...Лена просила его, умоляла, плакала, пугала расставанием. Он стоял как каменный, лишь бешено сверкал глазами, повторяя: "Я должен вернуться в Чечню, я обещал". Почему это произошло именно с ее парнем, почему в него вселился дух войны, заставляющий все и всех бросать и снова влезать в эту пятнистую форму, в эту грязь и смертельную опасность?
Еще после первой чеченской бойни, куда Сашка попал с первого же курса института, Лена возненавидела и эту войну, и политиков, бросающих мальчиков под пули боевиков. Но Сашка вернулся в тот раз целым и невредимым. Лена думала, что все наладится, они снова будут вместе ходить на лекции, в кино. Однако ни в институт, ни вообще в нормальную жизнь Сашка не вернулся. Он стал суровым, взрывным, на бывших однокашников смотрел с презрением, будто знал что-то такое, о чем они даже не догадывались.
О будущей женитьбе и детях Сашка тоже больше не заговаривал. Он пошел служить в какой-то отряд особого назначения, дома бывал редко, а к Лене заезжал внезапно, уставший и злой. Лена терялась в догадках и никак не могла привыкнуть к новому Сашке. Но и оттолкнуть его пока не было сил, хотя мать не раз повторяла: "Ленок, ты ведь не живешь, ты мучаешься, ты перестала смеяться, встречаться с подругами. Сашка тебя подавляет своей мрачностью, дальше будет еще хуже". А Сашкина мать просила: "Ты уж, девочка, не бросай его, он выправится, оттает. Все будет хорошо, когда чеченский синдром пройдет".
Да вот не прошел, а, наоборот, опять позвал Сашку в Чечню. И ни писем, ни звонков... Лена перестала смотреть раздирающие душу телевизионные новости, а потом и ждать перестала, ведь и не обещала. Обидно вдруг стало, что Александр с ней ну ничуточки не считается, неизвестно ради чего рискует жизнью, звереет от смертей и крови. При чем здесь она - домашняя девочка, которая получает мирную профессию, мечтает родить ребенка? Словом, Ленка решила больше не страдать, а просто жить без Сашки. Она быстро восстановила свой круг друзей, отлично встретила Новый год, легко сдала преддипломную сессию, а на каникулы отправилась в пансионат.
Когда вернулась, столкнулась в подъезде с Сашкиной матерью. "Ой, Лен, а я ведь тебя ищу. Сашка в госпитале, но живой, живой, слава Богу", - заплакала та. Вместе они поехали в больницу. Сашка лежал под капельницами, лицо было землистого цвета, и глаза словно потухшие. Теперь ежедневно она навещала своего друга, сменяя мать, - кормила с ложечки, массировала затекшие руки и ноги, меняла белье. Сашка удивительно быстро шел на поправку, но Лену это не радовало - он опять рвался не к ней, а назад, в Чечню, к своим боевым товарищам. Так что, когда он выписался, между ними состоялся трудный разговор.
- Я тебя давно не понимаю, а ты меня давно не любишь, - подвела итог Ленка. - Тебе воевать хочется - воюй. Это твоя жизнь.
- Это моя работа, - отрезал Александр. - Ты должна с этим считаться.
- Извини, надоело. Я тебе никто. Просто друг.
- Друзья не предают, а ты предаешь меня, - жестко заключил Сашка. - Я этого не прощаю никому, учти.
А через неделю куда-то запропастился Димка. У них с Леной еще ничего серьезного не было, но они нравились друг другу и все чаще и чаще проводили вместе время. Когда Лена наконец отыскала парня, тот, пряча глаза, сказал: "Прости, у нас вряд ли что получится". Лена мгновенно все поняла: "Это Сашка, да? Он запугал тебя? Вот идиот!" "Он не идиот, он сумасшедший..." - уточнил Димка.
Даже мать старалась не раздражать Сашку, целыми днями лежащего на диване лицом к стенке. "Гражданка" раздражала своей неспешностью, беспечностью, расхлябанностью. Мысленно он оставался в другой жизни - полной напряга, опасности, адреналина и жестких приказов. А здесь ему не было места, даже рядом с Ленкой. И перед возвращением в свою часть он зашел с ней попрощаться, уже почти смирившись с тем, что потерял ее.
Открыв дверь, Лена обомлела, но еще больше испугалась: как на беду, у нее в гостях как раз был Димка, которого она все-таки убедила продолжить встречи. Лена попыталась преградить путь здоровяку в камуфляже, но он уже увидел соперника, и его глаза налились кровью. На какой-то миг в его сознании лицо Ленкиного гостя приобрело черты чеченского бандита - ВРАГА. Расправа была короткой: отшвырнув Лену, Саша буквально за несколько секунд избил поспешившего на помощь девушке парня так, что тот потерял сознание. Затем, подойдя к лежащей на полу и скованной ужасом Лене, боец прохрипел: "Б...ь! Могла хотя бы дождаться, когда я уеду!" - и, упав на колени, стал душить ее. В его глазах Ленка прочла смертный приговор себе. Но, уже готовый с размаху ударить девушку головой об пол, Саша вдруг опомнился: "Что же ты делаешь, дурак! Это же не чечен, это Ленка!"
"Скажи хотя бы, что еще не трахалась с ним, пока я там был! Скажи же! Ведь ты моя, только моя, да? Да!!!" - отчаянно хрипел Сашка, тряся Лену, но она молчала. Молчала и тогда, когда он, разорвав на ней платье и белье, стал насиловать ее - после долгого вынужденного воздержания вид испуганной и беспомощно лежащей девушки и воспоминания об их прежней близости возбудили его. Ленка почти не сопротивлялась, не было сил, только прошептала сквозь слезы: "Ненавижу!.." Сексуальная разрядка у Александра совпала с прорывом всего накопленного за последнее время эмоционального напряжения. Он судорожно обнял Ленку и уронил свою голову ей на плечо, содрогаясь всем телом не столько от пронзившего его удовольствия, сколько от неожиданно прорвавшихся рыданий, и ей вдруг стало больше жалко не себя, а его...
Из-за его головы Ленка лишь в последний момент увидела окровавленного, но уже очнувшегося Диму и слишком поздно закричала: "Нет!!!" Массивная хрустальная ваза в руках ее нового друга со всего размаха опустилась на голову друга прежнего, и брызнувшая Сашкина кровь смешалась с ее слезами.
Свой последний бой он проиграл, даже не успев еще вернуться на войну...
Прелюбодеяние смерти подобно!
Приговорил 29-летнюю индонезийку Картин Карикендер к смертной казни побиванием камнями за прелюбодеяние шариатский суд Фуджейры, одного из семи Арабских Эмиратов. При этом суд оправдал ее любовника-индуса.
Этот вид средневековой смертной казни применяется только в отношении женщин (мужчин наказывают плетьми). Осужденную закапывают по шею в землю, и прохожие бросают камни в ее голову, пока не забьют насмерть.
Вот такие права человека. Точнее - женщины. То ли дело в нашей демократической стране - изменяй, сколько душе и телу угодно. Даже товарищеский суд теперь не грозит.
Смертельное танго втроем