В СЕРЕДИНЕ 50-х гг. Николай Акимов, выступая на собрании в Доме актера ВТО, сказал примерно следующее: "Сколько помню себя, столько слышу разговоры о том, что МХАТ - великий театр, но сейчас он временно занемог. Беда МХАТа состоит вовсе не в том, что он подвержен частым простудам. Но в том, что лечиться он вынужден в Кремлевке, где врачи до того напуганы, что не знают, как измерить температуру. По любому поводу собирается консилиум и долго обсуждает: каким образом лучше подступиться к больному? Наконец, приняв взвешенное коллегиальное решение, знаменитые эскулапы робко приближаются к ответственному пациенту. Они просят чуть-чуть приоткрыть одеяло, чтобы можно было удостовериться: дышит ли еще больной? Пауза безнадежно затягивается, и тогда самый молодой, неопытный и нетерпеливый доктор осторожно берется за краешек одеяла, и в ту же секунду оттуда без всякого предупреждения раздается автоматная очередь. На этом консилиум заканчивается до следующего раза..."
Разумеется, я пересказываю слова замечательного режиссера и художника по памяти, но за смысл ручаюсь. Как вы догадываетесь, Акимову так и не посчастливилось дожить до окончательного выздоровления Художественного театра: он умер в 1968 г. - за два года до того, как сюда пришел Ефремов.
И звезды, и фальшь
ЗНАМЕНИТЫЕ мхатовские ступеньки - сколько поколений зрителей пережили на них удивительные мгновения! Признаюсь откровенно, я охотно бы сменил бесплатное кресло в партере, предоставляемое мне сегодня по долгу службы, на скромное место на ступеньке за 30 копеек, лишь бы на сцену снова вышли Книппер-Чехова, Качалов, Тарханов, Яншин, Андровская_ - представляете, какое это богатство! - и сыграли бы "Царя Федора Иоанновича", "На дне", "Горячее сердце", "Мертвые души", наконец, "Соло для часов с боем" - незабываемую "лебединую песню" второго поколения, которой мы обязаны драматургу О. Заграднику, режиссерам О. Ефремову и А. Васильеву.
Правда, рядом с выдающимися спектаклями на сцене МХАТа, к сожалению, шли и "Зеленая улица", "Алмазы", "Залп "Авроры", "Чужая тень", "Заговор обреченных" и много другой дребедени. Позже Ефремов справедливо заметит, что не могут безнаказанно одни и те же актеры сегодня играть Чехова, Горького, Толстого, а завтра - Сурова, Софронова и Вирту. Потому что театр - система сообщающихся сосудов: ложь и фальшь постепенно поражают метастазами весь организм - даже такой могучий и правдивый, каким изначально был задуман и создан МХАТ.
В сущности, "Современник" ничего нового не изобретал. Он пытался лишь воскресить то, что было забыто, безвозвратно утеряно, разменяно на серебро и злато сомнительных наград. Тем он и дорог был обществу, которое теперь зовут "шестидесятниками". Потому, я думаю, и позвали мхатовские "старики" Ефремова, что надеялись хоть так искупить свою вину перед Константином Сергеевичем и Владимиром Ивановичем накануне неизбежной встречи с ними...
...Одна из первых нашумевших постановок Ефремова во МХАТе - "Сталевары" Г. Бокарева. Это был тот самый случай, когда премьере предшествовал мощный пропагандистский шквал во всех средствах массовой информации, обещавших зрелище, до того невиданное. Исключительно по состоянию здоровья я не смог быть ни на просмотре, ни на премьере. Наблюдательный Виктор Розов тотчас заметил это и позвонил мне: "Отчего это я не видел вас на "Сталеварах"?" - "Я болею. А вы-то сами смотрели? Это действительно так замечательно?" - "Я этого вам не говорил." - "Выходит, вам не понравилось?" - "После "Сталеваров" нужно снова ставить "Зеленую улицу" или "Залп "Авроры"..."
"Ничего себе многообещающий отзыв", - подумал я. А когда выздоровел и посмотрел спектакль, понял, что Розов, помимо всего, преподал мне урок лаконичности. К счастью, догадка Виктора Сергеевича не оправдалась, и Ефремов ни до, ни после "Сталеваров" - никогда - "Зеленую улицу" или "Залп "Авроры" не ставил. Правда, это не означает, что он не совершал других ошибок, в том числе репертуарных и кадровых. Но кто из нас без греха?
И новые имена
ЗАТО Ефремов впервые "прописал" на мхатовской афише имена Александра Володина, Михаила Рощина, Александра Гельмана, Нины Павловой, Александра Галина, Александра Вампилова, Валентина Распутина, Людмилы Петрушевской. Вернул в репертуар почти всю драматургию Чехова. Пригласил талантливых актеров, с которыми прежде служил в "Современнике", да и из других театров тоже: к нему шли охотно, потому что верили. Правда, кое-кто затем из МХАТа ушел. Но большинство оставались с ним до конца. Без опасений конкуренции Ефремов предлагал поставить спектакли Анатолию Эфросу, Темуру Чхеидзе, Льву Додину, Адольфу Шапиро, Марку Розовскому, Каме Гинкасу, Роману Виктюку, Николаю Шейко, Роману Козаку - режиссерам очень разным. Потому и результаты их встречи со МХАТом были неоднозначными. Но совершенно очевидно, что Ефремов изо всех сил пытался продлить жизнь театру, который несколько дней назад начал уже без него свой 103-й сезон. Потому что он безусловно был строителем, делателем, деятелем. Будучи смертельно больным, продолжал трудиться из последних сил.
Премьера
ДУМАЕТСЯ, не случайно для своей последней работы он выбрал героическую комедию Эдмона Ростана "Сирано де Бержерак" в переводе Юрия Айхенвальда. Впервые Ефремов поставил ее еще в 1964 г. в "Современнике" с Сирано (М. Козаковым и И. Квашой) и Роксаной (Л. Толмачевой и Л. Гурченко). Спектакль тот, к сожалению, не стал событием. Но, очевидно, было что-то очень важное для режиссера в этой пьесе, если он захотел вернуться к ней снова. Ведь Ефремов и сам был в душе поэт, романтик, дуэлянт, что не мешало ему иногда просчитывать ситуацию с точностью подлинного прагматика. А уж как он умел влюбляться сам и влюблять в себя других!..
Теперь мы вряд ли узнаем, что имел в виду режиссер, выбирая "Сирано". Ефремов не успел завершить работу, и театр решил в память о нем довести спектакль до премьеры. Намерение, безусловно, похвальное, благородное, но в то же время и рискованное: как знать, одобрил бы Олег Николаевич то, что мы сейчас увидели и услышали от его имени? Спектакль, мягко говоря, производит странное впечатление. Дело не только в том, что из пьесы безжалостно выброшены многие сцены и образы. Но в том, что в спектакле не оказалось ни Сирано, ни Роксаны. Он - не поэт, тем более не влюбленный, не бретёр, не философ, не умница, не романтический герой, скорее всего - зануда. Она - милая простушка, которая ни при каких обстоятельствах не может полюбить кого бы то ни было за душу. Такая Роксана, по-моему, даже и не ведает вовсе, что есть душа. А тогда, спрашивается, стоило ли огород городить?
Понимаю, что пьеса - сложная, что играть на сцене любовь доступно далеко не каждому - все верно. Но, если несмотря на все усилия и самые благие намерения ничего не получается, может быть, лучше все-таки воздержаться от публичных высказываний?
* * *
МХАТ, любовь и боль моя! Еще полвека назад - действительно лучший театр в мире. Дай тебе Бог таланта и мудрости, чтобы на новом витке ты снова завладел нашими умами и сердцами. Пусть на этих подмостках появятся актеры-кумиры, а лучшие авторы почтут за честь увидеть свои пьесы на благословенной сцене, для которой писали Чехов, Горький, Булгаков. И чтобы не было отбоя от интересных предложений режиссеров и художников. И пусть в служебном гардеробе всегда висит запасное пальто Олега Табакова, как то было при Вл. И. Немировиче-Данченко, чтобы все знали: хозяин дома. И тогда, уверен, новые поколения зрителей, как мы в свое время, будут ночами простаивать в очередях в надежде добыть в кассе входной билет.
Бывшие люди