АКАДЕМИКА Элен Каррер д'ЭНКОСС называют самой эрудированной и энергичной женщиной Европы. Родом из небольшого грузинского городка, эта необычная француженка - один из ведущих специалистов по России, автор восьми книг по нашей истории. Мало кто так хорошо разбирается в родословных русских царей. Ко всему прочему Элен д'Энкосс - первая женщина, избранная пожизненным секретарем Французской академии. По-русски она говорит с едва заметным акцентом и без конца признается в любви к Москве.
- ПЕРВЫЙ раз встречаю иностранца, так виртуозно говорящего по-русски. Вы считали, сколько раз бывали в России?
- Давно перестала считать. Я уже тридцать лет по вашей стране гуляю.
- Вам по душе изменившаяся Москва?
- Да это же европейский Нью-Йорк! Вторая мировая столица. То, что вы сделали за эти десять лет, просто невероятно. Какая динамика жизни! В советские времена я думала, что никогда не смогла бы жить в таком сером, мрачном городе. А теперь я в восхищении.
- Мы Москву "большой деревней" называем...
- А мне кажется, что эта "большая деревня" уже вошла в XXI, а может быть, сразу в XXII век. Я почти весь мир объездила и не просто так это говорю. Москвичи, постоянно живя здесь, может быть, и не замечают, как радикально все вокруг них поменялось. И как изменились они сами. Даже физически - раньше москвичи были закрытыми, уходили в себя, а теперь как-то вытянулись, распрямились. И мужчины, и женщины. Раньше ваши женщины были очаровательны в юности, а потом их красота куда-то пропадала. А сейчас москвички расцвели.
- Во Франции, наверное, не такой сильный контраст между столицей и провинцией?
- Да нет, между Парижем и деревней тоже большая разница. С каждым годом она уменьшается, но тридцать лет назад контраст был огромным. Я много поездила по России и могу сказать, что провинция - не все, что находится вне Москвы и Петербурга. Большие города вполне современны. Маленькие городки, деревушки - да, это в какой-то степени вымирающий мир. Но на Западе он тоже постепенно вымирает, на смену ему приходит новый, более открытый и космополитичный мир. В вашей глубинке люди не могут наслаждаться свободой, потому что свобода - это прежде всего возможность нормально жить. А они заняты выживанием. Но революция у них в головах все равно произошла. Пусть у них нет сил идти вперед, но вернуться назад они уже не пытаются. На Западе говорят, что русские пассивные, что они все стерпят. Я думаю, что это не пассивность, а какая-то особая мудрость терпения.
- Для России и для Москвы актуальна проблема миграции. Как она решается в Париже?
- Пока никак не решается. Россия не единственная страна, которая сейчас на перепутье. Это острейший вопрос не только для Парижа, но и для всей Европы, национальный состав которой очень сильно меняется, хотя мы сами это еще толком не осознали. И внешний облик европейцев меняется, особенно это заметно на молодом поколении. Огромное распространение получает ислам, повсюду строятся мечети. Во Франции это теперь религия номер два, хотя мы всегда были католической страной. К тому же во Франции нет таких огромных территорий, как у вас, где могли бы селиться китайцы или африканцы. А Германию сплошь заполонили турки... Есть разные мнения, как эту проблему решать. Одни предлагают начать закрывать границы, чтобы остановить миграцию. Другие, наоборот, проповедуют полное ассимилирование в Европе выходцев из разных стран. Другой вопрос - что делать с культурой, традициями? Тоже интегрировать или дать им возможность сохранить свою национальную специфику? С другой стороны, наши правительства надеются, что из приезжих выйдут добрые французы, добрые голландцы, добрые немцы... Мы понимаем, что те, кто к нам едет, - несчастные люди, которые дома у себя терпят лишения. Надеюсь, что антагонизм не возьмет верх и смешение культур будет происходить без потрясений.
- Возможно ли, на ваш взгляд, объединение России с Европой?
- Будучи депутатом Европарламента, я всегда боролась за то, чтобы ваша страна вступила в Европу. Хотя я не уверена, что в интересах России быть частью Европы на тех же правах, что Чехия, Польша и другие маленькие государства. Россия слишком велика и неоднородна. Спросите, например, у калмыка, считает он себя европейцем или нет. Но в будущем Европа должна быть единой, а не кончаться, как сейчас, у российских границ.
- Речь москвичей, особенно молодежи, почти наполовину состоит из английского. Как у вас борются с американизмами? Французы известны как самые активные в мире борцы за чистоту языка.
- В 1994 году у нас вышел закон о запрете использования английских слов в административном языке.
- А в газетном?
- Не думаю, у нас ведь нет цензуры. В любом случае мало кто этот закон соблюдает. Франция ведь тоже очень неоднородна. Есть Франция городская, образованная, а есть Франция окраинная, где люди хоть и ходят в школу, но говорят на ужасном французском. Про газеты и Интернет я вообще не говорю. Правда, многие французы действительно помешаны на языке. Академия каждый день получает сотни писем с жалобами на то, как люди неприлично говорят. На телевидении есть очень популярная программа, где люди всех возрастов пишут диктанты. Прежде чем попасть на этот конкурс, они часами занимаются грамматикой.
- Вы правда дружили с Керенским?
- "Дружила" - это громко сказано. Первый раз мы встретились в Америке, где я писала диссертацию о Средней Азии. Я занималась в Стэнфордском университете, куда были переправлены дипломатические архивы Маклакова, который во время революции был русским послом в Париже. Керенский жил неподалеку. Ему было почти 90 лет, но это был удивительный старик. Очень жизнерадостный и неутомимый. Слепой, но радушно принимал всех, кто к нему приходил. Память у него была изумительная. Меня он сразу полюбил, потому что я была единственным человеком, интересовавшимся его отцом, который как раз был инспектором высшего образования в Туркестане. Потом он приезжал в Париж и приглашал меня к себе.
- Он никогда ни в чем не раскаивался?
- Керенский подробно рассказывал мне обо всем происходившем в те дни, помнил все до деталей. Он пробовал оправдать свою политику, считал, что был прав, что нигде не ошибся. А он явно ошибся...