НАВЕРНОЕ, так собираются на работу. Принимают душ, одеваются к лицу, но скромно - никаких побрякушек. На голову - пуховый платок, на плечи - полушубок и - на улицу.
На улице темно. Семь часов вечера. Иду быстро, чтобы не замерзнуть. Январь все-таки. Идти, правда, недолго - минуты три, если по прямой. Если не обходить детский сад, а шагать по снегу через площадку, мимо сломанных качелей и песочниц.
Сразу за детским садом - его дом. На последнем этаже в желтом окне темный силуэт. Ага, заждался. Что ж ты такой худенький-то? Без рубахи, что ли? А и правильно, зачем лишнее надевать.
Захожу в подъезд, вызываю лифт. На стенах лифта надписи, по-русски и по-английски, приличные и не очень, а некоторые и вовсе похабные. Какой-то шутник постарался, поменял местами кнопки на панели. Вместо "двенадцати" - "пять". А мне все равно, я уже не глядя нажимаю.
Лифт поднимается, и с каждым этажом мое сердце стучит все чаще. Я знаю, что сейчас будет: он откроет мне дверь, я молча зайду, он поможет мне снять полушубок и подаст тапочки, а его Мери будет прыгать вокруг меня и тыкаться носом в мои ладони. Мы с Мери похожи: мы обе его любим и терпим все его выходки, а он принимает это как должное.
Я вымою руки и пройду в его комнату. Он погасит свет и включит ночник или оставит гореть одну из верхних ламп. Будет звучать его любимая испанская гитара, он повалит меня на постель и начнет целовать, сначала нежно, а потом все более и более настойчиво, и у меня не будет ни сил, ни желания увернуться от его рук и губ.
Нет, это не любовь, какой так хочу я, и не секс, какого так хочет он. Это петтинг (какое чужое слово!), новая американская выдумка: и овцы целы, и волки сыты. На самом деле волк остается голодным, и скоро ему это надоест. Он начнет уговаривать меня "стать женщиной", упирая на то, что мне уже восемнадцать лет, что девственность сейчас уже не так важна, как раньше, что я, наконец, сама этого хочу, как и он... Его доводы будут все циничнее, мои отказы - все резче... Но это потом. Потом.
А сейчас я поднимаюсь на его этаж, подхожу к его двери и, замерев на секунду, нажимаю кнопку звонка.
Ирония cудьбы
ВОПРОС с жильем в нашей семье решился - мы въехали в один из 18 коттеджей, которые поспешили сдать к Новому году и были все совершенно одинаковы, как трое из ларца одинаковы с лица. Можно теперь подумать и о замужестве. Но замуж я решила выходить за такого, чтоб ни свекрови, ни свекра, ни деверей, ни золовушек не было. Я устала от многочисленных своих дядей, тетушек и племянников, и к тому же у меня на воспитании был младший мой брат - шалопай Витька. И я мечтала о своей семье, чтоб только он, я и наши дети.
Празднование Нового года мы решили совместить с новосельем. Я пригласила своих друзей, а Витя пригласил какого-то Сашу, в браке с которым он видел меня счастливой. Подруги по поводу моего замужества шутили: "Сироту в мужья ждешь? Жди, но знай, жених - сирота только или после развода, или после смерти жены. Долго ждать придется".
Итак, к приему гостей в основном все было готово. Витька где-то шатался у друзей, мог заявиться, порядком нализавшись, и испортить мне настроение. Но до праздника еще целых 3 часа, и я решила прилечь отдохнуть.
Проснулась от звонка. Сунула ноги в тапочки и пошла на веранду открывать дверь. По сопению и возне за дверью поняла, что Витек уже набрался как следует. Я зло откинула с двери крючок. Мороз жгучим облаком охватил меня, и я быстро вбежала в дом, не взглянув на его пьяную рожу, опять легла на диван. А он прошел в маленькую комнату через зал, буркнув: "Я здесь лягу?" - "Свинья, ложись где угодно", - ответила я.
Когда я проснулась, Витек уже как ни в чем не бывало суетился в кухне и побрит, и помыт. Я не стала читать ему нотаций, портить его праздничное настроение. Накрыли стол. Собрались гости. Проводили старый год. Я незаметно приглядывалась к приглашенному для меня жениху. Праздник был в самом разгаре.
Часы на экране телевизора бьют 12. Мы стоим с полными бокалами. И вдруг перед нами, как из-под земли, появился молодой человек в чем мать родила, если не считать черных до колен сползших семейников и носков. Кто-то весело крикнул: "А вот и Дедушка Мороз пришел!" Но Дедушка Мороз сначала широко улыбнулся, потом так же широко удивился и удалился в маленькую комнату, откуда и вышел. Я вопросительно посмотрела на Витьку, а тот, посмотрев так же на меня, шагнул в темноту соседней комнаты. Я поспешила туда же. Гостей это явление, видимо, не удивило, и они не обращали на нас внимания.
Включив свет, я увидела сидящего на тахте парня все в том же прикиде - трусы, носки, закрывшего лицо руками. И услышала Витькин голос: "Ну, не понимаю, зачем она тебя прячет здесь? Сказала бы мне хотя бы, так я и Сашку ей в женихи не сватал бы. Давно у вас это с ней?" И тут я не выдерживаю и кричу: "Я вообще не знаю, кто это, как он сюда попал и что он тут делает. Я не знаю!"
Незваный гость поднимает на меня свои виноватые огромные серые глаза и запинаясь говорит: "Генка я, Сирота. Фамилия моя Сирота. Я приехал к другу на новоселье. Мы с ним выпили за приезд и пошли к его друзьям. Я вообще-то мало пью, да с дороги устал и решил вернуться к нему домой. Видимо, я зашел не в тот дом. Но помню, как жена его открыла мне дверь и, почему-то обозвав свиньей, разрешила здесь лечь спать. Так где это я нахожусь?"
Видно было, что он сам не рад своему положению. Ну не выпроваживать же человека в новогоднюю ночь за дверь в незнакомом городе. Посмотрела, Гена-то вроде и не крокодил, а фамилия его мне показалась вообще какой-то интересной. И, дав ему время привести себя в порядок, я пригласила его к столу. Это был самый счастливый Новый год для меня. Я открыла дверь не глядя, не зная кому, и этот кто-то стал моей судьбой. Есть у меня и свекровь, и свекор, и брат с сестрой моего мужа. Они мне как родные. Вот только фамилию свою я никак не решаюсь поменять на Сироту...
Дневник одиноких сожительниц