АЛЕКСАНДР Филиппенко - из тех редких актеров, которых знают и любят все. Человек-фейерверк. Закручивает, как вихрь, обрушивается, как водопад. Энергетика - через край. Сегодня он - в "свободном полете". В "На дне" в "Табакерке" он - Сатин, в театре у Калягина - Антонио в "Венецианском купце", в Театре им. Моссовета - Ихарев в премьерных "Игроках" Гоголя. Имеет свой театр "Моно-Дуэт-Трио". Во время беседы он бурно жестикулирует, перебивает, вскакивает. И читает стихи...
- АЛЕКСАНДР Георгиевич, сейчас стало модно приглашать звезд на коммерческие мероприятия. А вы в них участвуете?
- Да, и меня приглашают иногда на презентацию или чествование. Уже знаю заранее - будут мэр с женой, прокурор с женой, и действо - между ресторанными столиками. Правда, мне как-то дали совет: а ты пойди за стойку бара, это тебе будет как бы рампа, постучи вилочкой, и у всех сработает рефлекс, как у собаки Павлова, - замолкнуть.
- Способ существования в профессии у актеров вообще изменился. И что же лучше, надежнее - прежняя строгая система или нынешняя свобода?
- Конечно свобода. Прежде всего свобода выбора. Наконец я перестал по ночам вздрагивать при словах "партком Театра Вахтангова". А любимовская Таганка? Я играл там с 69-го по 75-й, и это были бесконечные запреты спектаклей, готовых, бесконечные их сдачи начальству по идеологии и т. д. А эти "тройки" - местком-партком-дирекция? Даже участие артиста в концертах было регламентировано. У меня хранится программка, где я заявлен в одном из концертов, а когда приехал, мне сказали: "Не надо, вас не будет сегодня на сцене". Сейчас это кажется абсурдом, но в обмен на билеты на Таганку, которые были тогда как валюта, нам показывали зарубежные фильмы в Госфильмофонде, которые нельзя было увидеть вообще нигде. Любая загранпоездка в Польшу, Чехословакию казалась манной небесной. Помню, как мы с Андрюшей Толубеевым от молодежной секции ВТО поехали на Авиньонский фестиваль, как сидели в Париже на набережной Сены, расстелив салфеточку с порезанными огурчиками с ленинградского рынка, и это был такой кайф, такое чувство свободы! Но в кармане лежал обратный билет в Москву, наутро улетал наш самолет. И вот это было счастье.
- Ваше отношение к режиссуре нового поколения?
- Это не мое, я этого нового не принимаю. Но пусть оно будет. У них такой "постмодернизм" молодежный, стеб такой. Сын мой - Паштет, Павел Александрович Филиппенко, вот это оно, другое поколение. Я к нему на концерты (Павел - известный музыкант, исполняющий панк-рок. - М. М.) без скафандра не хожу.
- А вообще сегодняшние молодые - они какие?
- Могу сказать о своих детях, особенно о младшей. Они - другие. Свободно говорят по-английски. Вот я процитирую то, что говорил Вахтангов своим ученикам: "Мы небрежны и небережливы, мы все думаем, что это успеем, это от меня не уйдет. А дни уходят, потому что мы молоды и не умеем считать дней. Ах, если б можно было вернуть! Как бы я прожил каждый час земного существования!" Вот что я посоветовал бы молодым: у вас есть возможность не сказать этих слов. Сейчас, снимаясь в сериале "Бедная Настя", я много общался с молодыми актерами и понял: да, они другие. Но я думаю: ведь это же тоже теперь моя публика!
- Вам удалось не потеряться в новых условиях жизни?
- Когда пошли такие перемены, у меня не было шока, чтобы - все, я так жить не смогу. Из академического, прославленного Вахтанговского театра ушел по своей воле. Михаил Александрович Ульянов меня понял, сказав: "Ну, ты и один сможешь". И этот мой уход заставил меня еще больше думать, бегать, пробовать. Но та независимость вольного стрелка, которую обрел, заставила, в свою очередь, дорого платить. Я спасался своими концертными литературными выступлениями.
- Где вы "сам себе режиссер"?
- К сожалению. Потому что мой многолетний режиссерский опыт в такого рода выступлениях уже себя исчерпал. К тому же я видел настоящих, талантливейших режиссеров, с некоторыми из них работал. Виктюк, Капланян, Стуруа, Эфрос, Ефремов... Вот чего мне не хватает сегодня - работы с режиссером, что возможно только в стационарном театре. Тоскую по тому, что называется "репетиция". Но, к сожалению, это понятие, по-моему, осталось вообще в прошлом веке. И самое главное, что молодые уже и не хотят этого! Вникать не хотят.
- Вы из немногих актеров, долго сторонившихся сериалов. Теперь же снялись в "Бедной Насте"...
- Сериалы, или, как их называют, "мыльные оперы", - это такой жанр особый. И если он имеет спрос, востребован, значит, надо актеру уметь в нем работать. Да работать так, чтобы любому зрителю с любой серии все было понятно. И хотелось смотреть дальше. Другое дело, что, скажем, у меня позади и "Мой друг Иван Лапшин" Алексея Германа, и "Торпедоносцы" Семена Арановича, и "Ближний круг" Кончаловского.
- Что бы вы пожелали своим коллегам?
- Простая вещь - нужно учить язык. А не так, как у меня и других актеров моего поколения: или уж играть по-английски, или лихорадочно транскрипцию вспоминать. А главное - не сидеть на кухне и не жаловаться, а работать. Актер должен выступать. Исполнять Его Величество Номер.
- Каким, по-вашему, должен быть идеальный театр?
- При любом разностилье, разножанровье все равно должна быть одна команда, которая собиралась бы за одним столом, ела бы из одного котелка, а во главе стола должен сидеть один, гуру - бородатый человек с ложкой и бить этой ложкой по лбу неумелых. В театре должна быть диктатура. Абсолютная монархия.