заглянул в тёмное отверстие.
Размером в две ладони, похожая на зеленовато-коричневый, покрытый золотым крапом круглый булыжник, она флегматично, не в пример своим поджарым и суетливым собратьям-лягушкам, пребывала в травяном полумраке и лишь изредка перебирала передними короткими толстыми лапками, безмятежно созерцая окружающий мир янтарными глазами. Царевна.
- Кто это? - потребовал у меня ответа сын. И немного поразмыслив, вполне серьёзно предположил: похожа на беременную лягушку.
Я поперхнулся, но всё же от комментариев воздержался.
- Ты же видел её в книжках, да и в зоопарке тоже. Это жаба.
Сын задумчиво почесал свой облупленный нос.
- А я думал, что жаба - это просто большая лягушка, да и на картинках она какая-то ненастоящая, а это прямо зверь серьёзный.
Зверь неподвижно сидел у меня на ладонях, и, когда он погладил его пальцем по пупырчатой спине, беспокойно задвигался, моргнул и быстрее задышал окорокообразными боками. Случайный порыв ветра шевельнул листья, световые сполохи заметались по поляне, и влажная кожа жабы засветилась малахитовой зеленью.
- Возьмём её домой? - заглядывая мне в глаза, с надеждой вопросил сын.
- Она и так у нас дома, - я успел сориентироваться и был готов к провокационному предложению. - Дача ведь наша, так? Живёт она на нашем участке, охраняет его от вредных насекомых, значит, она есть наша собственность.
- Но, если мы её сейчас отпустим, она спрячется где-нибудь, и я больше её никогда не увижу, - вполне резонно возразил он.
- Мы что-нибудь придумаем, а сейчас держи своё сокровище.
Жаба шлепнулась на его узенькие ладошки, а я, поднимая перед собой каскады разнокалиберных кузнечиков, побрёл к сараю. Солнце подсушило траву, и эти вездесущие музыканты звенели так, что закладывало уши. Я выдернул из кипы досок четыре подходящих обрезка и поволок их на лужайку.
- Сделаем загон для твоей зверюги. Хватай конец доски.
Жабу мы временно поместили в тазик и совместными усилиями сотворили нечто вроде песочной коробки. Наша домашняя животина была опущена в траву и, переваливаясь с боку на бок, не торопясь внедрилась в зелёные заросли.
Время близилось к одиннадцати, и я срочно помчался в дом готовить фирменную субботнюю яичницу.
А потом, сидя вместе с сыном на собственноручно сколоченной лавке, мы потягивали обжигающий чай и морально готовились к очередному дачному подвигу.
ПОДВИГ ныне состоял в обрезке сухих веток, о чём я и известил своего несовершеннолетнего помощника. Процесс пошёл без осложнений и даже с некоторым интересом, благодаря недавно приобретённому длиннорукому сучкорезу. С тонкими ветками сын справлялся сам, а крупные сучки я одолевал с помощью ножовки. Добытый совместными усилиями сушняк был сложен у сарая для дальнейшего использования в качестве растопки при приготовлении вечернего шашлыка. Изрядно пропотевшие, но с чувством честно выполненного долга, прихватив с собой волейбольный мяч и бадминтон, мы отправились купаться.
Светило приспустилось, разбухло и потемнело, когда мы возвратились на дачу. Первым делом было проверено самочувствие нашей царственной особы. Самочувствие оставалось отменным, то есть жаба просто откровенно дрыхла, закопавшись в самую глубину травяной чащобы, и мы занялись насущными хозяйственными делами: я - подготовкой к ужину, а сын - общением с соседскими мальчишками. Ближе к вечеру все участки заволокло лёгким дымком, замешенном на запахах субботних шашлыков. Кто мы такие, чтобы нарушать дачную традицию? Вскоре и наш оригинальный шашлычный аромат внёс посильную лепту в аппетитную композицию вечернего эфира.
Шашлык получился отменным. После ужина мы сидели рядком на ступеньках крыльца, подложив под себя старую телогрейку, и удовлетворённо поцыкивали зубами. Телогрейка была короткая, и сын, чтобы не съехать на холодные кирпичи, тесно прижимался к моему боку. Я обнял его правой рукой за худенькие плечи, другой хлопнул на лбу обнаглевшего комара, почесал уязвлённое место и удовлетворённо вздохнул. Может, это и есть счастье? Ну, может, и не совсем, но очень похоже.
На близлежащем заросшем пруду, как будто их включили, коллективно заблажили лягушки.
Шашлычный дух рассеялся, и прохладный, напитанный луговыми запахами ночной воздух свободно циркулировал в груди.
Раздвинулась неукошенная трава, и серый шар выкатился к подножию крыльца.
- Ой, - громко сказал сын и судорожно стиснул мою ладонь. Пришелец процокал коготками по асфальтовой отмостке, недовольно хрюкнул и уткнулся в угол между крыльцом и кирпичной стеной дома. Я медленно отпустил малодушно затаённое дыхание.
- Ну и везёт же тебе сегодня, - голос мой слегка дрожал. - Утром жаба, теперь этот небритый колобок.
Я осторожно перекатил колючий шар себе на ладонь. Ёж снова фыркнул и задёргался, но вскоре успокоился и развернулся. Он невозмутимо лежал тёплым брюшком у меня на ладони, поводя любопытным влажным носиком, поблёскивая в лунном свете черничинами глаз.
- Какой симпатичный, - сын в восторге подпрыгивал на месте. - Похож на грязного поросёнка. Возьмём его в дом?
- Ты снова за своё. Это же не игрушка, у него свои дела есть.
Огромные, вполлица глаза смотрели на меня с немой мольбой. Я обречённо вздохнул. В конце концов, у меня тоже никогда не было ежа.
НАБЕГАВШИЕСЯ за день ноги помыты, зубы вычищены, ребёнок лежит в постели, однако наполовину свесившись до полу, и шарит под диваном, куда закатился наш постоялец. В углу на газете - ежиный ужин. На стене горит ночник, на журнальном столике медленно курится комариная смерть. Занавески неподвижны, на улице полный штиль. Комары с вожделением шьются у раскрытого окна. Это сколько угодно. Всё в порядке. Всё как должно быть. Пожелав всем спокойной ночи, ссыпаюсь вниз по лестнице на первый этаж почитать на сон грядущий что-нибудь лёгкое, ненавязчивое, например Кафку.
Кафка сегодня не пошёл. Я щёлкнул выключателем, хрустнул сочленениями, блаженно вытянулся, твёрдо намереваясь ни минуты не мешкая упасть в объятия Морфея. "Бум!" - раздалось в звенящей тишине. "Бум, бум. Бум, бум, бум, бум, бум, бум!". Через десять минут я не выдержал.
Бормоча себе под нос что-то о пребывании животных в естественной среде, я вскарабкался по лестнице, как чёртик из табакерки, вынырнул из люка и нос к носу столкнулся с серым непоседой. Ёж взглянул на меня чёрными бусинами глаз, презрительно фыркнул и заторопился под диван.
- Стоять! - заорал я громким шёпотом и на четвереньках бросился в погоню. Ёж немедленно свернулся и, как баскетбольный мяч, ругаясь на меня нехорошими словами, запрыгал на месте.
Детский сон крепок, и, к счастью, сын так и не проснулся, поэтому поединок проходил без зрителей. Я набросил на отважного противника свою футболку и, лишив его тем самым возможности к сопротивлению, потащил пульсирующий и исторгающий ужасные проклятия узел на улицу. Понимая, что исчезновения ежа мне утром не простят, я вывалил беспокойную зверушку в деревянный загончик, накануне собранный нами на поляне. Ёж лежал свернувшись и похрюкивая, остро переживал учинённое над ним насилие, а я удовлетворённо хмыкнул и распрямился.
ПРОСНУЛСЯ я от ставшего уже традиционным визга соседской циркулярки. На стене подрагивали ушами солнечные зайцы. Над головой затопотало. Я вспомнил ночную битву и улыбнулся.
- Пап, ёжик сбежал, - тревожно зазвенело в проёме люка.
- Да никуда он не делся. В загоне на поляне сидит. На свежем воздухе, - я заложил руки за голову и уставился в потолок. - Только умойся сначала и зубы почисти. А вообще-то, доброе утро!
- Ага, - раздалось в ответ.
Пялиться поутру в деревянный потолок особое удовольствие. Для воображения поле непаханое. Разнообразные сочетания сучков и трещин порождают любопытные картинки. Это паук, это рожа страшная, здесь ёж стилизованный, а это, похоже, жаба. Жаба! Жаба и ёж. Ёж и жаба. Меня пробил холодный пот. Я вскочил, судорожно вдёрнулся в штаны и босиком полетел на двор.
Сын сидел на корточках, низко склонившись над импровизированным загоном. Едва взглянув на напряжённую худенькую спинку, я понял, что опоздал. Пересиливая себя, я медленно подошёл к нему и заглянул через плечо. Загон был пуст. Два одуванчика торчали посреди нетронутой, на первый взгляд, травы. На зелёной упругой подушке травы рядом с деревянным бортиком лежала, как мне показалось, маленькая кукольная ручка. Зеленоватая кожица подсохла и сморщилась, тонкие длинные пальчики скукожились в крохотный кулачок, оторванный конец коричневел капелькой свернувшейся крови.
- Что это, папа? - сын поднял голову, и я увидел, что его глаза, как следы в песке у воды, неудержимо наполняются слезами.
Я отвёл взгляд и, кляня себя в уме последними словами, стал плести что-то о том, что жаба, как ящерица хвост, может сбрасывать лапу. И что, видимо, она у неё болела, поэтому и отвалилась, и что вскоре, дня через два, ну в крайнем случае через неделю, снова отрастёт и будет ещё лучше, чем старая.
Сын опустил голову, бросил вниз быстрый взгляд, поднялся и молча ушёл в дом.
Весь день он был грустен и молчалив. Попытки развеселить его заканчивались неудачей. Он только печально смотрел на меня, односложно говорил: "Ну пап, не надо". Затем уходил на второй этаж и там шелестел страницами своих нехитрых детских книжек. О еже он не сказал ни слова.
ВЕЧЕРОМ, влекомые могучим потоком дачемобилей, мы возвращались домой. Асфальтовая река, постоянно подпитываясь из прилегающих потоков, ближе к городу распухла, замутнела и превратилась в огромный вялоползущий чадящий затор.
- Ежи травоядные или плотоядные? - послышалось с заднего сиденья.
Я взглянул в зеркало. Сын отстранённо вжался в угол салона и напряжённо смотрел в окно.
- Они всеядные, - я включил магнитолу.
- А лягушек?.. - едва слышно донеслось до меня.
Играла музыка, и я сделал вид, что не расслышал. Он не повторил вопроса, а я крутил тяжёлую баранку и грустно думал, сколько же всего разного - хорошего и плохого - будет на его жизненном пути, и как бы мне хотелось, чтобы мой сын, став взрослым, сильным мужчиной, не утратил среди несправедливостей и жестокости современного мира того хрупкого чувства искреннего сопереживания, к которому он, сам того не желая, неожиданно приобщился в один из летних дней своего безмятежного детства.
Инициация - посвятительный обряд перевода юношей и девушек в возрастной класс взрослых.
"АиФ. Дочки-матери" продолжает конкурс рассказа. Победители получат ценные призы, а авторы всех опубликованных историй - гонорар 3000 руб. (без вычета налогов). Рассказ должен быть неожиданным и занимать не более 5 стандартных машинописных страниц (7500 знаков). Не забудьте оставить свои координаты: точный почтовый адрес, паспортные данные, ИНН и номер пенсионного удостоверения (это обязательно, бухгалтерия у нас строгая). Редакция категорически не вступает в переговоры и переписку с авторами.
E-mail: boyarkina@aif.ru
Под свитером