"И чтоб вы не подумали, какой вы замечательный соблазнитель, я, пожалуй, напомню вам, что вы вовсе не один такой на свете. С меня снимали одежды гении - чуткие и нежные. И я не позволю себе увлечься сочинителем жалких эротических поделок" - эти слова в романе Фаулза "Мантисса" принадлежат богине Эрато, покровительнице лирики, на сей раз сошедшей к писателю-пациенту в образе обнаженной медсестры.
OТНОШЕНИЕ к Джону Фаулзу, большая часть творчества которого приходится на пик сексуальной революции 60-х, было и остается достаточно спорным как на родине, так и у нас. Одни англичане, вслед за агрессивно настроенной музой, обвиняют его в штамповке "эротических поделок", другие - в излишних умствованиях. Однако большинство как критиков, так и читателей по праву считают его одним из самых талантливых и популярных писателей наших дней. Так что слова Фаулза: "В Англии я давно уже ощущаю себя изгнанником" - скорее художественное преувеличение. Изгнанничество его выражается разве что в том, что уже который год он (вполне добровольно) ведет уединенную жизнь в провинциальном английском городке Лайм-Риджис. Такую же судьбу изгнанника избрал для себя герой одной из его новелл "Башня из черного дерева" - почти все произведения Фаулза отличаются некоторой автобиографичностью. Однако в отличие от Бресли - престарелого гениального художника, который ругается как сапожник и посвящает большую часть своего досуга выпивке и разврату, Фаулз, если верить его собственным словам, на лоне природы в основном предается раздумьям и духовному самосовершенствованию.
Литературная критика в адрес Фаулза в нашей стране отражает особенности его стиля с точностью кривого зеркала. В предисловии к советскому изданию в "Иностранной литературе" роман "Волхв" был отрекомендован как произведение, где "беспощадно высмеиваются психоанализ и эротическая вседозволенность" и явственно звучит "нравственный приговор". В общем, характерный элемент постмодернистского стеба в творениях Фаулза безусловно есть. Да и некоторая дидактичность, которая патологически свойственна английским писателям, тоже присутствует. Однако, что касается психоанализа, Фаулз - закоренелый поклонник Фрейда. И уж точно ничего не имеет против эротики. Как он сам говорит, "в наш век граница между эротикой и порнографией состряпана таким образом, что вся эта сфера вызывает массу проблем. Лично я не вижу ничего дурного в Эросе и совершенно не одобряю два наиболее популярных сейчас способа сводить с ним счеты - при помощи доведенной до автоматизма брутальности или же пуританской сухости".
Однако после известных изменений в российском политическом устройстве из сурового обличителя Фаулз, как по мановению волшебной палочки, превратился чуть ли не в автора бульварных романов. В отечественных вузах его если и проходят, то по-быстрому и с опаской. Конечно, Фаулз - мастер откровенных (но при этом лишенных пошлости) сцен. Однако, если уж так необходимо выбирать между жанрами "нравственного приговора" и "любовного романа", писатель безусловно ближе к первому.
Его кумиры - Томас Гарди, Джозеф Конрад и Диккенс. Его творческое кредо: "Искусство должно не только развлекать, но и просвещать, делать жизнь лучше". В какой-то мере Фаулза можно назвать современным англоязычным Львом Толстым. Недаром тяжеловесное порождение уединенной сельской жизни писателя - буколический Дэниэл Мартин с его духовной эволюцией на 700 страниц и трогательным пристрастием к деревенским цветочкам и яблочкам - смахивает чем-то на Левина или Пьера Безухова.
БОРИС СТРУГАЦКИЙ: "ИМЕНА ГЕРОЕВ МЫ БРАЛИ ИЗ ГАЗЕТ"