Никита ВЫСОЦКИЙ - актер, режиссер, директор Дома-музея Владимира Высоцкого. Под его руководством музей Высоцкого не хранилище пыльных вещей и пожелтевших страниц, а живой, пульсирующий, творческий организм.
- У НАС есть библиотека произведений Высоцкого и о нем, художественная галерея, выставочный зал, представляющий историю жизни Высоцкого, и огромное количество экспонатов в фондохранилище, которое сейчас достраивается, небольшой театрально-концертный зал, где идут спектакли, концерты, встречи, конференции. Зал не простаивает. Когда у нас проходил фестиваль студенческих дипломных спектаклей, столько было народу, что впору было вызывать конную милицию. Бывают очень хорошие концерты, в том числе бардовские. Есть еще тон-студия, научный отдел (здесь писались и кандидатские диссертации), издательский отдел - одно дополняет другое. Это, с одной стороны, "образец" нашего советского Дома культуры, только профессионального, ненатужного, а с другой стороны - западный вариант культурного центра. То на один модуль напряг, то на другой, так оно и шевелится. Вот такая подвижная структура. Мне кажется правильным и справедливым то, что все это носит имя Высоцкого. Что лучшая память о таких людях не пионеры, которые куда-то несут цветы, преклоняют колено, а вот такая активная творческая жизнь.
- А в финансовом плане? Ходить с протянутой рукой приходится?
- Иногда. И ничего страшного в этом нет. Корона с головы не упадет - надо ее и поклонить порой. И люди помогают.
- Вы в течение 7 лет не выходили на сцену. Почему?
- Тут целый комплекс причин. У меня была довольно бурная театральная юность, я слишком быстро понял, что не очень хочу работать в большой труппе, а хочу заниматься своим театром - студийным, пусть даже в подвале. И у меня была своя театральная группа, которая называлась "Московский маленький театр". Казалось: соберу людей, найду какие-то деньги, помещение, зритель будет идти и будем жить сами по себе. А потом жизнь как шарахнула сверху! Всеми этими реформами, тем, что людям вообще стало не до театра. Все распалось. Я очень тяжело это переживал. Пробовал вернуться в театр, не очень удачно. Потом вообще уехал, более полугода жил в Таджикистане, снимал кино. И про театр не то чтобы забыл, просто было не до этого. А сейчас... Очень хочу вернуться в театр. Иногда смотрю какие-то работы и завидую своим товарищам, которые работают в театре. Но не знаю - смогу ли. Актер 15-20 раз в месяц выходит на сцену. И эти вечера вычеркнуты для всего - для семьи, для друзей, для гулянок! И примерно столько же репетиций. Значит - и утро вычеркнуто. В каком-то смысле все актеры - крепостные театра. Вот от этого я отвык. Сейчас 4-5 раз в месяц играю "Фауста" в Театре Луны. И если вечером спектакль, сижу здесь, ковыряю какие-то бумажки, ругаюсь с кем-то, учу жизни подчиненных, а в голове свербит не столько текст, сколько: "У тебя спектакль! Соберись! Возьми себя в ежовые рукавицы! Ты должен сыграть!.." И мне трудно. Хотя мне нравится играть там. Мне там по-человечески хорошо.
- Читала одну из рецензий на "Фауста", где по большей части обсуждалась не ваша актерская работа, а то, насколько вы похожи на отца. Как вы реагируете на такие вещи?
- Я на отца похож не сильно. Знаю отца, помню его живым - помню совершенно другой человеческий тип и темперамент не такой, как у меня. А когда говорят: "У-у как похож!", значит, люди просто хотят это видеть. С этим бороться невозможно. Отец - громадный авторитет для миллионов людей. Что, я им буду запрещать видеть то, чего они жаждут? А потом, я нисколько не стесняюсь своего родства. Наоборот - доволен и горжусь им. И хочу, чтобы мои дети через какое-то время говорили, что они похожи на меня. А вообще - это не беда. В 95% рецензий, высказываний обо мне как об актере, режиссере, директоре музея присутствует тема сравнения меня и отца. Ну что же делать? Она присутствует 37 лет в моей жизни, эта тема. Я к этому привык. Я с этим вырос.
- А каким для вас остался Владимир Семенович?
- Не люблю и не умею об этом говорить, потому что получается очень плохо. Я много читал про Пушкина, Блока, Гумилева - воспоминания, записки о них. И меня поражала их убогость. С одной стороны, я знал стихи, прозу Булгакова, Мандельштама. А потом я читал воспоминания о них и думал: "Боже мой! Какой-то скучный, нудный, неостроумный, даже непорядочный человек получается! Как же он мог написать такие вещи, которыми все зачитываются?" И когда меня просят: "Расскажи про отца", я думаю, что, если я начну говорить о нем, у меня получится то же самое. А он не был ни скучным, ни плохим, ни неостроумным. И по нему было видно, что все это написал именно он! А я не могу передать этого словами. Для этого надо талант иметь... Знаю многих вспоминателей об отце. Иногда слушаю их, читаю что-то и думаю: "А про кого они говорят?" Хотя понимаю, что они были знакомы с ним, дружили. Трудно это. В этом плане я очень люблю дневники Золотухина, потому что они - как документ. 35 лет назад, записывая что-то про своего товарища Володю, он никак не мог рассчитывать на такую мемуарность звездную. И это какие-то очень чистые вещи. Там много деталей, которых я вообще до этого не знал. У меня же воспоминания об отце в большинстве своем детские, юношеские, достаточно для меня интимные. И боюсь, что, если стану их пересказывать, они вместе с этим рассказом и уйдут... К тому же, повторюсь, я не очень умею это делать.
- Когда-то вы пробовали создать театр, теперь ваше детище - музей. Что будет следующим?
- С одной стороны, я хочу вернуться в профессию или, во всяком случае, к тому, что связано с творчеством. И такие предложения так или иначе временами поступают. Но до тех пор, пока здесь, в музее, дело не будет доведено до конца, я отсюда не уйду. Сейчас вот Владимир Новиков заканчивает работу над новой книгой о моем отце для серии "ЖЗЛ". А мы все принимаем в этом активное участие. Это, на мой взгляд, наиболее полная и объективная биография Высоцкого. Думаю, что к концу этого года она выйдет. Ну и идет ремонт, закладываются новые помещения. Мне говорят: "Вот ты все построишь, сделаешь и как потом уйдешь?" Многие пришли сюда потому, что я их попросил, хотя могли найти гораздо более денежную работу. Что будет с ними? Не знаю, на эту тему я еще не думал. Все не так просто. И дело не только в том, что это связано с отцом (я уже привязался к этим людям, к этому месту). Не могу сказать, что мне нравится бухучет, но... в детстве я любил строить что-то из кубиков. Такой я созидатель. Мне нравится, когда чего-то не было, а ты сделал! Мой дедушка по маминой линии первым запустил двухступенчатую ракету в космос, изобрел твердое топливо - он был химиком. Наверное, у меня в крови есть что-то от дедов-прадедов, казаков, которые пахали землю. В строительстве этого музея есть мой созидательный момент. Я верю, что все получится. И как потом уйду?.. Ну - пойду ваять что-нибудь новое!
Олег Табаков: "Свобода и независимость - дорогого стоят"