ХУДОЖНИК Михаил Шемякин - человек легендарный. Участник более 500 выставок, почётный доктор пяти университетов. Его работы находятся в музейных и частных коллекциях многих стран мира, в том числе в нью-йоркском музее "Метрополитен", Русском музее, Третьяковской галерее. Одна из самых известных его работ в России - памятник Петру I в Петропавловской крепости в Петербурге.
Четверть века Шемякин живёт в Америке и на Родине бывает нечасто. Поэтому, воспользовавшись его приездом в Петербург, "Суперзвёзды" решили поговорить с художником сразу обо всём - от истории его семьи и знакомства с Высоцким до отношения к женщинам и России.
"Ностальгия не мучает"
- В ПИТЕР вас привела очередная работа с Мариинским театром - спектакль "Волшебный орех" по Гофману?
- Да, но не только. Я курирую здесь также несколько благотворительных проектов. Точнее, ими вплотную занимается филиал моего Института философии и психологии творчества. А я эту работу, так сказать, направляю. Встречаюсь с чиновниками, пробиваю что-то.
Это помещение на Садовой, в котором мы с вами разговариваем, мне несколько лет назад выделил Владимир Владимирович Путин под мастерскую. Но я понял, что в связи с существующими в этой стране законами не могу ввозить книги (это слишком дорого), не могу ввозить и вывозить собственные картины - на границе меня задерживают и спрашивают: "Есть ли бумага на вывоз ваших работ?" Поэтому я решил, что гораздо легче будет продолжать работать за границей, как раньше. А здесь организовал работу фонда, чтобы помогать нуждающимся по мере сил. Например, мы выставляем и продаём работы детей-инвалидов, маленьких пациентов онкологического центра, аутичных детей, а также заключённых колонии для несовершеннолетних. У каждого из них есть свой личный счёт, и так они узнают, что, оказывается, можно зарабатывать деньги самому, а не красть чужие велосипеды.
Я и в Америке держу ситуацию под постоянным контролем. Меня часто спрашивают: "Почему вы этим занимаетесь?" Но есть такое выражение: "Если не ты, то кто?" Разумеется, по сути дела, мы занимаемся тем, чем должно заниматься государство. Но когда я вижу заброшенных детей, не могу обойти это стороной. Как не мог обойти предательство наших ребят в Афганистане. В своё время все о них забыли и оставили гнить в плену. Когда это случилось, я организовал интернациональный комитет по их спасению, чтобы обратить внимание общественности на то, что советское правительство в очередной раз совершило предательство по отношению к своим соотечественникам.
Сейчас мне, например, говорят: "Найдите у себя в Америке деньги на памятник воинам, погибшим в Афгане". Но почему американцы должны собирать деньги на памятник нашим солдатам? Мне отвечают: "А у нас нет денег". И это в богатейшей стране мира!
- В России вы редкий гость. Почему?
- Стараюсь приезжать сюда как можно реже, чтобы беречь свои нервы. Атмосфера здесь очень тяжёлая - отсутствие понятий о совести, стыде.
- Неужели совсем не мучает ностальгия по городу вашей юности?
- Недавно я заезжал на Загородный, 64, - там у нас были две комнаты в коммуналке, с очень тяжёлыми соседями. Ностальгии по Ленинграду моей юности нет, потому что моя молодость была очень тревожной и опасной. Я уехал, вернее, меня выслали в 27 лет. Жить с ощущением, что не сегодня завтра посадят, было трудно. Особенно зная, что ты ничего преступного не совершил. Никаким "диссидентством" я не занимался, меня просто записывали в диссиденты. А я всего-навсего писал картины и пытался увидеть мир собственными глазами. Но это уже считалось преступлением. На тебя собиралось досье, и таким, как ты, полагалось сидеть в дурдоме или лагере. Когда происходили обыски, а потом меня сажали в сумасшедший дом, я воспринимал всё как что-то само собой разумеющееся.
- В своё время вас выслали во Францию. А как вы оказались в Америке?
- Мне предлагали французское гражданство. А я отказался, потому что не хочу быть второсортным французом. По законам этой страны, если ты не рождён во Франции и хочешь основать бизнес, у тебя должен быть партнёр - натуральный француз. А в Америке, которую я выбрал для постоянного места жительства, любой приезжий может стать хоть министром внутренних дел, хоть губернатором, как Шварценеггер.
- В Россию, значит, несмотря на президентские подарки, насовсем не вернётесь?
- Просто я хочу жить и работать в нормальной обстановке. Я с болью и с симпатией отношусь к России, но переезжать в эту криминальную державу и начинать свою жизнь сначала не собираюсь. Здесь я всё время боюсь, что меня сзади грохнут по голове и ограбят. С Аникушина, академика мировой величины, пару лет назад зимой сняли единственное тёплое пальто, на улице средь бела дня, и старик в слезах в одном пиджаке бежал домой. И никакие милиционеры, которых в Москве больше, чем элементарных урн, не помогли.
- Вы вообще по натуре пессимист?
- Если бы я был пессимистом, то давно бы уже в петле болтался. С юных лет занимаюсь философией, я христианин и считаю, что всё идёт по Писанию. Когда я жил послушником в Псково-Печорском монастыре, там были затворники-иеромонахи. Они выходили на улицу раз в год - на Пасху. Помню одного старца, он был очень благодушный. Ему в ноги бухнулась женщина из одного из окрестных сёл. Заливаясь слезами, она начала жаловаться на свою жизнь и спросила, не мог бы он своими молитвами ей помочь, а то у неё не жизнь, а ад на Земле: муж пьёт и её бьёт, сын в тюрьме за убийство, а дочь - проститутка. Этот иеромонах ласково погладил её по голове и сказал: "Радуйся, раба Божья: на твоих детях сбывается пророчество Божье". Развернулся и пошёл. А эта баба так и осталась стоять с раскрытым от изумления ртом, ничего не понимая.
А это значило что? Что не за горами второе пришествие Мессии. Я думаю, что человечество приближается к катастрофе - экологической или термоядерной. Я понимаю, в какое зловещее время мы живём, но, наверное, высший разум уже всё предусмотрел.
"Терпеть не могу манекенной красоты"
- ВАША жена - американка Сара де Кей. Как вы с ней познакомились?
- Лет 20 назад она работала переводчицей на документальном фильме о Высоцком - его снимали американцы. Ей сказали: "В Нью-Йорке живёт его друг, свяжись с ним". Она восприняла это пожелание буквально и осталась со мной (смеётся).
- Это была любовь с первого взгляда?
- Наверное. На самом деле мы очень много работали вместе над этим фильмом. Сара - замечательный человек и отличный работник. Я женщин всегда выбирал, исходя из их выносливости. И первая жена у меня была такая, и вторая подруга, до Сары. Рядом со мной всегда идут настоящие солдаты, потому что жизнь у меня сложная, режим нечеловеческий. Порой мы с Сарой не спим по двое суток - она держится на кофе, я - на чае.
Сара знает в совершенстве русский, французский, английский, неплохо говорит по-итальянски и берёт на себя очень много, ведёт все мои дела. Согласитесь, не всякая женщина поедет с тобой в Афганистан, будет рисковать своей жизнью. Но это было её упрямство - не хотела меня одного отпускать. А там было действительно страшно, когда ты знаешь, что нелегально перешёл границу и дважды враг - во-первых, как гражданин Америки, которую моджахеды объявили представителем дьявола, а во-вторых, как человек, приехавший хлопотать за русских солдат, которые стреляли в афганцев.
- Ваша Сара - настоящая декабристка!
- Да, хотя она американка французского происхождения, её предки-протестанты 300 лет назад бежали в Америку от преследований католической церкви. Я вообще к женщинам отношусь с большим уважением и пиететом. Женщины в целом больше умеют любить по-настоящему, а не на словах. Они часто намного мужественнее мужчин.
Но при выборе спутницы жизни многое зависит от тебя самого: важно понять, что перед тобой настоящая женщина, женщина-друг. А многие же раскисают при виде внешних данных, которые не всегда соответствуют тому, что внутри. Я по-иному отношусь к женщинам, терпеть не могу манекенной красоты.
"Боялся только людей"
- ЗА ЧТО вас в своё время отправили в сумасшедший дом?
- Официально он назывался Экспериментальная психиатрическая лечебница имени Осипова. Там на нас, как на подопытных кроликах, испытывали новые препараты. Мне поставили диагноз "вялотекущая шизофрения" и упекли на три года. Лежал я в буйном отделении, где не было ни вилок, ни ножей. Находиться среди сумасшедших было очень тяжело. Люди там попадались очень агрессивные.
Один, бывший боцман, начал рассказывать о моих прошлых жизнях, распалился, вспомнил о том, что когда-то я был римским легионером и убивал христиан, а после этого засадил мне кулаком в челюсть и сломал её. Меня вызволила мама, взявшая меня на поруки. В результате я пробыл в сумасшедшем доме всего полгода. Если бы не она, из меня бы сделали "овощ".
- Вы ушли в монастырь до психушки или после?
- После. И до моего отъезда я был связан с церковью. Искал там спасения.
- А как вы оказались на Западе?
- В 1971 году я был арестован, и генерал госбезопасности предложил мне сделать выбор: психушка, места, далекие от любимого города, или же я покидаю эту страну - бесшумно и навсегда. И я по сей день благодарен этому генералу. Он оказался коллекционером моих работ, на прощание попросил, чтобы я подарил ему несколько своих гравюр. И сказал мне следующее: "Мы с дочкой собираем ваши работы. Мы ваши поклонники и хотим, чтобы вы как художник выжили и развились на Западе. Постарайтесь вести себя ровно и спокойно. Россия будет меняться, и я верю, что наступит день, когда вы вернётесь". Так и произошло.
- Что на вас больше всего повлияло в жизни: церковь, дом для умалишённых или вынужденная эмиграция?
- Это вопрос непростой. Вот если человек попал под трамвай и ему отрезало ногу, тут действительно непосредственное влияние. А на меня... Всё оказало. Когда я вышел из психушки, через два месяца почувствовал себя так плохо, что готов был, как Мастер у Булгакова, вернуться туда и сказать: "Колите меня опять, только выведите из состояния беспредметного страха".
Я не мог рисовать, с меня градом катился пот от бессознательного ужаса. Но, к счастью, я вспомнил истории о животных: если в деревне собаку укусила гадюка, она уходит в лес и или не возвращается, или возвращается тощая до костей, но здоровая. Я занял денег у своего друга и поехал на Кавказ, в горы. Год жил в лесу, в пещерах, как дикий человек. Спал на каменном полу в одном подряснике и не замечал температуры, хотя в горах днём жарко, а ночью очень холодно.
- Не было страшно одному среди диких зверей?
- Нет, зверей я не боялся - только людей. Но змеи раздражали - они любили ночами заползать на меня, чтобы погреться. Я их разгонял палкой, но всё равно к утру весь пол в пещере был в змеях, и очень ядовитых. Но меня они не кусали. Скорпионы мешали. А так всё было нормально.
Когда почувствовал, что химия выходит из моего организма, я вернулся. Но всё равно заставлял ночевать в мастерской мать и сестру, потому что мне было необходимо присутствие людей. Я обматывал лоб полотенцем, так как холодный пот, вызванный беспредметным страхом, заливал лицо, и заставлял себя рисовать, рисовать, рисовать!
Первое время в эмиграции тоже было несладко. Мне дали с собой 50 долларов и запретили брать что-либо ещё, даже маленький чемоданчик. Никто не должен был знать, что я покидаю Родину, потому что мой отец, несмотря на то что был в запасе, оставался крупной фигурой в военных кругах. Узнав, что меня изгоняют, он мог позвонить кому-нибудь из маршалов и вернуть самолёт. Я улетал в солдатском полушубке и сапогах. Со мной был только пёс породы боксёр - единственный, кого мне позволили взять. Иначе я бы никуда не полетел.
- И куда вы отправились с 50 долларами в кармане?
- В Париже меня встречала одна из богатейших женщин Франции, галерейщица Дина Верни - у неё как раз шла выставка моих работ. Она же незадолго до этого помогла выехать в Париж моей тогдашней жене Ребекке с дочкой Дорой, сославшись на то, что они якобы состоят в родстве.
- Если бы вас не выслали принудительно, вы всё равно искали бы пути бегства на Запад?
- Конечно!
- А до этого вы хоть раз там бывали?
- Вы забываете, в какое время мы жили! Нас окружал "железный занавес". Мои друзья, чтобы оказаться в свободном мире, 9 дней плыли на маленькой лодочке через Чёрное море. А потом сидели в турецкой тюрьме, потому что турки не могли поверить, что те смогли подобным образом переправиться на тот берег.
Но, хоть мы все и мечтали о свободе, всё равно Родина есть Родина. Я понимал, что больше никогда не увижу Питер, своих друзей и, конечно, мать и отца. Так и вышло: отец умер в 1976 году, и на его похороны меня не пустили.
Помню, как я сидел и смотрел в окно самолёта на эту унылую землю, тракторы, вмёрзшие в лёд, и подступали слёзы. От того, что я больше никогда всего этого не увижу. Но я говорил себе: "Дурень, что ты ревёшь? Сейчас самолёт вернётся, и ты будешь знать, что ни в какой Париж не летишь, а поедешь в места, далёкие не только от Парижа, но и от любимого Питера". В ту пору ведь легко возвращали самолёты. В КГБ меня даже предупредили, что, пока я не сойду на землю Франции, радоваться рано.
По приезде я всё не верил, что это свершилось. Сразу же мне был подарен небольшой замок. А на третий день был вручён 10-летний контракт, согласно которому я обязывался делать всё, что пожелает Дина Верни. "Метафизику забудь, дорогой мой, - сказала мне она. - Это на сегодняшний день не товар. Будешь делать натюрморты, они очень хорошо идут в моей галерее. Я тебе покажу весь мир, я тебе сделаю карьеру". Но я отказался: "Мадам, я не для того сбежал из одной клетки, чтобы променять её на золотую. Для меня свобода превыше всего. Я ухожу".
Поскольку она продавала мои работы, я попросил разрешения остаться на несколько дней в отеле. Но на второй день пришёл служащий и сказал: "Мадам Верни приказала вас выгнать из отеля, потому что она отказывается платить за вас". Так мы оказались на улице. Стоял мороз. Семилетняя дочка болела, у неё был жар. Мы вышли на улицу, держа сиамского кота и собаку и не зная, что делать. Безвыходное положение! Но всё равно я даже не допускал мысли, чтобы вернуться к этой бандитке.
И вдруг мы услышали крик на ломаном русском: "Миша, Рива, Дора!" Это случайно проходила мимо Сюзанна Маси, жена знаменитого писателя Роберта Маси, который написал книгу "Николай и Александра", ему за неё дали Пулитцеровскую премию, и по ней уже ставился фильм. Сюзанна и Роберт останавливались у нас, когда приезжали в Ленинград. Оказалось, они жили в Париже недалеко от отеля, из которого нас выгнали.
Сюзанна привела нас к себе, но ночевать не предложила, хотя у неё было 3 квартиры в Париже. Дочку она оставила, а нас с женой отвела в гараж к одному скульптору, где валялись грязные матрасы: на один можно было лечь, а другим укрыться. Этот художник занимался химической скульптурой из пластика, там ещё стояли машины, так что вонь была страшная. Так мы начинали свою жизнь в Париже.
Сюзанна, как сейчас помню, принесла нам какие-то рваные полотенца и... букетик цветов. Не знаю, может быть, это была какая-то месть за что-то, я так и не понял. Но она сказала: "Как вы прекрасно начинаете, мы с Робертом так прекрасно не начинали свою жизнь во Франции, когда были студентами". Правда, потом она всё-таки выклянчила для нас заброшенный бильярдный клуб без кухни, света, газа, горячей воды. Разбитые окна мы забили фанерой. Правительство Франции сдавало нам его за какие-то копейки. Полы были гнилые, можно было видеть, как внизу, на первом этаже, ходят люди. Там помещалась офортная мастерская, и все кислотные испарения поднимались к нам.
Несколько лет пришлось там прожить в довольно тяжёлых условиях. А потом меня заметили другие галерейщики, и в 74-м году у меня уже была первая выставка - помимо той, что была у Дины Верни. И всё стало приходить в нормальное состояние.
"Мне мешает моя доброта"
- КАК поживает ваша дочь Доротея? Ждёте внуков?
- Дочка живёт с мамой в Греции. Ей 41 год, а внуков нет и, по всей видимости, не будет. Дора - художник, очень интересный, занимается живописью, графикой, скульптурой и мало думает о замужестве. Как и положено художнику, она странная.
- Вы, значит, тоже странный?
- Наверное, для кого-то очень странный. Для психиатров в своё время был, для окружения. Время было другое - ездила машина, собирала волосатиков (так называли тех, кто носил длинные волосы), и потом им выстригали машинкой дорожки на голове. А девушкам зимой резали брюки до колена, потому что женщинам в брюках запрещалось ходить... Я отличался многим, главным образом - мышлением.
- Как вы считаете, каковы ваши сильные и слабые стороны?
- Я чересчур добрый - это мешает. Если бы был пожёстче, многое было бы в моей жизни по-другому. Моя слабость в том, что я начинаю кого-то жалеть. А надо быть больше ницшеанцем. У меня было очень много неприятностей из-за мягкости характера. Так что для меня это недостаток.
А ещё долгое время моей главной слабостью было пристрастие к "зелёному змию". Но однажды я понял, что доставляю слишком много хлопот тем людям, которых люблю, вспомнил об ответственности перед искусством. И бросил - без помощи всяких химических средств. Вот уже 11 лет не пью!
А до этого я зашивался 9 раз вместе с Высоцким. Это держало... какое-то время.
- А гипноз не пробовали?
- С гипнозом связана очень смешная семейная история. Мой отец в состоянии опьянения был очень страшен - он был искалеченным войной человеком. Он сам хотел со всем этим покончить и обратился к знаменитому в то время кремлёвскому гипнотизёру. И вот он к нему уехал, уже вечер, ночь, а его всё нет. Утром мама поехала за ним. Ей открыла горничная и сказала, что доктор с полковником с вечера заперлись в кабинете и ещё не выходили. Мама стала туда стучаться. Молчание. Тогда она зашла в кабинет и видит: врач лежит на полу, вокруг масса пустых водочных бутылок, а отец сидит в кресле - и оба сладко храпят. Вот так загипнотизировали моего отца!
Есть же люди, которые гипнозу не поддаются. Я, видимо, из них. Когда у меня было кислое состояние, мне порой советовали обратиться к психологу. Но я отвечал: если я ему расскажу про свою жизнь, хотя бы в последние полгода, и объясню, почему пью, психологу станет плохо, и он скажет: на вашем месте я пил бы ещё больше. Так что я понял, что должен бороться с этим сам.
- Давайте поговорим о ваших сильных сторонах.
- Мои достоинства... Если человек начинает себя хвалить, это уже говорит о том, что у него есть большой недостаток! Если же говорить серьёзно, то одним из достоинств, перешедших ко мне от отца, является склонность к анализу. Папа ведь был преподавателем тактики в Академии им. Фрунзе. От моих предков - кабардинцев - мне передалось почтение к старшим. В России начиная с 1917 года любят отрекаться от учителей, от близких. Уж слишком долго поощрялась склонность к предательству. Я помню, у нас был банкет в Италии по поводу выхода моего двухтомника. И мой издатель, который работал с художниками больше 40 лет и выпустил серию "Великие мастера мира", сказал: "Я первый раз сталкиваюсь с таким феноменом, когда художник отдаёт 150 цветных страниц, чтобы рассказать о своих учителях и друзьях". Это, говорит, очень немодно: все считают, что всем обязаны своему необыкновенному таланту. А я вот как раз показываю в своих книгах, от кого двигаюсь.
Я принадлежу к Кабарде, где понятие чести превыше всего, и на этом всё строилось. Мой отец, чистокровный кабардинец, горец, рано потерял близких и был усыновлён офицером Белой гвардии Шемякиным. Приёмный отец скоро погиб во время Гражданской войны. А отец стал красноармейским сыном полка, в 13 лет получил один из первых орденов боевого Красного Знамени. Но всю жизнь звался Шемякиным - и всегда гордился, что принадлежит к роду Кардановых.
Сегодня в моих родственниках числится солидная часть населения Кабардино-Балкарии и огромное количество кабардинцев, рассеянных по свету. Клан Кардановых насчитывает около 65 000 человек, среди которых известный дирижёр Юрий Темирканов. А первые следы Кардановых в России обнаружены ещё в XVI веке, когда их послы пришли к Ивану Грозному да так и остались на служение. Ещё раньше выходцы с Кавказа Карданы появились в Италии. Джероламо Кардано изобрёл карданный вал. Возможно, и Пьер Карден - мой дальний родственник.
Моя мама, актриса Юлия Предтеченская, тоже гордилась древностью своего дворянского рода (хотя в пору её молодости это, мягко говоря, не приветствовалось). Однажды ей досталась роль юной кабардинки. Съёмки проходили в том самом ауле Кызбурун, откуда был родом мой отец, хотя они встретились много позже.
Подобных мистических совпадений в моей жизни было много. Например, наша встреча с Высоцким. До этого мы даже не были знакомы, но в первый же вечер наши души словно узнали друг друга, мы оба почувствовали, будто знаем друг друга много лет. Когда меня спрашивают, почему Высоцкий посвятил мне песен больше, чем другим своим друзьям и Марине Влади, я отвечаю, что так получилось. Я ведь тоже не каждого иллюстрирую!
- А как вы встретились?
- В России мы не были знакомы, потому что, во-первых, жили в разных городах. У меня был очень ограниченный круг общения - я же работал простым чернорабочим в Эрмитаже. Когда меня выгнали из художественного института, я пошёл на такую хитрость, чтобы иметь возможность изучать работы старых мастеров. И каждый день я 8 часов махал перед Эрмитажем лопатой, а потом, уставший как собака, шёл копировать. И потом, ещё больше уставший, возвращался домой.
Как-то в Париже ко мне зашёл мой приятель Миша Барышников и сказал, что хочет меня познакомить с одним замечательным певцом. Мы встретились у сестры Марины Влади актрисы Одиль Версуа (её настоящее имя - Татьяна Полякова). Она была замужем за итальянским графом и поэтому жила в роскошном особняке. И Барышников всегда у неё останавливался, потому что она была большой поклонницей балета. Тогда я впервые и увидел Володю и Марину. До 4 утра он пел свои новые песни. Я, конечно, был покорён его талантом и обаянием.
Могу рассказать ещё одну мистическую историю. В детстве я зачитывался Вашингтоном Ирвингом. Как-то мне приснился сон: необычный пейзаж, силуэт каких-то гор. Сон этот я зарисовал. А уже взрослым, покупая землю в Америке, обнаружил, что она находится в месте, которое совпадает с моим давнишним рисунком.
- Сколько вы уже живёте в Америке?
- Скоро будет 25. Почти десять лет прожил в Нью-Йорке, в Сохо, а потом мне это стало не по карману. Вначале я снимал свою мастерскую за 320 долларов, а когда уезжал, она уже обходилась в четыре тысячи. И я перебрался на север, к Канаде. Пять часов езды на машине от границы, два - от Нью-Йорка. Мы живём совсем рядом с лесом - к нам заходят олени на водопой, несколько лет назад забрёл медведь. Сейчас окрестности моего дома превращены в прекрасный скульптурный парк, за что я даже получил благодарность от мэра города.
Смотрите также:
Любовь - это цепь компромиссов