СЕРЖАНТ в американской армии рассказывает своему отделению:
- У русских есть такие войска - ВДВ, там на одного ихнего двоих наших нужно! Но это еще ничего. Есть у них морская пехота - там на одного ихнего троих наших нужно! Но самое страшное - у них есть войска, стройбат называется, так тем зверям вообще оружие не дают!
Есть среди наших знаменитостей и бывшие стройбатовцы, и десантники, и морские пехотинцы, и те, кто проходил службу в Театре Советской армии или ансамбле песни и пляски. Накануне 23 февраля мы попросили звезд вспомнить те времена, когда они были солдатами.
Дмитрия ХАРАТЬЯНА обменяли на огнетушители
- Я ПОШЕЛ служить в армию в 1984 году. Произошло это после окончания Щепкинского училища и сразу после "Зеленого фургона". Мне было как-то неловко увиливать от армии, нужно было на себе испытать, что это такое. Помню, что весь первый месяц мне снились шоколадные конфеты. У меня было физическое и нервное истощение: я похудел на десять кг, весь покрылся прыщами. И я просил близких, которые иногда навещали меня, привезти конфеты.
Служил я в Москве, хоть и был распределен куда-то за Урал, в ракетные войска. Как это получилось? Мне осталось поставить на призывном пункте последний штамп. Я, уже лысый и голый, стоял в очереди с ребятами на призывном пункте в подмосковном городе Железнодорожном. Мимо проходил лейтенант, в его петлице была лира. И он у всех спрашивал: "Музыканты есть? Танцоры есть?" Я почувствовал, что это моя судьба. Подошел к нему (естественно, он меня в таком виде не узнал) и сказал: "Я вам нужен, у меня высшее образование - Щепкинское училище". Он открыл мое "дело" и обнаружил послужной список из десяти картин. И тут же выменял меня... на два огнетушителя. Так я оказался во внутренних войсках военизированной пожарной охраны. Через некоторое время я исполнил в одной из телевизионных передач несколько песен, и меня просто завалили письмами. Кто-то, как оказалось, увидел меня впервые и узнал как исполнителя песен в таком вот неожиданном образе: в военной форме. Кстати, забрали меня 21-го числа, а это моя счастливая цифра по жизни. У меня и день рождения 21 числа, и женился я тоже в этот день.
Валерий ГАРКАЛИН чуть не сгорел
- АРМИЯ, на мой взгляд, - это легкое двухгодичное заключение. Я служил на границе с Китаем в батальоне связи при штабе стрелковой дивизии. Но я благодарен армии хотя бы за то, что она свела меня с одним из самых интересных людей, встретившихся мне в жизни. Его зовут Толиком. Он знал массу стихов, благодаря ему я много прочитал, особенно в период дембельской жизни. В то время когда все валялись на нарах и попивали водку, я запоем читал Цветаеву, Ахматову. В армии, а не в школе я прочитал "Войну и мир", захлебывался от слез над "Униженными и оскорбленными" Достоевского.
Однажды ночью в казарме произошел пожар - от неисправной проводки загорелись классные комнаты, расположенные внизу. А у меня есть одна физиологическая особенность: я могу спать беспробудным сном, несмотря ни на какие происходящие вокруг меня события. Бывает, в течение долгого времени люди не могут попасть в квартиру, поскольку я не слышу ни звонков, ни сирен. И вот тогда в армии все повскакивали, почувствовав запах дыма, потом была объявлена тревога, солдат эвакуировали в здание клуба через дорогу. А я спал... Толик не нашел меня в клубе среди спасшихся от пожара и, рискуя собственной жизнью, вернулся в казарму, нашел меня и вытащил оттуда. Если бы он тогда не вспомнил обо мне, я бы сейчас не давал интервью...
Он демобилизовался чуть раньше, чем я. Потом я заехал к нему в Кемерово и прожил у него недели две, вместо того чтобы сразу ехать домой. Затем я поступил в Гнесинское училище на факультет театра кукол, где проучился четыре года. За это время несколько раз ездил в Кемерово, мы переписывались. И вот я заканчиваю училище и получаю приглашение в Кемерово, в Кузбасскую филармонию...
Александр БАЛУЕВ сидел на "губе"
- В ТЕАТРЕ Советской армии я служил с Олегом Меньшиковым, Андреем Ташковым, Сашей Домогаровым. Сначала был в статусе артиста, а потом - военнослужащего. При этом репетировал и играл то же самое, только зарплату не получал. И наказания у нас были, как в обычной армии. Однажды я подрался на улице с какими-то пьяными идиотами и меня забрала военная комендатура. В театр пришла "телега", а времена были еще те, и руководству пришлось реагировать. Меня посадили на самую настоящую "губу" на трое суток - была в Москве такая часть 777, ее еще называли "Три семерки". Там было очень сурово - издевались по полной программе. Я попал туда не из настоящей армии, а все остальные были обыкновенными солдатами. Но мне помогли мои красные погоны. Такие же красные погоны оказались у охранника, который караулил эту часть. Он спросил меня: "Что ты тут делаешь? Как ты попал сюда, если у тебя красные погоны?" Я ему все рассказал, и с тех пор благодаря этому охраннику у меня был более-менее щадящий режим. Но на нарах я спал вместе со всеми - нас, как селедок в бочке, набили. Вообще "губа" - это такая гадость! О том, как нас кормили, я даже не вспоминаю - это трудно было назвать едой. Хотя, наверное, в этой жизни все нужно пройти и испытать. Вот я и прошел.
Александр ЛАЗАРЕВ нашел друга
- ДИМА ПЕВЦОВ сейчас мой самый близкий человек в театре. А познакомились мы с ним на службе в Театре Советской армии. Началось наше знакомство с конфликта. Уже не помню, что я точно сказал (причем Диму это совершенно не касалось), но он почему-то воспринял мои слова на свой счет, и у него чуть пар из ушей не пошел... Короче, с первых же минут встречи мы чуть не подрались. Но, думаю, Димка уже забыл об этой истории.
Несмотря на то что мы служили в театре, это все равно была армия. Во-первых, ты был обязан подчиняться приказу. Никакого "я не хочу, не могу" быть не могло. Существовала гауптвахта, жили в казармах, работали монтировщиками сцены - собирали и разбирали декорации, убирали территорию. Правда, форма висела в шкафу - мы не носили ее, потому что берегли - жалко было в ней подметать подвал под сценой. В массовке играли каждый день, а кому-то везло перехватить какую-нибудь рольку. Например, я играл в сказке "Стрелы Робин Гуда" резко отрицательную роль сэра Гая Гинсборна.
Владимир СТЕКЛОВ ходил в самоволку
- ПОСКОЛЬКУ я служил не в настоящих войсках, а в ансамбле песни и пляски "Полет", то никакого ощущения серьезности службы у меня не было. Я человек внутренне свободолюбивый и не терплю приказных интонаций. В армии же это норма поведения. И я, что называется, не соответствовал этим нормам. Меня это очень угнетало, и многое вызывало сопротивление. К тому же я получал письма от моих сокурсников и друзей, которые начинали уже самостоятельные шаги на профессиональной сцене. И это тоже было нелегко переносить. На "губе" я ни разу не был, хотя у меня было достаточно нарядов вне очереди за свободомыслие. Я и в самоволку ходил - дважды попался.
Однажды на гастролях в Крыму половина нашего ансамбля ушла в самоволку. Это был май месяц, черешня вовсю поспела, и вино, и девушки... И, главное, это была молодость... Поэтому, когда военный дирижер и старшина ансамбля посреди ночи явились в казарму, они не обнаружили половину солдат. Был большой разнос. Сказали, что по возвращении с гастролей всех посадят на "губу". Но поскольку это был гастрольный тур, то днем нас вместо репетиций отправили чистить взлетную полосу, а к вечеру мы в очередной раз выехали на концерт. Следующая ночь прошла нормально, но потом опять половина ансамбля отсутствовала. Это стало доброй традицией, на которую уже не обращали внимания. Единственное, сказали: "Пожалуйста, не напивайтесь". А мы по молодости и не очень злоупотребляли этим. Вот такая была веселая жизнь. Но тем не менее, когда мне сообщили, что завтра - домой, я от счастья и плакал, и веселился одновременно.
Григорий СИЯТВИНДА был писарем
- В АРМИЮ я ушел в восемнадцать лет, и мне было тяжко хотя бы потому, что у меня дома очень вкусно готовили и мама, и бабушка. В субботу у мамы был выходной, я приходил из школы, и меня ждал прекрасный стол с совершенно сумасшедшими блюдами. Как мне было жрать эту перловку, когда у меня дома такое творилось! Очень хорошо помню картину, как однажды во время ужасного десятикилометрового марш-броска при полной амуниции за спиной, когда у тебя уже мысленно вся жизнь перед глазами проносится, я вдруг явственно увидел перед собой мамины котлеты "Колос". Они готовились из свиного фарша. Из него сначала делалась такая лепешечка, в середину которой клался кусочек сливочного масла, а потом все это сворачивалось в котлетку. И когда ее, поджаренную, протыкали вилочкой, из нее вытекало горячее масло... Почему-то именно эти котлеты я вспомнил. Видимо, остальное там вообще не могло прийти в голову, а котлеты нам все-таки по праздникам давали. Правда, они были жуткого качества... А самым большим деликатесом в армии было неограниченное количество хлеба и, главное, масла, еще лучше с сахаром. Я мечтал, что приеду домой и поставлю перед собой огромную буханку хлеба, огромную тарелку с маслом, сахарницу и буду все это есть. Но, естественно, дома мне это уже было неинтересно (смеется).
Я служил в довольно элитном Краснознаменном танковом полку. Меня посылали на самые ответственные мероприятия - я охранял знамя, ходил с оружием в караулы, потому что в нашей армии, по крайней мере в то время, было примерно шестьдесят процентов солдат из Средней Азии, многие из которых даже читать не умели. Поэтому нас, европейцев (смеется), отправляли в основном в серьезные наряды.
Прослужив полгода, я понял, что очень хорошее место в армии - место писаря. У меня дядя и отчим - художники, и они периодически выпускали какую-то наглядную агитацию из серии "Слава КПСС". Я несколько раз видел, как они это делают, но сам ни разу не пробовал. И когда однажды наш замполит спросил: "А ты случайно не умеешь пером писать?" (что-то надо было срочно нарисовать), я не моргнув глазом ответил: "Умею". Он меня тут же потащил в ленинскую комнату и сказал: "Пиши". Я смело взял перо и написал, вспоминая о том, как это делали мои родственники. С тех пор стал писарем и чудесно провел остаток своих армейских дней за этим занятием.
Смотрите также:
СЛАВЯНЕ ПОД ИСЛАМСКИМИ ЗНАМЕНАМИ. Наемник 
Владимир Гостюхин: От саботажника до дальнобойщика